Архит, здравствуйте, располагайтесь удобнее)) Благие знамения? Сыромятникова?

---

 Егинэ, здравствуйте, устраивайтесь поудобнее. Благие знамения?

---

 <Bro|Kat>, привет, кэп!

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

А что вы сублимируете в героев и добираете через них?
Я желание отдавать, не считая, как не умею, и готовность отдать право на моё разрушение, уничтожение (в обоих смыслах), которое в жизни на самом деле не готова никому отдать. Серьёзно, иногда мне кажется, что это главная трагедия моей жизни, отсутствие такого человека.

---

Небесный дипломат. Подведём итоги

Я, оказывается, ещё не закончила с шутками самосмейками.

Название: Небесный дипломат. Подведём итоги
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 722 слова
Канон: Благие Знамения
Пейринг: Гавриил, Михаил, упоминаются главные герои и Вельзевул.
Категория: джен
Жанр: разговоры, шутка
Рейтинг: G
Содержание: Михаил возвращается из Ада недовольная.

Михаил чеканила широкий шаг по кабинету брата с такой яростью, что Гавриил на всякий случай убрал в стол все бумаги. Мало ли…
— Твой херувим… — с нежностью бензопилы начала озвучивать свои претензии сестра.
— Он уже начало… — решил он напомнить ей её же аргумент.
— Гррррау! — кажется, даже зубами клацнула.
Гавриил поднял руки, выставляя вперёд безоружные ладони:
— Извини, извини, как скажешь, пусть будет мой, пусть будет херувим, пусть…
— Гавриил! — стёкла в окнах дрогнули, Гавриил улыбнулся.
— Что-то случилось?
В аду определённо что-то случилось, кроме неудачной казни, иначе сестричка бы не полыхала сейчас праведной яростью так, что адское пламя начинало казаться прохладным. И не стоило её дразнить, вот совсем не стоило, но просто невозможно было удержаться и не поковырять броню суровой безупречности, к которой Михаил так привыкла, что иногда начинала принимать за себя настоящую.
— Этот… этот…
— Я понял о ком ты, — поторопил пытающуюся подобрать подходящий для ангельских уст эпитет сестру Гавриил.
— Потребовал у меня полотенце.
— Прямо потребовал? — восхитился Гавриил. С некоторой даже завистью. Обычно какие-то чёткие инструкции из вестника Всевышней приходилось буквально выбивать… Иногда прямо Апокалипсисом, да. И то до прямых требований дело всё равно не дошло. — Сказал: дай сюда немедленно?
— … нет, — с некоторой заминкой признала Михаил, слишком честная, чтобы плутовать. — Попросил. Спросил, могу ли я…
— И ты смогла? — развеселился Гавриил, начиная понимать корни ярости сестры. Дело было не в наглости Азирафаила, а в том, что Михаил повелась. После стольких столетий выговоров о том, что Гавриил слишком уступчив с бывшим херувимом. Прелесть какая!
Михаил прищурилась, рассматривая брата, максимально далёкого от сочувствия, и со вздохом устроилась у него на столе. Абсолютно неподобающе, именно так, как она предпочитала сидеть всегда до Падения, а теперь, только оставшись наедине с Гавриилом, продолжала выбирать любые непредназначенные для сидения поверхности.
— Ты злорадствуешь, мой любимый брат.
— И в мыслях не было, — с нежностью возразил Гавриил. — А в меня огнём плевались…
Только было успокоившаяся Михаил полыхнула праведным гневом с новой силой мгновенно, так что Гавриил поспешил схватить её за ладонь, удерживая на месте.
— Ну-ну, Миш, всё в порядке. Мальчик просто дурачился, и опять же, обиделся за друга, его можно понять и…
— Избавь меня от своих объяснений! — потребовала Михаил и с сарказмом уточнила. — Невинных. Тебя бы в ад, адвокатом к грешникам, если б и не убедил наших «друзей», так задобал бы…
— Может поэтому меня даже не позвали? — задумчиво протянул Гавриил.
— Если б он тебя задел — я бы его разобрала на косточки, — вернула его из размышлений сестра. — Даже если бы его можно было понять.
Гавриил в этом не сомневался. В конце концов, его сестра воплощала собой не милосердие. И даже не прям чтоб справедливость. Она была воином и защитником, а потому горе тем, кто покусится на что-то или тем более кого-то важного для неё.
— Я был осторожен.
— Пф.
— Как там Вельзевул? — решил перевести тему Гавриил.
— Обижена на тебя, зла на меня…
— На тебя-то за что?!
— Ну как… — улыбка Михаил стала недоброй. — Кажется, она подозревает, что всё это ж-ж-ж не спроста…
— Никогда не была дуррой, — с лёгкой ностальгией заметил Гавриил.
— И во всём виноват ты.
— Это же неправда!
— Правда, — категорически не согласилась с ним Михаил. — Это именно, что правда.
— Миша?
— Ладно, — смягчилась она, — только отчасти. Ты этому потворствуешь, — архистратиг снова вспомнила, что не одобряет решение брата. — Но Вельзевул решила, что это всё твоих рук дело — организовать ей неуязвимого к святой воде демона и меня с графином на изготовку… может, когда война всё-таки случится вместо мечей раздадим всем пульверизаторы?
— Оригинально, — нашёлся, наконец, с ответом молчавший несколько секунд Гавриил. — Так она решила, что ты пришла подстраховать змея?
— Я не знаю что она решила, но свою собачку на поводок она всё-таки взяла и позволила твоему… твоему…
— Я понял.
— Благополучно покинуть ад.
Гавриил внимательно посмотрел на Михаил:
— И?
Михаил, не обращая внимания на взгляд брата, рассматривала маникюр. Ничего так, удачный получился, возможно, пока не стоит его менять и…
— Миша?
— Они благополучно встретились в парке, и я ушла, — закатила глаза архистратиг. — Теперь твоя душа спокойна?
— Спасибо.
— Иногда я тебя ненавижу.
Гавриил улыбнулся ей редкой, ненапряжённой улыбкой:
— А я тебя всегда люблю.
Михаил смотрела в наглые фиалковые глаза и отчётливо понимала, почему Вельзевул было легче разбираться со своими башибузуками, чем спорить. Эта тварь… божья, любимый братец, вообще спорить не любил. Это порой убивало, порой вызывала желание придушить, но чаще всего именно из-за этого Михаил обычно прислушивалась к его мнению больше, чем к своему.
— Я знаю.
Гавриил расхохотался:
— Ты научилась отвечать правильно!
Но иногда Михаил всё-таки хотела его придушить. И кто бы её осудил?

---

Позавтракал в 9. Пообедал в 19.00, потому что нужно было накормить Крылатую, решил, что наверное я есть тоже хочу.
Поужинать забил, я же уже поел. И вообще есть чай и конфетки. Если уснуть до 3, то этого действительно хватит.

---

Благие знамения я не читал, а смотрел. Что для меня обычно нехарактерно, но что-то как-то. И посмотреть хотелось, и Крылатая радостно летала вокруг, и с мамой хотелось посмотреть чего-то вместе и я подумал: а чтоб и нет?
Теперь задумчиво смотрю на книжку. С одной стороны это ж первоисточник. Нужно припасть, ознакомиться, получить большую палитру смыслов и перекрёстков возможностей...
С другой стороны: зачем это всё, если там нет Гавриила?

---

Небесный дипломат. Всё отменяется

Пока у меня висит полный дыр план на фикло с кодовым названием "больная ветка", но уже на 2К+ одного только плана и почти 3К осколков сцен оттуда же, душа потребовала веселья и хулиганства.

Название: Небесный дипломат. Всё отменяется
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 1 358 слов
Канон: Благие Знамения
Пейринг: Гавриил, Михаил, упоминаются главные герои и Вельзевул.
Категория: джен
Жанр: разговоры, шутка
Рейтинг: G
Содержание: Гавриил возвращается после встречи с Антихристом и разговором с Азирафаилом и Кроули на Небеса, чтоб сообщить Михаил, что всё, кина не будет.

— Михаил, всё отменяется, — жизнерадостно объявил Гавриил, появляясь на террасе, где сестра готовилась к предстоящему сражению. То есть наслаждалась красотой Небес.
— В смысле? — она подозрительно оглядела его с ног до головы, будто ожидая какого-то подвоха. — Что произошло на Земле и почему ты до сих пор не трубишь…
— Я же сказал, всё отменяется, — досадливо хлопнул в ладоши Гавриил, сияя такой улыбкой, что у его сестры возникли подозрения на счёт силы его мигрени, которой, конечно, не могло быть у ангелов, но это же Гавриил, её бесконечно талантливый братик. Он — мог.
Михаил прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, медленный выдох, потом огляделась, убедилась, что никто кроме Гавриила её не видит, и села на перила балкончика над облачной бездной:
— Почему? Что у вас там случилось вообще?
— Сначала дети убили трёх всадников из четырёх, — начал Гавриил издалека, и лицо Михаил приобрело такую интересную конфигурацию, что он даже замолчал, рассматривая внимательнее.
— Убили?
— Гм… нет, всё-таки убили — это вряд ли, но развоплотили — это точно, — скорректировал информацию Гавриил.
— Ладно, мир уже не кажется таким безумным, — кивнула Михаил своим сомнениям. — Дальше что?
— Дальше я пошёл проверить, что там вообще происходит, встретиться со старой знакомой…
— Она была в восторге? — на лбу Михаил только таблички «сарказм» не хватало. Светящейся.
— Как всегда, Миша, как всегда, — лучезарно улыбнулся Гавриил, но тут же убрал улыбку, когда сестра нахмурилась. Иногда он увлекался, изображая уверенность. Впрочем, она тоже. — Посмотреть как там подопечный…
— Всё-таки Азирафаил, — осуждающе заключила Михаил, сурово смотря на брата. — Гавриил, то, что он раньше был херувимом…
— Означает, что пока Она желала прямо сообщать нам свою волю, выбирала она для этого именно его. Логично предположить, что он привык понимать Её чуть лучше, чем мы. Как минимум, в отличие от нас, с ним она разговаривала.
Михаил поджала губы и отвернулась, рассматривая облачные перекаты за своей спиной.
— Допустим… Только допустим, что я верю этому твоему очередному невинному объяснению…
— Это не…
— Допустим, — с нажимом повторила Михаил, — что я верю. Хорошо, наш скромный начало решил вспомнить зарю творения и перестать мямлить, ты дождался, всего-то ничего ждать пришлось, меньше трёх тысяч лет, мне, вероятно, нужно тебя поздравить с этим знаменатель…
— Миша…
— Да-да, конечно. Так Азирафаил вспомнил, что умеет думать и толковать?
— Примерно.
— И?
— Непостижимый замысел никто не может знать изначально, — улыбнулся Гавриил и поймал сестру за руки, когда та попыталась взмахнуть ими от возмущения. — А его сын не жаждет власти и гибели мира.
— Пф!
— Гордишься племянником? — он напрашивался, определённо, но лучше он, чем кто-то ещё, кого Михаил не будет жалко. Так что удар в живот был вполне ожидаемым, но Гавриил не стал уворачиваться. В конце концов, должна же у его сестры быть возможность хоть иногда расслабиться. С кем, если не с ним?
— Я хочу оторвать ему голову!
— Мальчику? — удивился Гавриил.
— Твоему грёбанному вестнику, братишка! В последний момент, в последний момент он додумался перестать мямлить, а начать нормально говорить! Что я сейчас должна пойти и всем сказать?
— Что мир лучше войны? — предложил Гавриил и получил ещё один удар по рёбрам, в этот скорее формальный.
— Я сейчас тебе голову оторву, — со всей возможностью нежностью и заботой пообещала Михаил, глядя ему в глаза.
— Если тебя это утешит, — послушно замер в лёгком поклоне Гавриил, и получил подзатыльник от самой нежной сестры в мире. Честное слово, он бы себя на её месте давно придушил.
— Не ёрничай. Что мне делать?
— Не нервничать, мы что-нибудь придумаем, — он приобнял её, помогая спрыгнуть на пол. Не то чтобы в этом была необходимость, но ему было приятно. — Всё будет хорошо. У нас просто будет ещё немного времени.
— Наломать дров? — устало уточнила Михаил, лучше всех знающая, как много сомнений в правильности принятых решений за ослепительной улыбкой её брата. Нет, он не сомневается ни в Ней, ни в Небесах, ни в свете и добре, но в том, что они справляются правильно — постоянно. И не он один. Ангелы надеялись, что Она вернётся после конца мира, как и было обещано, спасёт бессмертные души человеческие, создаст им новый мир, лишённый демонов, где люди смогу идти вперёд быстрее и лучше. Даже если все ангелы исчезнут следом за демонами, разве Её замысел, разве безопасность человеческих душ, не стоят того? Ангелы шли вперёд с завязанными глазами, и некому было сказать им, правы они или нет в своих решениях.
А теперь от тысячелетнего сна проснулся бывший херувим и говорит, что они должны и дальше продолжать так же слепо искать путь. И Гавриил готов с этим согласиться и остаться крайним.
Михаил этого доверия к Аирафаилу было не понять, однозначно, но не драться же с Гавриилом из-за такой ерунды! И не задумываться о том, когда Апокалипсис превратился в ерунуду из величайшего события в истории Земли.
— До Её возвращения, — возразил Гавриил. — Возможно, этому идиоту надо просто ещё немного времени, чтобы понять какой он дурак и раскаяться…
— Веришь в него? — удивилась Михаил с надеждой на то, что не ослышалась. Она… скучала.
— В свет Её творения в его душе, — вздохнул Гавриил. Брат сделал всё, что только мог, чтобы верить именно в него стало затруднительно. — Может конфликт с собственным сыном его чему-то научит?
— Оптимист… Ладно, пошли к войскам. Объяснять им, что… да я слов-то таких не знаю, Гавриил!
— Ты не виновата, — утешил он её, — это ведь я не трублю начало битвы. Мне и объясняться.
Михаил покачала головой, направляясь к двери:
— Как Вельзевул только согласилась на это?
— Я её не спрашивал, — с некоторым недоумением отозвался Гавриил. — Думаешь, нужно было обсудить с ней это?
— А как ты тогда…
— Просто посетовал о том, как мне теперь всё это воинство усмирять. Она никогда не была дуррой, и отлично всё поняла.
— Ах да, точно… Зачем договариваться, когда можно поставить перед фактом… И ты — небесный дипломат, — Михаил подняла взгляд к потолку, будто надеясь на какую-то реакцию свыше.
— Разве я плохо справляюсь со своими обязанностями?
— До сих пор порой удивляюсь, что это не ты поднял мятеж с твоей-то уверенностью и наглостью… Ты верен ей?
— Нет, — лицо Гавриила стало на несколько секунд бесконечно усталым. — Я верю ей. Этот мир прекрасен, не смотря на все усилия наших «друзей» и наши собственные ошибки. Она ведает, что делает, даже если я это не понимаю. Значит, мне ещё рано.
Михаил улыбнулась:
— Твоё смирение — близнец его гордыни.
— И прямота и честность — сестра их, — вернул ей улыбку Гавриил.
— Ладно, пошли уже, — обрывая бесконечный разговор, махнула рукой Михаил.
— Кстати, Вельзевул наверняка решит сделать виноватым во всём Змея, — поравнялся с ней в коридоре Гавриил.
— Нам-то что?
— Азирафаил наверняка будет сильно против. Наверняка. И вряд ли отпустит его туда…
— Гавриил, нет, — попыталась быть благоразумной и твёрдой Михаил. — Нет-нет-нет, это даже не невинные объяснения, это мошенничество и…
— Да ладно, если попросим у них адское пламя, они сами догадаются попросить святой воды, а она Азирафаилу не страшна.
— Зачем нам адское пламя? — не поняла Архистратиг, и почти тут же подумала, что лучше бы ей не знать.
— Гм… тоже можем показательную казнь устроить, чтоб войска успокоить…
Действительно, лучше бы она не знала.
— Адским пламенем?
— Оно не причин вреда Змею…
— О котором так беспокоится твой Азирафаил, и чёрта с два у нас успокоятся войска после такой казни, Гавриил, что за лапшу ты мне вешаешь на уши?!
Гавриил смотрел на неё настолько безмятежно, что Михаил замолчала. Хуже геометрически-выверенной улыбки брата была только эта безмятежность, когда ему так тяжело, что он даже от неё закрывается. Да в конце концов, если ему так уж хочется помочь этому… этому, в общем, то что ей, жалко что ли. Пусть только больше так не смотрит на неё.
— Думаешь, я не смогу их убедить, что это было проявление милосердия Всевышней? Говорящее, что два засранца правы, раз невредимы, и рано ещё конец света устраивать?
Михаил молча смотрела на него:
— Ты только что сказал, что хочешь воспользоваться доверием ангелов?
— Ты говоришь так, будто незаслуженным, — Гавриил изобразил обиду. И абсолютное непонимание в глазах. Такое… узнаваемое, что Михаил начала подозревать зачем он опекает бывшего херувима. Чтобы учиться съезжать с темы — не иначе.
— О, ради Всевышней, хватит!
— Миша…
— Я согласна, — отмахнулась от него Михаил, решившая, что легче согласиться, чем спорить несколько часов, а потом всё равно со всем согласиться, потому что небесный дипломат действительно умел вести переговоры, просто лично с ней он ещё и поболтать иногда любил. — Всё! И хватит об этом, Гавриил. Хватит, я сказала.
Гавриил улыбался ей, но не безмятежно, а благодарно, и Михаил вынуждена была признать, что, ладно, два паршивца стоили того, чтобы им помочь, если брату от этого спокойнее.
Хотя лучше бы был апокалипсис, тогда проблемы бы закончились все и сразу, так или иначе.

---

Я простыл, я молодец.
Чувство времени - идеальное

---

Пункт 1: влюбиться в мальчика — выполнено.
Пункт 2: сохнуть по нему лет 7 — выполнено.
Пункт 3: получить предложение встречаться — выполнено.
Пункт 4: со словами "мне нужно подумать" проебаться ещё лет на 5 — выполнено!

Всё, что нужно знать о моём умении строить романтические отношения.
И о том, почему я люблю юст - тоже.
Он такой, сука, безопасный... Если б от него ещё детей можно было бы завести...

---

Вообще, по итогам неторопливого ползания по фикбуку, имею сказать, что складывается ощущение, что фандому не хватает любви к сущему и боли.
Может я где-то не там ищу, а?

---

Ночью проводила  Хозяйка Маленького Кафе, что бесконечно печально. Зато целый месяц можно было падать ниц и припадать к прекрасным рукам моей тонкорукой королевы, что, конечно, хорошо но быстро заканчивается. И загнать королеву мыть посуду... и готовить вкусняшки (и маминым коллегам на работу - тоже)... и обсуждать тараканов и мои больные кинки... Боже, бесконечно люблю прекраснейшую женщину Очень много обсуждений моих кинков, когда-нибудь мне будет стыдно, что вечно именно моих, но это слиииишком хорошо и вкусно каждый раз, не могу удержаться никогда.

Зато, зато ко мне приехал ещё и мой капитан Крылатая, и это просто какая-то лошадиная доза умиления, прекрасного и добра... Особенно прекрасного... А ещё на крыльях её вдохновения я снова съездила попыриться на Айвазовского, снова умерла от восторга под "Среди волн" ( Унылый Ленивец, спасииииииииибо, моя прерасная, как я ни люблю этот музей - мне всегда нужен повод ), опять же, три часа по дороге в Феодосию мы охуенно на весь автобус дрочили на мужиков. Три часа. В голос. НЕ СБАВЛЯЯ МОЕГО ГОЛОСА, потому что люк открыт, дует, надо же хорошо слышать друг друга... На обратном пути правда уже старались чуть-чуть потише, потому что сложные отношения ангелов и демонов в "Знамениях" на фоне моей больной травы - не то о чём стоит орать прям совсем на весь автобус, надо же дать шанс людям сделать вид что через пять образовавшихся между нами пустых рядов им действительно ничего не слышно... надеюсь часть им действительно была не слышна...

Вчера на прощанье втроём сходили кормить козлов. ОБОЖАЮ КОРМИТЬ КОЗЛОВ. Делятся, суки, на три вида: наглые, которые тебя почти затопчут, ласковые, чей вес почти не чувствуется, когда они встают тебе на живот или бедренную косточку и ласково-ласково, как лапкой, а не копытом, по руке гладят, выпрашивая вкусняшку, и умные, которые просто забираются повыше и смотрят тебе в глаза, намекаааая.
Люди с другой стороны тупее козлов бывают, повыпускали тварей из загона вообще, мы потом бегали и ловили. Что могу сказать.. не нравлюсь я свободным козлам, даже с едой в руках... Расстроиться что ли?

---

Получите свою карту

Отправлено из приложения Diary.ru для Android

---

Акколада

Вообще-то я хотела драббл о том, как Война приходит к ангелу кошмарами. Но что-то пошло не так с самого начала и, кажется, кошмары организовались у Войны... Мы случайно

Название: Акколада
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 735 слов
Канон: Благие Знамения
Пейринг: Азирафаил, Война
Категория: джен
Жанр: разговоры
Рейтинг: G
Содержание: когда-то Азирафаил отдал меч людям, а вместе с ним - и Войну. Война пытается ему то припоминать.

Азирафаил хочет верить в то, что алая, раскрашенная всполохами огня и мазками крови, Война только снится ему, но беда в том, что её существование — не вопрос веры. Это факт, подтверждённый знанием. Она приходит к нему редко, обычно появляется за его плечом, когда он в одиночестве рассматривает мир с какой-нибудь возвышенности, со стены или скального уступа, а потом садится рядом, свешивает ноги вниз и беззаботно болтает ими. Кажется, что только ради того, чтобы поболтать в его компании ногами, она и приходит к нему. Игривая, как ребёнок. Безжалостная, как ребёнок, не ведающий страданий. Шесть тысяч лет детства с живыми, хрупкими игрушками в руках… Её следовало бояться, но Азирафаил испытывал что-то сродни жалости, и знал, что она возненавидела бы его за это, если бы узнала.
— Давно не виделись, — голос её трещит, как поленья в жарком костре, и она наматывает алый локон на палец. Она подобна невинной деве, одной из тех, ради которых рыцари ищут драконов и сражают друг друга в турнирах. Ей ничего не нужно делать, только смотреть на людей своими глазами, видеть в них ту ярость и гордыню, что когда-то с кровью своей пролили в мир Падшие, и люди сами дарили ей жизни друг друга не чинясь и не считая. — Тебе нравится мир людей?
Азирафаил смотрит на неё и видит тонкие руки, которым совсем не по мерке тяжёлый меч, первый из которых он когда-то сам отдал людям. Видит тонкие шелковые одежды и разлетающиеся от ветра волосы, которые оплавило бы пламя, дай она ему прикоснуться к себе. Сквозь хрупкость и женственность он видит ту, что раз за разом отворяет реку крови, омывающую мир.
— Ты меняешься с каждой нашей встречей.
Что ещё Азирафаил может ей сказать? Каждый век её голос устанавливает новые законы и традиции, следуя за её взглядом, люди находят новое знание, сжигая себя в её объятиях. Она менялась. Она такая же, какой впервые вышла в мир из кипящей крови схлестнувшихся друг с другом ангелов, подобно богини любви из человеческих мифов. Люди создали куда более безобидную и невинную историю… Жаль, ненастоящую. Потому что прийти волной может Война, а Любовь — зерно, которое нужно долго и бережно взращивать в себе каждый день. Творец никому не подарила лёгкого пути к себе.
— Ты мне не рад, — по губам Войны трещиной расползается улыбка. — Ты, отнявший меня у ангелов и отдавший людям. Ты отказался от меня, — кипящая ярость её голоса слышалась Азирафаилу детской незаслуженной обидой. — Ты сам бросил меня в этот тварный грязный мир, а теперь не рад меня здесь видеть?!
Азирафаил смотрит в её глаза и видит в них знакомую тоску, подобную той, что живёт в демонах по возможности доказывать Ей Её неправоту, подобную той, что живёт в ангелах по возможности слышать ЕЁ волю. Война хотела вернуться из мира людей в мир ангелов и демонов, вернуться к тем, кто породил её, сотворил из веры, сомнений и ошибок.
— Однажды, — Азирафаил обнимает её и чувствует, как она костенеет под его прикосновением, — однажды ты перестанешь лить кровь.
— Я — Война, — это приговор: миру и себе. Это напоминание о раздоре между братьями, который Азирафаил и так не в силах забыть.
Он улыбается, пока ветер кидает ему в лицо злое пламя её волос.
— Я знаю. Конечно я знаю, но у нас всех ещё много времени впереди, — он гладит, не бьёт, её по щеке, и глаза Войны сужаются до узких бойниц сквозь которые лучники готовы уже начать обстрел. Но что ему её стрелы? — Однажды они поймут. И ты вмести с ними — тоже.
Врагом людей никогда не был другой человек. Даже демоны были скорее собратья на том же пути, только бесконечно отставшими, отброшенными куда дальше от Её света, но не потерянные навечно. Потому что Она никого не лишала надежды. И веры. А настоящий враг: грех и слабость — всегда внутри, не снаружи, и война с ними не будет знать конца.
— Ты больше не Её уста, херувим. Ты больше не вещаешь Её волю… — Война защищалась. От того, кто больше не имел оружия, что могло бы поразить её. От того, кто всё ещё помнил, что в начале всего — было слово.
— Нет. Но я верю, крёстница.
— Однажды я вернусь, — она обещает и угрожает, выжигает в собственном сердце — решимость и бесстрашие. — Чего бы это не стоило мне. Чего бы это не стоило твоему обожаемому миру.
Азирафаил продолжает ей улыбаться и не говорит: возвращайся.
Однажды она снова ступит в Небесные чертоги, вновь изменившись, оставшись прежней. Когда вспомнит, что первая война, сотворившая её из небытия, началась не потому, что мятежные ангелы напали, а потому что остальные — встали на защиту. Однажды она вспомнит, что имя ей не Война — Защита.

---

Дважды мёртв

Кто хочет баечку про автора-распиздяя?
Я хочу.
В общем, дело было вечером, делать было нечего, курсы в самом разгаре, ко мне приходит умыл от РСИА со словами, что кто-то из моих читателей рекомендовал "Теперь твоя правда с тобой" к участию в конкурсе. Котичек, я не знаю, читаешь ли ты это, но мне было очень приятно, серьёзно.
Я такая порадовалась, думаю: ой, здорово! А потом вспоминаю, что дописывался он нервно, да ещё и бетой нормальной не вычитывался, в общем, нужно его хотя бы перечитать перед тем как куда-то выставлять ещё раз. Ну ладно ФБ, мало там что ли людей в угаре и упоросе дописывают макси прям в день выкладки? А тут как бы год прошёл, уже неприлично наверное, и месяц же есть времени, нужно хотя бы самой перечитать...
Но сцук... мне как-то... короче, я очень живо вспомнила, как словила в процессе написания ебучую паническую атаку, вторую и последнюю на данный момент в своей жизни. И вобщем что-то я как-то... ну вобщем ходила ВОКРУГ. Время заканчивается, и я такая: ой, да пофиг, ну мы ж это перед выкладкой читали, ну чо там, отправлю так.
И буквально наискось просматриваю самое начало. Автоматом, просто перед тем как пойти и отнести его куда положено.
И тут...
ВНЕЗАПНО!!!
Без подготовки вообще
... на меня выпрыгивает упоминание о том, что персонаж, который сюжетно-важно в будущем умрёт ближе к концу - уже мёртв НИКТО НЕ СКАЗАЛ ИЗ ЧИТАВШИХ.
В общем, рука у меня не поднялась его отправить, не перечитывая. Мне стыдно. И даже жаль.
Но автор, сцуко, распиздяй.

---

Обо мне и друзьях.
Мама:
— Дочь, признайся, ты в детстве мечтала быть рабовладельцем?
— Да. А почему мечтаЛА?
— Потому что кажется, что ты эту мечту уже исполнила

---

Я вообще же как с героями канонов-то обращаюсь в фикле... Мозгов же нет, вы понимаете, провести анализ, разобраться в тонкой душевной организации, в травмах детства, в особенностях психопроцессов и всего вот этого - это вот всё прикольное не про меня и никогда про меня не было. Любые попытки в анализ - это обычно результат многолетней подсознательной работы мозга, которые тщится, тщится понять.
Поэтому я, как тварь простая, как две копейки, просто снимаю эмоциональную кальку. Подкожное ощущение, тактиьно-звукой образ, общее представление о движение души. К вопросу о том, почему мне тяжело дискутировать о персонажах долго - тяжко ощущеня переводить в аргументы. Первая эмоция, третья логика, поверх всего этого ччетвёртая физика, которую логика использует как черновик и записной блокнотик разом.
Так... о чём бишь я... А, да! И есть соответсвенно у нас в герое с одной стороны - информация, так которая из канона, которая непоколебима настолько же, насколько непоколебим канон (по всякому то есть, от уважения зависит ). Есть вот эта эмоциональная калька, которая не про знание - про ощущение. Есть всё-таки некоторый анализ, который хоть я и ору чаечкой, что ни-ни, но всё-таки неторопливо (если кто-то не раскочегарит случайно) он идёт и результаты тоже накапливаются, обычно образуя забавную каллоидную смесь со снятой калькой. Работать с этим становится интереснее, легче и при этом пиздецки тяжелее, потому что чем лучше чувствуешь/понимаешь, тем аккуратнее приходится. Сова начинает отличать глобус от гороха, да.
А иногда из всего это прекрасно внезапно рождается ЗНАНИЕ о персонаже. Которое не знание, которое вообще-то должно называться фаноном, но понимаете: ЗНАНИЕ.
Ты именно знаешь эту хуйню про героя. Он скачет у тебя по голове с этой хуйнёй даже не то что с предложением обдумать и прикинуть, а вот просто, по факту. Скакать он может о чём-то вообще другом, просто в какой-то момент ты понимаешь что вот это вот - оно теперь всегда часть его.
Так Гай ненавидит кофе.
Так Тодер - курит и дымит, не приходя в сознание. То есть как не приходя, когда Рем рядом - не дымит, потому что Ларкес сигареты не любит, хотя когда дело касается Тода - не возражает.
Порой мне кажется, что это не ЗНАНИЕ, а связь через бездну, когда герои просто протягивают тебе руку, потому что я грёбанный кинестетик, и мне нужен КОНТАКТ.

---

Ему Пьетро снился

Пересмотрела на днях Эру Альтрона и вспомнила, что я про них ещё после первого просмотра хотела написать... Ну, вот только сейчас дошла)) Я не тормоз, не, я просто оооочень медленный газ.

Название: Ему Пьетро снился
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 455
Канон: КВМ. Эра Альтрона
Пейринг: Клинт, Пьетро
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G

— Он мне совсем не снится, — с растерянным недоумением и обидой, с едва осязаемой виной, однажды сказала Ванда, и Хоукай только молча потрепал её по плечу. Бывает, девочка. Не страшно, девочка. В этом нет твоей вины, девочка, он и так всегда с тобой.
Ему Пьетро снился.
Не каждую ночь, не каждую неделю. Иногда. Чтобы Клинт не привык, но и не забывал. А он помнил, привычно помнил о ребёнке, который выкупил его жизнь у пуль, как помнил обо всех других таких же. Только те, что были раньше — не были детьми, и от этого дышалось легче. А когда из-за тебя (для тебя, ради тебя — выбирай любой вариант, который больше нравится) в пыль валится пацан, который мог бы быть твоим старшим сыном, а может быть даже вторым…
Клинт просыпается беззвучно после каждого сна. Не вздрагивая, чтобы не побеспокоить жену, просто открывает глаза и смотрит в синий от сумерек потолок.
— Ты раскаиваешься? — голос из сна, голос-воспоминание, фантазия на грани кошмара бьётся в наглухо закрытой коробке черепа.
«Мне не в чем, — беззвучно отвечает собственной памяти ли, совести ли Клинт. — Я сожалею».
Спустя тринадцать дней, чёртову — проклятую — дюжину ночей, Пьетро снова возвращается на грани яви и сна, сидит на заборе вокруг его дома, наклонив белобрысую голову с падающей на глаза чёлкой к плечу:
— Ты отравляешь себя.
Клинт улыбается, вслушиваясь в безмятежное дыхание, прижавшейся к его боку жены: «У меня давно выработалась невосприимчивость к ядам, мальчик».
Где-то за гранью реальностью Пьетро улыбается одобрительно, но насмешливо.
— Если не буду приходить к тебе — приду к ней, — спустя полгода объясняет Пьетро, растерянно бросая гальку в штормящее море.
— Ей будет больнее, — Клинт не спешит просыпаться. У него множество подписок о неразглашении, а ещё детство в религиозной семье, которое приучило к исповеди. Пьетро не был священником и душу ему вывернуть не тянуло даже во сне (рёбра пересчитать за то, что так безмозгло умер — порой да), но всё-таки здесь можно было говорить, не оглядываясь на собственные подписи под грифами «совершенно секретно, умереть после прочтения».
— Нет, — камень вырывается из рук Пьетро неудачно, тонет почти у самой скалы. — Ей больнее сейчас, но если я приду — она не сможет идти вперёд. А она должна.
Клинт просыпается и думает о том, что близнецы действительно любили друг друга. Настолько, чтобы перечеркнуть себя ради друг друга. Недостаточно сильно, чтобы отказаться от бессмысленной мести ради друг друга.
Жаль.
— Прости, это снова я, — Пьетро последние годы появлялся так редко, что порой казалось, что больше Клинт его не увидит. И Хоукай не знает, чувствовал ли он сожаление или облегчение по этому поводу, но сегодня он ждал не его. Не его — другую… — Она не придёт.
Клинт смотрит на него — тяжело, давяще, молча, и пацан неловко пожимает плечами, но взгляда не отводит:
— Она говорит — будет слишком больно.
— Кому?
Пьетро улыбается криво, дёргает плечом: мол, сам же знаешь.
Клинт знает.
«Всем».

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра