Такое событие!

Название: Такое событие!
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  Хаук
Канон: “Колонизация”, И. Сыромятниковой
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой
Размер: мини, 1 255
Персонажи: отец доктора Венсон и другие
Категория: джен
Жанр: семейная драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: отец доктора Венсон абсолютно не рад решению дочери, но всё равно верит в неё и готовится к последствиям.
Примечание: посвящается Золоту, с любовью и благодарностью


Профессор Венсон сидел за рабочим столом и раздражённо выстукивал по столешнице военный марш.
— Скажи мне, Марк, разве я много хотел от вас и вашей службы?
Молодой (всего-то тридцать пять лет) офицер безопасности замялся и отвёл глаза.
— Никто не ожидал, что ваша дочь…
— Одна женщина с ребёнком, Марк, вы не смогли уследить за одной женщиной с ребёнком, — голосом профессора можно было растворять титановые стены, столько едкого сарказма было в нём. — За кем вы в состоянии уследить? Охрана детсада подойдёт, или это тоже будет слишком сложно для вас и ваших людей?
Марк покраснел, но промолчал. Приемлемых объяснений того, как госпожа Венсон с дочерью оказалась в числе колонистов-энтузиастов, у него всё равно не было.
— Почему ты молчишь? Мне интересно узнать ответ на свой вопрос.
— Мы можем полететь и вернуть её с…
— Нет, вы не можете, — Венсон раздражённо ударил ладонью по столу. — Вы могли остановить её до этого, вы могли быстрее заключить договор с больницей и запереть её в лечебнице на этот год, пока она не образумилась бы…
— Вы сами в это верите? — с вызовом перебил его офицер, и профессор недовольно поджал губы:
— После отлёта колонистов и, тем более, Изоляции колонии это уже не имело бы значения. И если вы не способны понять столь очевидный факт, то я начинаю понимать причину вашего «высокого профессионализма».
— Профессор…
— Идите, Марк, — Венсон отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. — Идите, я сказал, вы мне надоели.
Оставшись один, профессор какое-то время сидел неподвижно, потом запустил свой компьютер. Надо кое-что прикинуть и посчитать. А потом пойти и порадовать Тери новостью о том, что через пятнадцать лет они, скорее всего (Венсон был уверен, что обязательно), столкнутся с некоторыми социальными проблемами, к которым стоит приготовиться заранее. И, желательно, не ставя остальных акционеров в известность. Толку от них всё равно не будет, а проблем…

— Вильям, скажи, что ты шутишь, — Тери смотрел почти умоляюще, но Венсон не верил ему ни на йоту. Давнюю игру в вестника злого рока и несчастную жертву, он, тем не менее, как обычно поддержал. В конце концов, могут быть у гениального финансиста маленькие слабости? Нравится Тери играть в маленького мальчика и волшебника — пусть играет.
— Я пошутил.
— Правда?
— Нет.
Тери нервно дёрнул плечом, но посерьёзнел и вернулся к чтению.
— Как ты вообще мог не уследить за собственной дочерью?
Вильям пожал плечами:
— Она — моя дочь, — не смотря на недовольство, раздражение и желание высечь мерзавку, как в детстве, в его голосе прорвалась гордость. Когда дети становятся достаточно взрослыми и сильными, чтобы самим вершить свою судьбу, родители не могут не гордиться.
— О боже мой, только давай сейчас без твоих отцовских чувств.
— Я к тебе пришёл не с ними, — поморщился Венсон. —Ты помнишь, почему мы решили отложить освоение Гениуса?
Тери кивнул.
— А какая у неё специализация, помнишь?
Ещё один кивок.
— Сомневаешься, что она найдёт способ решить проблему своим путём?
— Если они переживут самое начало…
— Там три тысячи идейных идиотов, они способны пережить извержение вулкана, если им очень надо!
Тери смотрел на него скептически:
— Не далее как месяц назад ты утверждал, что они приговорены.
— Месяц назад у них не было специалиста, способного придумать, что делать с главной проблемой Гениуса, — с раздражением отозвался Венсон. — На пятнадцать лет их бы не хватило.
— Ты не переоцениваешь свою дочь?
Профессор посмотрел долгим взглядом на старого компаньона, настолько старого, что тот стал почти другом, и со вздохом сел в кресло для посетителей:
— Да откуда же мне знать наверняка? Но удрать от твоей службы безопасности с Кнопкой на руках у неё получилось, хотя это вроде как невозможно. Почему бы ей ещё раз не сделать что-то эдакое?
Тери дёрнул плечом и налил им по рюмке коньяка:
— Ты очень хочешь в это верить, да, Вильям?
— И я знаю, что у неё есть шанс.
— Значит, будем готовиться.
— Будем.
В тишине раздался звон стекла, когда они чокнулись. На чёрт знает какую удачу.

— Твоя дочь выставила десант с планеты раньше времени, — заявил Тери, появляясь в кабинете профессора Венсона. — Почти сразу после того, как стали появляться твари.
— Хм, разумно, — заботливый отец даже не оторвался от монитора. — Там ведь был не очень лояльный контингент, да?
— Там был агент влияния. И какой-то очень совестливый командир, обломавший ему последнюю попытку устроить дебош и, судя по всему, теперь поломавший ему ещё и карьеру.
Венсон, наконец, оторвался от работы и посмотрел на Тери:
— Присмотри, чтоб парня не съели, раз он такой честный.
— Думаешь, он понадобится нам? Зачем?
— Через пятнадцать лет нам не помешает честный парень для третьей экспедиции.
Тери пожал плечами и кивнул. Почему бы и нет, если Вильяму захотелось поиграть в сентиментальность.
— Ты точно уверен, что это было разумно с их стороны, отказаться от десанта в самый тяжёлый момент?
— Они прекраснодушные идиоты, но не тупицы. Ни моя дочь, ни Биггер, ни Черчилль, ни остальная их компания. Раз они увидели проблему, познакомились с ней поближе и решили, что надо не валить домой, а избавиться от сомнительной охраны, значит, они уверены, что справятся сами.
— И они не тупые.
— Первоклассные учёные.
— Поверю тебе на слово, не разбираюсь я в вашей высоколобой тусовке, — Тери задумчиво потёр переносицу. — Значит, готовимся дальше.
— Ага. Благо, время позволяет, — и Венсон снова уткнулся в монитор, давая понять, что время на бесполезную болтовню у него закончилось.

— Кажется, — задумчиво сказал Тери, прикуривая сигарету и удобнее устраиваясь на диванчике в гостиной Венсона,— партнёры подозревают меня в слабоумии.
— Удивительно.
— Что именно?
Профессор потянулся в кресле и довольно ухмыльнулся:
— Что только сейчас.
Один из ведущих акционеров Компании довольно рассмеялся:
— Да, я тоже восхищён их внимательностью. Последние десять лет я делаю очень странные с их точки зрения вещи, а что-то подозревать они начали только теперь.
— До этого они сомневались, вдруг это твой хитрый план?
Тери пожал плечами:
— Они были правы.
Профессор кивнул, не став говорить о том, что очень хочет верить, что правы они были раньше, а не сейчас. Что они с Тери действительно не два выживших из ума старика.
— Вильям.
— М?
— У неё не могло не получится, ты же сам знаешь.
— Да?
— Девочка всегда была особенно талантлива, когда доказывала тебе, что ты дурак.
Профессор поморщился и отобрал у приятеля пачку сигарет:
— Какая-то детская мотивация.
Тери пожал плечами. Во взрослость доктора Венсон он верил почти так же, как во взрослость профессора Венсона. То есть совсем не верил, хотя признавал, что притворяются оба великолепно. Но разве не в этом была вся прелесть совместной работы?
— Жена бы меня убила, — снова заговорил Вильям после глубокой затяжки.
— За то, что упустил её или за то, что хотел в лечебницу сунуть?
— За качество воспитания. Она всегда боялась, что дочка пойдёт в меня.
— Судьба имеет свойство сталкивать нас с нашими страхами, — философски заключил Тери, вспоминая тихую и строгую женщину, больше заинтересованную в сериалах и клумбах, чем в семье, и желающую исключительно тишины и респектабельности.
— Но я-то боялся, что она будет похожа на мать!
— Значит, тебе не повезло, — Тери всегда слегка веселило замысловатое отношение профессора к дочери. — Или недостаточно сильно боялся.
Или просто порода берёт своё.

Тери смотрел на озадаченное лицо профессора Венсона и изо всех сил старался не захохотать в голос. Когда два часа назад им сообщили, что колонисты отлично устроились на Гениусе, Вильям только удовлетворённо улыбнулся и заявил что-то в духе «А я тебе говорил», и Тери не стал ему указывать, что последние лет пять напоминать об словах профессора Венсона профессору Венсону было его задачей. В конце концов, сложно не понять чувства взволнованного и гордого отца. Вильям и так десять лет продержался, Тери бы столько не смог.
Но теперь с Гениуса пришла почта, и профессор осознавал мысль, что стал прадедушкой. Дважды.
— Я уверен, он хороший человек, — наконец, выдавил из себя Тери, и тут же был проколот тяжёлым, колючим взглядом насквозь.
— Я уверен, что их надо выпороть. Всех.
— Ты опоздал.
Вильям вздохнул и налил им по рюмке коньяка. Надо отметить, что ли. Такое событие, как-никак — правнуки!

---

Мышка за котом

Название: Мышка за котом
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: Анонимный Доброжелатель
Канон: “Житие мое”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой и издательству Альфа-книга
Размер: мини, 1 573
Пейринг: полковник Фатун / Рона Кевинахари
Категория: пре-гет
Жанр: романс
Рейтинг: G
Краткое содержание: когда белому что-то интересно, его не может остановить никто и ничто. Даже инструкции и благоразумие.
Примечание: иллюстрация к тексту


Мисc Кевинахари — штатный эмпат надзора, а потому не считает себя глупой. Дурочки и дурачки на этой должности, если случайно оказываются, долго не живут, умирая быстро и порой мучительно. Потому что если боевой маг тебя сожжёт проклятием — это, считай, повезло, а ведь может и просто загнать в гроб по состоянию твоего психологического здоровья. Так что в службу брали людей с интеллектом, крепкой нервной системой, гибким мировоззрением, здоровым цинизмом (иначе в гробу по состоянию душевного здоровья окажешься даже в случае, если подопечный будет вести себя, как ангел небесный) и хорошим чувством самосохранения.
Мисс Кевинахари не повезло обладать ещё и поистине кошачьим любопытством, что сильно мешало осторожности, но тем не менее способствовало продвижению по службе. Поэтому в какой-то момент странности вокруг Фатуна стали привлекать её излишнее внимание. Да, когда она столкнулась с ним в первый раз, её мнение о наставнике нового регионального сложилось не самое лучшее, но достаточно обыденное. А потом она случайно (в высшей степени непрофессионально с её стороны) узнала, что этот простой, как гвоздь, чёрный — полковник. И где, простите, черномагический гонор и желание казаться даже круче, чем есть, не то что с гордостью демонстрировать реальное положение вещей? Рона стала присматриваться внимательнее, потому что не должна же она поверить, что это единственная странность, верно? Тем не менее Фатун вёл себя как самый обычный и простой… капрал. К исходу второго месяца Кевинахари решила, что чёрные уважают прямоту и честность, если не отступать от вежливого и уважительного тона, и, хоть методички и не советовали лезть к чёрным в лоб, Рона решила, что случай достаточно необычен для того, чтобы стандартные правила оказались не слишком эффективными. Поэтому в конце одного из рабочих вечеров, в который работы оказался початый край настолько, чтобы она могла уйти вовремя, Кевинахари пристроилась в ногу к Фатуну. Капрал-полковник покосился на неё, но ничего не сказал.
— Зачем притворяться проще и слабее? — Рона сама была не уверена, спрашивает она или рассуждает вслух, но смешок сбоку заставил её придержать дальнейшие слова.
— Чтобы меньше работать и за меньшее отвечать, конечно, — в голосе Фатуна звучала непривычная для боевого мага ирония и типичная чёрная снисходительность к убогоньким белым. Кажется, на втором году обучения на куратора Кевинахари пришла к выводу, что чёрная высокомерная снисходительность — больше следствие попытки подсознания боевых магов защитить белых коллег от себя, чем что-либо другое. Убогоньких они аккуратно отодвигают в сторону, иногда просто не замечают, порой могут рыкнуть в их сторону, чтоб под ногами не мешались, не стремясь к конфликту, ведь никакого авторитета им это не добавит. Вот если бы чёрные видели в белых таких же магов, не слабее и не безопаснее, вполне полноценных, конфликтов было бы на порядок больше. И всё было бы замечательно в этой схеме, если бы не сумасшедшие вроде Искусников. К счастью, даже не смотря на существование фанатиков, чёрные не распространяли свою враждебность на всех белых, но до чего обидно осознавать, что мирное сосуществование разных школ и источников стремятся разрушить не агрессивные чёрные, всегда готовые подраться, а чуткие белые, не выносящие никакого насилия…
Кевинахари коротко тряхнула головой, отгоняя несвоевременные рассуждения.
— И как Сатал вам это вообще позволяет? — это было действительно интересно. Разве из-за подобного подхода лишняя работа и ответственность не должны валиться на Дана? А молодой координатор не казался Роне человеком, согласным везти воз за кого-то другого. Как, впрочем, и любой другой чёрный. — Или он не знает?
Улыбка Фатуна стала как-то особенно широкой и насмешливой:
— Мисс Кевинахари, может, вы не знали, — и высокомерного пренебрежения, перемешанного с тоном давнего заговорщика, стало только больше, — но наставников должно уважать.
— А… — только и смогла выдавить из себя Рона, поражённая подобным подходом и точкой зрения со стороны Рона.
— А бывших наставников не бывает, — самодовольно закончил полковник. Чем именно он был так доволен: тем, что сумел уесть старшего эмпата надзора, её остановившимся от удивления взглядом или же тем фактом, что у него такой успешный и почтительный ученик, — Кевинахари не поняла, но это было уже и не важно.
Концепцию чёрного самомнения, ученичества и простоты Фатуна и Сатала надо было пересматривать с нуля. Под ложечкой у эмпатки сладко посасывало от предвкушения и любопытства.

— Дан, что с твоей белой? — Фатун устроился в кресле поудобнее и потянулся. Ему всё ещё приходилось ловить себя за язык, чтоб не называть ученика «мальчиком», потому что это было бы неуместно и неправильно. И неосторожно. Даже если бы Сатал не стал мстить наставнику (мальчик как-то несовременно благороден для чёрного: чего только стоит попытка выдать неудобный приказ с личной подписью ради успокоения подчинённого), всё равно — иерархия неприкосновенна. Эдан не только стал его начальником, но и в магии его давно перерос, так что никаких мальчиков больше, они не белые, они порядок любят. Тем более, Сатал хороший начальник, которого можно не опасаться, а значит, бороться за остатки влияния нет необходимости. Мальчик… то есть Дан, и так достаточно его уважает и ценит.
— М? С моей? — в голосе ученика весёлое, почти азартное и где-то даже насмешливое удивление.
— Ты главный, она главная, значит — твоя, — отрезал начальник окружного отдела очистки, в упор не замечая десятка противоречий. Мальчик покосился на него и полез в сейф за бутылкой.
— Последние две недели она твоя.
— Тоже заметил, да?
— Она же изначально была моей, — никакого понимания и сострадания к бедам бывшего наставника у успешного ученика не было. Что не удивительно само по себе, впору было бы бежать за переходящей эмпаткой, будь оно иначе, но бесило всё равно не меньше. — Так что трудно было не заметить. С чего она вообще зацепилась?
—Узнала моё звание, как я понял, — Фатун взял свою рюмку (себе Сатал, собравшийся задержаться с бумажками, налил чуть ли не вполовину меньше, мерзавец) и быстро опрокинул внутрь. Попустило.
Сатал тем временем сотворил жест, который при должной степени фантазии можно было трактовать и как благословляющий, и как неприличный:
— Тогда я её от тебя не оторву, даже не надейся.
— М? Почему?
— Я крутой и сильный чёрный маг, и вообще региональный координатор, но, наставник... — Дан доверительно подался вперёд, и даже взгляд глаза в глаза казался просто внимательным, а не приглашающим к поединку взглядов. — Вы когда-нибудь пробовали переубедить женщину, которой стало ЛЮБОПЫТНО? Я пробовал, и мне одного раза хватило, повторять эксперимент не буду, да и не могу.
— Боишься? — не то чтоб это хорошая идея: ругаться с начальником, даже если он твой бывший ученик, но Дан сам нарывался.
Сатал, впрочем, не начал беситься, как полагается нормальному чёрному, но он всегда таким был: злиться предпочитал не на людей, а на обстоятельства, а людей предпочитал или припахать себе на благо (наставника тоже, как ни досадно это признавать), или просто избавиться от раздражающих его лиц.
— Я женат. А двоежёнство в Ингернике запрещено.
— О, — Фатун посидел несколько секунд, осознавая новую информацию. — Понял. Думаешь, всё так серьёзно.
— Мне-то откуда знать, но вы, по крайней мере, объект интереса, а не тот, кто пытается мешать этот интерес удовлетворить. Может быть, обойдётесь малой кровью, тем более Рона всё-таки белая. И достаточно благоразумная, чтобы не делать глупостей.
— А мне что делать?
— Убивать нельзя.
— Я помню Уголовный Кодекс, спасибо.
— Удовлетворить её интерес?
— Мальчик… — со сдержанным бешенством начал Фатун.
— Да? — безмятежно и весело отозвался паршивец.
— Иди на хуй, господин начальник.
— И вам удачи, — всё так же благожелательно отозвался Сатал. Похоже, в его глазах возможность наблюдать за охотой белой мышки на чёрного кота искупала возможные проблемы с почтительностью подопечного наставника. Поганец. Мало Фатун его гонял.

— Да-да?
Рона заинтересованно и немного удивлённо посмотрела на вошедшего в её кабинет капралополковника. Фатун не производил впечатления человека, стремящегося к общению с эмпатами. Нет, он не избегал её, но и только.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался чёрный и, не дожидаясь приглашения, устроился в кресле для посетителей. — Мне нужна ваша профессиональная помощь.
— Конечно, — Кевинахари моментально подобралась. Неужели она пропустила какую-то патологию? Да нет, не может быть, наверное, что-то случилось.
— Понимаете, последние две недели у меня развиваются абсолютно, понимаете, — он немного подался к ней, и Рона с усилием подавила желание отодвинуться. Белые, конечно, спокойно относятся к физической близости других людей, можно даже сказать, предпочитают именно такой стиль общения, но не в том ведь случае, когда речь о матёром чистильщике, на счету которого уничтоженных нежитей больше, чем людей в её знакомствах, — абсолютно необоснованные приступы паранойи.
Рона слегка покраснела. Фатун продолжал смотреть на неё.
Рона улыбнулась. Фатун ответил ей тем же.
— Понимаете…
— Я понимаю, — кивнул главный чистильщик округа и отодвинулся от неё подальше, свободно откинувшись на мягкую спинку кресла. — Девочка, может нам обсудить интересующие тебя нерабочие вопросы в нерабочее время?
«Это сейчас что было? — с тихой паникой, удивлением и предвкушением подумала Кевинахари. — Это то, что я подумала?!»
— Что вы имеете в виду?
Чёрный улыбнулся ей так снисходительно, как будто с маленькой девочкой разговаривал. Ничего, это нормально, если б он злился, было бы куда хуже.
— Я приглашаю вас посидеть за бутылочкой…
— Спасибо, — тут же откликнулась Рона, с трудом справляясь с дыханием от волнения. — Но я…
— Лимонада, — Фатун был полон такой непоколебимой, невинной безмятежности, что ничем другим, кроме издевательства, это быть не могло. Но он же просто сам напрашивается! — За бутылочкой лимонада. А вы что подумали?
— О ситро. Терпеть его не могу, — соврала Кевинахари тем голосом, который даже самому наивному человеку в мире не дал бы поверить в её искренность. Фатун улыбнулся шире.
— Итак?
— Я с удовольствием, — решительно отрезала Рона. — Мне будет очень приятно.
И интересно, конечно, но об этом штатная эмпатка надзора не стала говорить вслух. Достаточно того, что она не может побороть своей маленькой слабости — говорить о ней было бы уже излишне.

— Знаешь, — Сатал ловит Фатуна в выходной, в парке, через который чистильщик, как обычно, идёт домой, — кажется, я переоценил ваше благоразумие.
— Моё?
— И её — тоже, — мальчик молчит несколько секунд, перед тем как спросить:
— Ты уверен?
— Нет.
— Что ж, тогда удачи, — не очень логично подвёл итог ученик, но Фатун согласно кивнул. Удача ему потребуется в любом случае. С белыми всегда так сложно. А сложнее всего — не покалечить случайно. Придётся постараться.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Метель

Название: Метель
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  ~~Намари~~, Анонимный Доброжелатель
Канон: “Житие мое”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой и издательству Альфа-книга
Размер: миди, 5 493
Персонажи: Томас Тангор, Гордон Ферро, Миллисент Тангор, Джонатан Тамирони
Категория: джен
Жанр: ретеллинг
Рейтинг: G — PG-13
Краткое содержание: В Краухарде выдалась снежная метель, а Гордона Ферро угораздило именно в это время упасть в ледяную воду и свалиться с горячкой. И врач, как на зло, уехал в город на несколько дней, а дорога из-за навалившего снега стала непроходимой. Что будет делать Томас?
Примечание: посвящается kostr
Предупреждения: ретеллинг рассказа Астрид Лингред про Эмиля от 18 декабря, субботы

"Дорогу осилит идущий"

Зима в этом году выдалась снежная, злая, ослепительно белая, и дети высыпали на улицы, чтобы слепить что-нибудь или повоевать в снежки. Взрослые ворчали о промокших носках и свитерах из-за засыпавшегося за ворот снега, но не пытались мешать, только требовали, чтобы баталии не проходили на склонах, с которых можно было упасть и разбить себе что-нибудь. Может быть, дети бы и не были очень внимательны к материнским просьбам, но отцовские ремни обычно всё-таки казались достаточно убедительными. С Томасом так и вовсе сразу говорил дядя Гордон, и не о ремне, который у него, само собой, тоже был, а о том, что он в семье старший (просто единственный, хе) мужчина и не может заставлять маму беспокоиться. Том согласно кивал, защищать маму — это было естественно и нормально. Да и пороть его будут не за то, что ослушался запрета, а из-за того, что мама будет волноваться. Она, конечно, виду старалась не подавать, но Томас уже замечал, как приехавший из города белый (слухов после его появления было столько, будто действительно что-то серьёзное случилось) успокаивал её и держал за руку. Нет, дядя прав, волновать маму нельзя, поэтому он займёт себя чем-нибудь поинтереснее, тем более, в мастерской дяди всегда есть, что делать, а сам старший чёрный никогда его не гнал, всё объяснял. И это было куда интереснее снежков, в которые можно переброситься по дороге, но посвящать им весь день? Ему же не три годика уже!
В этот вечер он тоже привычно сидел в мастерской и ждал, когда дядя Гордон вернётся, чтобы отвести его домой. На улице стемнело ещё час назад, и идти одному не стоило, никто бы не оценил. И скользко, и мало ли, на какого незваного гостя наткнёшься. Хоть и небольшая вероятность, но любой житель Краухарда хорошо знал, что осторожность и выполнение требований безопасности продлевает жизнь надёжнее владения проклятиями. Поэтому Томас рассматривал картинки в книге о мотоциклах и думал, сможет ли собрать себе похожий, когда в двери ввалился дядя Гордон, мокрый насквозь и холодный-холодный даже на вид.
— Дядя!
— Не трогай, — резко, почти зло остановил его Ферро, стаскивая верхнюю одежду. — А, Король, как же я так?
— А как? — подал голос Том и замолчал под хмурым взглядом, но дядя только махнул рукой:
— Упал в реку. Сейчас, переоденусь и отведу тебя домой. Подождёшь?
— Конечно, а… может, я сам?
Гордон выглядел таким замёрзшим, таким нездоровым, что Томас не хотел тащить его снова на мороз. В конце концов, ничего не случится, если он один раз пройдёт до дома один, а вот дяде надо отогреться, пока не заболел. От простуды никакая магия не спасёт.
— Глупостей не говори, — отрезал Гордон, закашлявшись, и Том не стал спорить, это было бесполезно, одна осторожность на другую, а Ферро старше и сильнее, решение всё равно будет за ним. Так зачем начинать безнадёжный спор?
К дому Тангоров они шли быстро, Томас спешил изо всех сил, чтобы мокрый (волосы точно ещё мокрые), замёрзший упрямый взрослый побыстрее оказался в тепле, и до калитки они дошли как никогда быстро.
— Давай, дальше сам, — кивнул ему дядя Гордон, не желая заходить в дом. Томас подозревал, что из опасения попасть под раздачу маминой заботы и опеки, которая была уверена, что забота обо всех мужчинах семьи (к которую она и Ферро включала) — её святые право и долг.

На следующий день Томас снова побежал на северный склон, чтоб узнать, как дела у дяди, не расчихался ли он, и смогут ли они сегодня продолжить разбираться со старым мотором, на котором Ферро объяснял ему основные принципы работы механизма. Но в доме было так тихо, что возникали сомнения, на месте ли вообще хозяин или куда-то ушёл с утра пораньше. Том решил подняться и проверить, не спит ли он, хотя, конечно, обычно к этому времени дядя Гордон успевал даже позавтракать. Но в этот раз он действительно нашёлся в постели и выглядел до того плохо, что Томас решил подойти ближе осторожно, чтоб не разбудить. Лоб дяди был такой горячий, что почти обжигал ладонь, а когда тот слегка приоткрыл глаза, то казалось, что они ничего не видят.
— Это что, горячка?
Том поправил сбившееся одеяло и на секунду задумался, а потом побежал домой.
— Мама!
Она встревоженно обернулась к нему, отставляя вытертую тарелку:
—Том, милый, что-то случилось?
— Там дядя Гордон горячий, совсем горячий лежит, мам. Нужно же что-то сделать.
— Конечно, милый, — серьёзно кивнула мама, как-то мгновенно собираясь, становясь такой серьёзной, решительной и твёрдой. Томаса это превращение всегда восхищало. — Мы сейчас пойдём к нему, я пока соберу аптечку, а ты пойди к Джонатану, всё-таки, он белый маг, возможно, сможет чем-то помочь.
Томас кивнул, идти к странному соседу не хотелось, но это было мелочью, и он снова побежал, торопясь добраться до Джо быстрее, потому что ладонь всё ещё помнила нездоровый жар лба дяди Гордона.
— Джо! — в дверь он стучал решительно, но врываться не стал, хоть и хотелось. Нельзя. Это чужой дом, в который ему не давали разрешения входить.
— Томас? — белый открыл дверь, зябко ёжась от холодного воздуха и переминаясь с ноги на ногу. Сообразить накинуть на себя что-нибудь сверху он, конечно, не мог. Том не удержался и осуждающе вздохнул: разве можно быть таким… таким!
— Дядя Гордон заболел, он вчера в реку упал, мама просит вас сходить к нему вместе с нами, — он секунду помолчал, потом добавил:
— Я тоже прошу. Пожалуйста.
— Конечно, — встревожено метнулся Джо куда-то вглубь дома. За одеждой, наверное. — Я сейчас!
Томас аккуратно закрыл дверь, чтоб дом не вымерзал, и остался ждать снаружи. В этом доме ему делать абсолютно нечего, а из-за ребёнка на морозе белый, возможно, соберётся быстрее. Впрочем, Джо появился на пороге уже через несколько минут, укутанный в шарф по самый нос, и они поспешили к дяде, встретив маму уже по дороге.
Том думал, что когда взрослые придут, всё как-то решится. Они же… ну, большие, а Джо вообще маг, хоть и белый, но так ведь для целительства только лучше, верно? Однако мама выглядела всё более и более встревоженной, а сосед задумчиво качал головой.
— Кто? — Гордон очнулся и оглядел мутным взглядом комнату. — Том?
— Я тут!
— Ага, — как будто и не ему сказал дядя, и снова уснул. Томасу очень не понравилось, как мама прикусила губу.
— Что?
Но ответил ему Джо:
— Я постарался немного сбить температуру, но это всё, что я могу.
— И что? — Томас не собирался отставать от них, пока они ему не ответят нормально, чего ждать.
— Надо ждать, пока вернётся врач, милый, — мама погладила его по голове, и он даже не стал уворачиваться, занятый другими мыслями. Доктор уехал несколько дней назад в город и должен был вернуться только через три дня. Это очень долго.
— Это долго, — повторил он вслух, и взрослые, переглянувшись, вздохнули.
— Будем надеяться на лучшее. Я сделаю ему компресс и останусь…
— Нет, я сам останусь, — он резко качнул головой, и постарался улыбнуться маме. — У тебя ведь всегда много дел по дому, а я всё равно здесь всегда пропадаю, вот и получится, что ничего почти не изменится.
Ещё не хватало, чтобы мама тоже заболела, вон какая она тонкая и бледная. Нет уж, он сам присмотрит за дядей, а мама пусть идёт домой. И Джо тоже — ему ещё работать, а здесь он всё равно больше ничего не сделает. В итоге, они с мамой спорили шепотом минут пять, но он всё-таки настоял на своём и, после того, как первый компресс был положен на лоб дяди Гордона, проводил их с Джо до двери и вернулся в спальню. Дыхание больного было тяжёлое, но негромкое, и приходилось иногда прислушиваться, чтобы расслышать его за завыванием поднявшегося ветра за окном.
Иногда Ферро приходил в себя:
— Том? Ты здесь?
— Да, — он снимал и заново смачивал тряпку, но за это время дядя успевал снова стать горячим, как печка, и уверенность в том, что компрессы помогут, становилась всё меньше и меньше.
— Иди домой. Нечего…
Томас молчал. С больными не спорят, но кто их слушает? Его самого никогда не слушали, и он тоже не будет. По крайней мере, если дядя и дальше будет говорить такие глупости. Но этот разговор повторялся каждый раз, когда дядя Гордон выныривал из тяжёлого, горячего забытья.
— Том? Томас?
— Да.
— Не надо.
Он даже не отвечал ничего.
В обед пришла мама, принесла еды и проследила, чтоб он обязательно поел, как будто Томас мог бы оставить себя без еды! За кого его принимают? Но мама была такая грустная и уставшая, что он не стал ругаться, и они молча сидели, пока он ел, а мама то смотрела на него, то поворачивалась к дяде и прикасалась к нему ладонью, проверяя температуру. А потом снова пошла к ним домой, оставив на столе бульон и сказав напоить им Ферро, когда тот придёт в себя. Том кивал и держал её за холодную, будто замерзшую руку, хотя в доме было натоплено — он сам следил, чтоб было тепло.
— Милый, как ты сам? — мама остановилась у двери, уже накинув на себя пальто, и пригладила ему волосы, коротко рассмеявшись, когда он привычно вывернулся из-под ласковой руки.
— Со мной всё хорошо, мам, не волнуйся, — и улыбнулся ей на прощание.
Скоро дядя Гордон снова пришёл в себя, но есть отказался, отворачиваясь от кружки с тёплым бульоном, и Томас впервые за день почувствовал не тревогу — страх. Никогда такого не было, чтобы дядя отказывался от еды, а тут он же с утра не ел и не хочет. Захотелось что-то сделать, сейчас же, исправить всё, но он удержал себя, не позволил себе бессмысленно метаться по комнате. Однако, мысли в его голове продолжали биться о внутренние стены и сталкиваться друг с другом.
— Надо что-то делать, — он зло смотрел в окно на начинающуюся метель. — Нельзя же ничего не делать…
— Томас?
— Да, я…
Но дядя уже снова закрыл глаза и не слушал. Том коротко, больно ударил себя кулаком по колену. Всё становилось хуже и хуже, а он ничего не мог сделать. Если бы нужно было что-то отремонтировать, он бы справился, разобрался. Дядя его учил, и есть книжки ведь, когда очень надо, можно и невозможное творить, но что делать с человеком, чтоб починить его, ему никто не рассказывал. Томас продолжал менять компрессы, как ему сказали, но теперь они помогали ещё хуже — даже под ними дядя Гордон оставался горячим.
Вечером мама снова пришла: проверить, не изменилось ли что.
— Его надо отвезти в больницу, — хмуро сказал Томас, уперевшись взглядом в пол. За окном мело так, что даже выходить во двор лишний раз не стоило, не то что ехать куда-то, но без нормального лечения дядя сгорит насмерть, не дождавшись врача.
— Милый, — мама беспомощно — Том, даже не видя, почувствовал и сжал от злости зубы — оглянулась на пришедшего с ней Джо, — ты же понимаешь… это невозможно. Это просто невозможно, — в её голосе на «о» слышались слёзы, и Джо успокаивающе сжимал её плечо, за что Томас был ему благодарен. Сам он успокаивать сейчас никого не мог, хотя должен был. — Милый…
Том резко кивнул, но взгляд на неё не поднял. Конечно, он понимал, что мама была права, но эта правота была противна всему его существу. Нельзя, нельзя позволять бессмысленной погоде приказывать себе.
— Если метель закончится, — подал голос молчавший до этого белый, — мы повезём его завтра, Томас. Сейчас уже всё равно поздно, темнеет.
— Да, — Том постарался улыбнуться как можно благодарнее, не ожидал он от Джо… да, не ожидал. — Я понимаю, ночью нельзя.
Мама согласно кивнула и медленно, как-то очень сдержанно, почти судорожно, вздохнула.
— Идите домой, пока совсем не стемнело, — он покосился на дядю и решительно тряхнул головой. — Я останусь тут, дядя мне в соседней комнате и койку устроил, мам, ты же знаешь, что поесть тоже найдётся.
— Лучше я…
— Нет, — решительно замотал головой Том и набычился. — Это моя койка. И дядя тебя не приглашал.
Это было невежливо, но маме здесь нечего было делать. Больше него она не сделает, только всю ночь спать не будет и ещё больше вымотается. Пусть идёт отдыхать. Так или иначе, на своём он всё-таки настоял и через полчаса снова остался один на один с не приходящим в себя дядей.
Ночь была тёмная, за метелью не видно ни луны, ни звёзд, и Томас смотрел на летящий снег с ненавистью такой жаркой, что удивительно было, как от неё не растаяло всё окрест. Но погоде не было никакого дела ни до злости и отчаяния Тома, ни до того, что Гордон Ферро может умереть, если не получит настоящего лечения. Время тянулось долго, и за час до рассвета Томас понял, что снег не собирается останавливаться, а, значит, никуда Джо не поедет.
— Нет уж, — он решительно встал и пошёл к дверям, — так не пойдёт. Нам нужно в больницу, значит, мы туда попадём. Чёрный я или кто? Тангор я или погулять вышел?
Ему нужно было торопиться, чтобы успеть всё сделать и уехать до того, как рассветет, и его заметят и остановят. Он быстро-быстро побежал к дому Джо, собираясь впервые в жизни совершить почти настоящую кражу, забрав его коня и… у него ведь есть сани? В крохотном сарае действительно были сани и, судя по их виду, Джо даже пытался их с вечера подготовить к дороге, но получилось именно так, как и должно было получиться у белого, не привычного к физическому труду. Впрочем, Томас был не в претензии — хорошо уже, что хоть такие есть, и достаточно крепкие, а что кривоваты — так им не красоваться. После проверки саней он побежал в стойло к лошадке, с которой обычно возился Джо.
— Здравствуй, хорошая, — пробормотал Том, протягивая сонной, удивлённой, но вполне миролюбиво настроенной лошадке кусок прихваченного из кухни сахара. Любви и доброжелательности в глазах животного прибавилось, и Томас, глубоко вздохнув, вошёл в стойло. — Ты хорошая, хорошая, да? Ты же дашь себя запрячь? — он чувствовал себя немного глупо, разговаривая с ней, но, во-первых, ему и самому становилось немного спокойнее, а во-вторых, он слышал, что спокойный голос должен благотворно действовать на животное. Оставалось надеяться, что это действительно так.
Судорожно вспоминая, как и что делал Джо (эх, чтоб ему внимательнее было не смотреть, но так ведь нет, никогда не интересовался лошадьми, всегда хотел машину с мотором), Томас взялся за уздечку, грея её немного в руках, чтоб животное не обожгло себе губы о холодный металл, надел, потом, придерживая мохнатую за шею, пристроил упряжь и замер, вытирая вспотевший от напряжения лоб.
— Вот так, всё хорошо, всё правильно… да?
Лошадь смотрела на него спокойно, и Тому хотелось верить, что это значит, что пока он всё делает правильно, привычно для неё. Он ласково, чтоб она не нервничала, погладил её по шее и взялся за подпругу, затягивая и при этом опасаясь и недотянуть, и перетянуть… ну, вроде, нормально. Вроде, у Джо так же выглядела. Эх, чтоб ему внимательнее смотреть! Так, теперь хомут — давай, хорошая, давай. Вот так, умница, умница, да, молодец. Ещё сахара? Будет тебе ещё сахар, только пошли к саням теперь, пошли, хорошая.
На улице, идя через падающий снег, лошадь косилась на него осуждающе, вздрагивала от порывов ветра.
— Извини, сейчас, в сани запрягу и сбегаю обратно, посмотрю там на тебя эту, как её, попону, хорошо?
Ему ничего не ответили, но Томас уже не думал об этом, он с лёгкой паникой смотрел на сани, в которые покладистую лошадку надо было запрячь. И быстрее, быстрее, пока не рассвело, и никто его не увидел. Томас завёл лошадь в оглобли и стал крепить, проверяя, не пропустил ли чего, вспоминая, как оно должно было выглядеть.
— Ну, всё в порядке? А ну, попробуй пойти, вот так, да-да, видишь сахар, иди к нему… Вот так, хорошая, хорошая лошадка, не больно было? Вроде нет, — он растерянно и взволнованно осматривал животное и крепления сбруи, проверяя, всё ли нормально, и отчаянно сомневаясь в себе. Нет, не надо сомневаться, он всё сделал правильно, у него хорошая память, и шла она к сахару, никак не выказывая недовольства или неудобства, значит, всё нормально.
Он снова побежал к стойлу, нашёл там попону, быстро написал мелом на стене, что не украл, а только взял лошадь на время и обязательно вернёт. И чтоб за них не беспокоились, всё будет нормально. И бегом, бегом назад.
— Вот, так тебе будет теплее, да? — теперь Томас разбирался с застёжками, но с ними было проще, одёжка — она и есть одёжка, что на человека, что на животное. — А теперь пошли, не смотри на меня, а иди. Ну, давай, давай, — он поторапливал лошадь негромко, но уверенно, слушая, как оглушительно стучит кровь в ушах.
Если его сейчас поймают… Ух, мало того, что всыплют по первое число (даже у Джо, может быть, разок рука поднимется, а мама так точно душу отведёт), но ведь не это страшно, а что тогда уж его не пустят. И второй попытки не дадут. Запрут где-нибудь и будут сторожить. А дядя и сгорит за это время. Нет, он так не согласен.
К дому дяди Гордона они подъехали, когда край неба уже начинал слегка светлеть, и Том снова побежал в дом как можно быстрее. Он, наверное, никогда так не бегал, как в это утро.
— Томас? Ты?
— Я, я! — обрадовался он, что дядя в себе. Хоть и горячий, и взгляд мутный, бессмысленный почти, но всё-таки говорит, может, и пойти сможет. Тащить его… Томас поежился. Вдруг не справится, если тот совсем идти не сможет. Том подошёл к шкафу, достал из него новую одежду: надо переодеть обязательно, не в мокром же ехать по морозу. Хотя бы выехать в сухом надо. Да и не в домашнем же — оно лёгкое — ехать. Он полез в нижние ящики и нашёл там тёплую одежду с меховыми подкладками — в таком и в метель будет не так холодно. Полотенце тоже достал, чтоб обтереть насухо, перед тем как одевать свежее.
— Дядя, сядьте, вот так, — Томас тянул за вялую, тяжёлую руку, заставляя сесть, чтобы можно было стянуть домашнюю рубашку, обтереть спину и подложить сухую, сложенную в несколько раз простыню, чтоб не намок снова, когда упадёт. Сначала рубашку, потом нижние тёплые штаны из шерсти, сверху — ещё одни, и свитер, свитер не забыть — сначала тонкий, потом толстый. Томас помнит, что лучше несколько тонких одёжек, чем одна толстая — воздушные прослойки помогут лучше сохранить тепло. Теперь меховой жилет.
— Идём, дядя Гордон, идём, — Том с тревогой поглядывал в окно, где, несмотря на неуспокаивающийся снег, всё больше и больше светлело. Конечно, вряд ли Джо вот так сразу, не проснувшись ещё толком, побежит к лошади, но тревожно же, тревожно. — Идём, надо идти, — он уговаривал его почти так же, как до этого уговаривал идти лошадь, только мохнатая не опиралась на него всем своим весом, придавливая к земле.
Томас еле доволок едва передвигающего ногами Ферро до стула в коридоре, усадил на него, и принялся одевать в верхнее — обувать сапоги на тёплые носки, надевать шапку и обматывать поплотнее шарфом, чтоб ветром под одежду не задувало, и снегом не заметало, не мочило. Вот так.
— Идёмте, надо ещё немного, — говорить было тяжело так же, как и идти, но Том не останавливался. Сейчас-то уже никак нельзя. Совсем-совсем.
— Не надо, — невнятно и глухо через шарф бормочет дядя, когда они уже идут по двору.
— Надо, — со злой решимостью не соглашается Томас, забывая, что с больными нельзя спорить.
— Тод? Ты, Тод?
Томас открывает рот, чтобы ответить, и закрывает его молча, кивает, зная, что его не увидят. Ну так, может, почувствуют. Тод так Тод, с Тодом, кажется, спорить не хотят, значит, сгодится. Сейчас всё сгодится, лишь бы в дело.
— Тод, как?...
Но Том уже положил, практически уронил, на самом деле, Ферро на овчину, найденную здесь же, в доме, и укрыл его сверху другой. Дядя как лёг, так больше и не пошевелился, будто этот короткий переход забрал у него даже те силы, которые раньше помогали ему хотя бы бредить.
— Давай, поехали, — скомандовал Томас лошади, дёргая вожжи, но та повернулась и смотрела на него с таким… удивлением что ли. Как будто не могла поверить, что он ей всерьёз предлагает ехать куда-то в такую погоду. — Давай, давай, хорошая, командовать я буду, — в голосе прорезалась почти весёлая, нервная злость. — А ты поезжай. Трогай, ну!
И они поехали. Медленно, через ветер и снег, тут же залепивший лицо, начиная увязать в снегу почти сразу за пределами поселения, где дороги хоть немного более чистые и проходимые были. Очень скоро Томасу пришлось слезть с саней, достать приготовленную лопату и начать расчищать снег перед лошадью, чтоб та могла идти дальше. Снег казался бесконечным, как и дорога, казалось, они едут уже многие часы, а может, так оно и в самом деле было. За это время Том успел перекопать килограммы, многие килограммы снега, чтобы пробить им с лошадкой дорогу. Она шла за ним грустная, но терпеливая, и Томас думал, что он больше никогда не позволит себе пренебрежительно отозваться о ней и других таких же. Первую пару километров у них всё шло более-менее неплохо, но чем дальше, тем сильнее он уставал. У него болели руки, особенно — замёрзшие пальцы, которые не хотели ни сжиматься, как следует, ни разгибаться. Уши тоже, казалось, вот-вот отпадут, хотя он укутал их шарфом. Лицо всё время было в снежно-ледяной маске, сколько ни стирай её перчаткой, а из глаз от холода и усталости безнадёжной давно катились слёзы, но в какой-то момент Том совсем перестал обращать на них внимание. У него не было сил на снег, на редкие успокаивающие слова измученной и, наверняка, тоже замёрзшей лошади, так ещё и на то, чтоб не плакать, когда так плохо и больно, и руки начинают опускаться — у него сил тоже не было.
В какой-то момент ему стало казаться, что он ошибся, что мама и Джо — белый! — были правы, и это невозможно, совершенно невозможно. Хотелось бросить всё, махнуть рукой и сесть, укрыться овчиной рядом с дядей Гордоном и ничего не делать. А лучше того — оказаться дома, выпить и съесть горячего и ждать, когда вернётся доктор…
— Нет, — Томас назло самому себе зачерпнул снега, хотя его и так хватало на всём, и растёр пушистые белые хлопья о своё лицо. — Когда надо быть сильным — сил хватает. Ясно?
Так говорила мама, он помнил. Не ему, нет, ему она такого не говорила, его она называла милым и гладила по голове, но кому-то, пришедшему в гости, когда они только переехали в Краухард. Да, так и сказала, улыбаясь мягко и ласково, как всегда: когда надо — сил хватает. А ему всякая глупость в голову лезет, как будто ему три года: сесть, лечь и ничего не делать.
— Совсем обнаглел, — сам себе шипел Том, снова и снова орудуя лопатой, с каждым разом всё медленнее, всё тяжелее, но не останавливаясь. — Лечь ему. Мама там беспокоится, у Джо лошадь увёл, такой переполох устроил, а теперь в кусты?! Работать надо, работать. Есть ещё силы — вон, у лошади даже есть, хотя ей не надо, а у тебя так тем более.
Но, в конце концов, всё-таки случилось то, чего Томас боялся практически с самого начала пути: сани накренились и встали. Они угодили в яму. Лошадка честно пыталась тянуть, упираясь копытами, Том старался изо всех сил, подталкивая сани так, что у него от напряжения даже кровь пошла носом, но сани стояли и не двигались. И вот тут Томас всё-таки сел на облучок, не зная, что ему делать дальше. У него не было сил вытолкать сани. И поднять их с помощью механики было нечем. Сани были абсолютно пустые, так что даже подложить под полозья было нечего, чтоб поднять их постепенно. А и было бы… как бы он поднимал сани, чтоб подложить под них что-нибудь?
Томас сгорбился, спрятал лицо в мокрых от снега варежках и закачался, пытаясь придумать что-то. Ведь не может всё так закончиться, должен был быть выход. Наверняка можно было что-то придумать, как-то выбраться из этой ямы. Это же просто дырка в дороге, а не что-то серьёзное! Но он так замёрз, так устал, что ни одной мысли, не то что удачной, а хоть какой-нибудь не могло родиться в его голове. И тогда он от злости — на метель, дорогу в ямах, собственную глупость — закричал что-то, даже не ругательства, просто звуки, лишённые смысла, только чтоб выплеснуть это из себя, избавиться. Лошадь испуганно дёрнулась, привлекая внимание, а вот дядя Гордон даже не пошевелился.
— Дядя? Дядя Гордон, вы живы? — вот будет смешно, если нет, с мрачным отчаянием и весельем подумал Томас, наклоняясь ближе, и почувствовал, что хоть тот и не шевелится, не реагирует никак, но всё ещё дышит. Он вздохнул с облегчением, но вместе с тем чувствовал и опустошение, накатывающее на него после приступа злости. Да, дядя пока жив, и лошадка пока жива, и Томас — тоже, но он не знает, что им делать, как выбраться из ямы и продолжить дорогу.
И тут в стороне мелькнул какой-то свет. Том напрягся, пытаясь сообразить… вообще, по дороге в город должно было быть несколько одиночных дворов, и если это один из них… если им всё-таки повезло…
— Дядя Гордон, я скоро вернусь, — Томас торопливо поправил овчину, стряхнул с неё снег, больше от волнения, чем из необходимости. — Я за помощью схожу, вы тут подождите. Поняла, хорошая? — теперь он обернулся к лошади и погладил её по усталой морде. Сейчас вернусь. На вот, съешь пока.
Мохнатая почти без энтузиазма взяла один из последних кусков сахара, но Том всё равно видел, как радостно вспыхнули её глаза при виде лакомства. Просто сил у животного не осталось, так это понять можно. А впереди ещё дорога, да, пусть хоть сахаром подкрепится, тем более, что сегодня с утра её не кормили.
Он уже бежал прямо через снег в том направлении, где видел свет, отчаянно надеясь, что это не окажется чарик. Да нет, день же уже, с чего бы ему светиться? Но им всё же повезло, там действительно оказался дом старого ворчливого Эрика, который как раз доил свою корову, когда Томас ворвался к нему в хлев.
— Здравствуйте, мистер Эрик, — начал он с порога. — Мне очень нужна ваша помощь!
Глаза старика стали такие огромные, что Том даже на несколько секунд забыл и о том, как у него болят замёрзшие усталые руки, и о том, что в санях его ждёт дядя Гордон.
— Что?! Томас!
— У нас сани в яму угодили, помогите вытащить, дядя Эрик, — он старался быть как можно обаятельнее и приятнее, хотя вряд ли у него очень хорошо получалось с заплаканными глазами и размазанной по лицу кровью из носа.
— Что ты несёшь?!
И Том с грустью понял, что просто помочь ему не хотят — тут тоже имеют своё мнение на его счёт и на счёт того, что и как он должен делать. Они спорили со старым Эриком минут десять: сначала — пока тот отказывался куда-либо идти и требовал, чтобы Томас оставался в его доме, пока погода не наладится, потом — пока хозяин дома искал подручные инструменты и требовал, чтобы Томас и Гордон вместе здесь ждали конца метели, потом ещё — всё время пути до саней. И даже вытаскивая сани, Эрик продолжал спорить с «беспутным мальцом», но Томас только хмурился и отказывался, уворачиваясь или игнорируя подзатыльники. Не до того сейчас.
— Нельзя так! — горячился Эрик. — Одному в метель!
— Нельзя — давайте с нами, — разрешил Томас, но на него только рукой махнули и ушли обратно в дом:
— Третьим покойником быть не собираюсь.
Томас понимающе кивнул вслед и снова взялся за лопату. Снега меньше не стало, так же, как не стало больше сил, но они продолжали движение, медленно, шаг за шагом приближаясь к городу. Иногда Том останавливался на минуту, чтобы погладить почти безучастную ко всему вокруг лошадь и подойти к больному:
— Дядя Гордон, вы ещё живы?
— Нет, — отозвался слабый голос. — Я умер, Тод…
Томас, кажется, улыбнулся в ответ, и снова взялся за лопату. Но в какой-то момент он просто не смог продолжать. Руки не поднимались, как он ни старался заставить себя, но силы его кончились раньше снега, раньше дороги, раньше времени даже, а ведь день ещё не вышел до конца, хотя и недолго осталось, наверное. А может и долго, может, это ему только от усталости кажется, что времени много прошло. И темнеет в глазах тоже — от усталости. Или снега больше стало.
— А ведь осталось совсем чуть-чуть, — с какой-то обидой пожаловался он лошади. — Совсем чуть-чуть. Может, если я сейчас посижу немного, то смогу продолжить, а? Только посижу чуть-чуть, отдохну…
Сидеть и не копать снег было так хорошо, и даже непонятно, зачем его вообще убирать, когда под ним так тепло, спокойно, как летом. И что за глупости, и так лето ведь, вот и дядя Гордон зовёт его показать воздушного змея. Забыл он, что ли, что ещё в прошлом году научил Томаса самого такие мастерить? Ну ничего, Том ему сейчас напомнит и покажет, только догонит. Нет, сначала узнает, что это за сигнал, откуда он здесь?
Том вскинулся, вырываясь из сна, стряхивая с себя снег, и увидел настоящее чудо: снегоуборочную бригаду, едущую ему навстречу из города.
— Хорошая, хорошая, — позвал он онемевшим голосом, этой радостью надо было поделиться хоть с кем-нибудь. — Ты только посмотри, посмотри, как нам повезло.
Лица участников бригады при виде Томаса и его саней были почти такими же непередаваемо удивлёнными, как у старого Эрика, но он всё равно так рад был их видеть. Никому ещё так не радовался, наверное.
— Доро… — тут горло его подвело, но он откашлялся, и снова начал. — Дорога до самого города чистая.
— Да, — ответил старший. — Но торопись: полчаса, и с таким снегопадом — снова всё засыпет.
— Спасибо, — счастливо кивнул Томас. — Мне хватит.
— Торопись давай, — подгоняли его голоса, но в этом не было нужды — лошадка Джо и так уже пошла, почти сама, не быстро — откуда бы у неё силы? — но шла без остановок. Тоже, наверное, чувствовала, что надолго такой удачи, как чистая дорога, не хватит.
И они действительно успели за эти полчаса добраться до города. У них получилось, у них в самом деле получилось — они смогли пройти через метель и успели в больницу, в которой их приняли сразу, несмотря на очередь, но никто не возмутился. Наверное, Том выглядел слишком уж колоритно и убедительно, чтобы все поняли серьёзность проблемы. А когда разошлось, что они приехали в город из посёлка, через метель… Его ругали и хвалили, стращали и восхищались одновременно. В другое время он бы, наверное, гордился собой и веселился от противоречий в словах одних и тех же людей, но его куда больше волновало то, что происходило в кабинете врача, куда его не пустили. А ещё надо было бы позвонить шефу Харлику, чтоб он сказал маме, что с ним всё в порядке, он живой и здоровый в городе и вернётся, как только метель закончится. И Джо чтоб сказал, что с его лошадкой всё в порядке.
С этим соображением он и поймал какую-то медсестру, которая посмотрела на него очень странно, но согласилась:
— Да-да, конечно, вы совершенно правы, молодой человек. Идите за мной, сейчас мы позвоним вашим родным.
Томас не стал поправлять, что не родным, а шефу Харлику, в конце концов, разве эту женщину должны беспокоить такие детали? Но, как ни странно, медсестра угадала, позвонил он, в конце концов, именно семье, потому что мама и Джо уже были у шефа, требуя начать поиски как можно скорее. Судя по голосу, Харлик хотел много хорошего и неприличного сказать о том, что сделал Томас, но почти сразу передал трубку матери.
— Томас! — было слышно, что она старалась говорить сдержанно, но не могла, и голос у неё дрожал и от слёз, и от радости, и от волнения со злостью, и Том почувствовал, что начинает краснеть. Это был единственный момент в его плане, который смущал его с самого начала, но ведь нельзя было иначе, нельзя. — Милый, — а вот теперь почти выдох, судорожный, через перехваченное горло.
— Мама, со мной всё в порядке, — заторопился он. — Я живой, целый и здоровый. Не волнуйся, мама, всё хорошо. И дядю Гордона я успел довезти в больницу. Ну, мама, ты же понимаешь…
— Конечно, — негромко согласилась мама, и Том подумал, что лучше бы она ругалась. Он бы даже спорить не стал. — Ты очень сильный и смелый, милый. Очень.
— Мам… Всё в порядке, мам.
— Да. Да, конечно. Ты там…
— Я, пока метель не кончится, здесь задержусь, да, мам? — он спрашивал, зная ответ заранее, но думал, что ей, наверное, важно принять участие в решении этого вопроса. И вообще, если мама скажет, что надо ехать сразу (не скажет, конечно), то он поедет. Раз по-своему сделал, довёз — и хватит.
— Конечно, милый, — но мама, разумеется, не хотела, чтоб он снова ехал через метель. — И когда будешь возвращаться — попроси кого-нибудь поехать с тобой, если Гордон ещё будет слишком слаб. Я заплачу. В одиночку не надо, хорошо?
Томас не понимал логики, почему, если он через метель смог сам, то в нормальную погоду не сможет, но спорить не стал. У мамы такой голос был, что он бы ей что угодно пообещал и сделал.
— Конечно, мам. Скажи Джо, что с его лошадкой всё в порядке, хорошо? Мам?
— Да, милый, обязательно. И про тебя тоже скажу.
— Зачем? — спросил он и тут же понял, что глупость сказал.
— Мы оба за тебя очень волновались. Береги себя там, хорошо?
— Конечно. А вернусь, — он коротко, облегчённо рассмеялся от мысли, что за маму теперь тоже можно не беспокоиться, — и ты меня выпорешь. Да?
— Обязательно.
Они попрощались, и Томас вернулся на скамейку ожидания под кабинетом доктора. Тот вышел только через час и заверил, что всё будет в порядке, мистер Ферро поправится, что они успели очень вовремя. А ещё, что дядя Гордон ненадолго пришёл в себя, лучше, чем дома, и, когда понял, как здесь оказался, обещал выпороть его, чтоб мало не показалось. Томас кивал, облегчённо и удовлетворённо улыбаясь. Выпороть — это мелочи, для этого сначала выздороветь надо, чтоб догнать. Да и чтоб размахнуться достаточно. А ведь ради этого всё и затевалось, верно? Не ради того, чтоб от наказания отвертеться, ради этого не надо было через метель идти. Так что всё хорошо, нормально. Лошадь он без спросу взял, маму до слёз довёл, деньги дяди Гордона, опять же, тоже взял самовольно… Не важно, всё не важно. А важно только то, что у него получилось.
Томас так и уснул, довольно — даже в некоторой мере самодовольно — улыбаясь, устроившись прямо в коридоре, на скамеечке. И даже не проснулся — сил не было, — когда его перетаскивали на одну из свободных коек, чтоб мог лежать спокойно. И как качали головой, что он бедовый, но надёжный, тоже не слышал.

Домой они с дядей Гордоном вернулись через неделю, и никто Томаса так и не выпорол за весь поднятый переполох. Дядя так денег дал, которые Томас решил отложить на мотоцикл, мама пирог испекла, Джо вообще руку жал и радовался его возвращению, как родному сыну. И даже шеф Харлик только разок по плечу хлопнул и ничего больше не сказал. И нет, Том никому не стал напоминать об обещанных наказаниях, его и так всё устраивало.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Приплыли

Название: Приплыли
Автор:  Сумасшедший Самолётик,  Хозяйка Маленького Кафе
Канон: “Житие мое”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой и издательству Альфа-книга
Размер: миди, 4 496
Пейринг: Тодер Тангор / Миллисент Маккоран
Категория: гет
Жанр: романтика
Рейтинг: R — NC-17
Краткое содержание: — Ну что ж… Значит будем добиваться своего.
— Ты говоришь так, будто крепость собрался брать.
— Ах, если бы, — мечтательно протянул Тодер. — С крепостью было бы гора-а-а-аздо проще.
Примечание: вольная трактовка цитаты из канона о семейной жизни Тангоров: "Последние папки относились к разделу «Долго и счастливо». Ну относительно долго. Старший координатор северо-западного региона Тодер Тангор вернулся в Финкаун, женился и принялся мирно терроризировать нежитей на подведомственной территории".
Примечание: посвящается мадам Вашу Мать и [Alegria]


— Рем, смотри, она красивая.
Ларкес повернул голову в ту сторону, которую показывал Тодер и посмотрел на молоденькую темноволосую девушку, сидящую за столиком в кафе, подперев подбородок кулачком, что-то читающую.
— Симпатичная, — согласился он. Девушка была скорее приятной и миленькой, чем красавицей, но приятель явно был с ним не согласен.
— Чтоб ты понимал в женской красоте.
— Куда уж мне, — пробормотал Ларкес, со скепсисом наблюдая за воплощающимся возле него воодушевлением.
— Обиделся что ли? — с подозрением перевёл на него взгляд Тодер. Не любил молодой Тангор обижать людей случайно. Так-то довести до припадка кого-то он всегда был рад, но только сознательно.
— Нет. Пошли уже, сколько ты собираешься стоять посреди улицы?
— Да, — кивнул Тодер. — Пошли, — и решительно направился в сторону кафе, где сидела темноволосая девчонка.
— Куда?
— Знакомиться!
«Приплыли», — поздравил себя с самым что ни на есть удачным началом отпуска Ларкес, но пошёл следом. А Тодер уже взялся за спинку свободного стула у столика своей красотки.
— Здравствуйте, можно к вам присесть?
— Здесь есть свободные столики, — без какого-либо удивления, интереса или недовольства ответила девочка, и Тангор явно решил, что это разрешение продолжать.
— Но можно сесть с вами?
Ларкес прикрыл на секунду веки. С такой прямолинейностью Тодеру крепостным тараном работать.
— Кто же вам запретит?
— Вы нас не бойтесь! Мы не опасные, — решил успокоить её Тод, и у девушки в глазах появилась смесь умилённого веселья. Вот точно с таким же выражением лица мать Ларкеса смотрела на разыгравшихся щенков. Тодер расцвёл в ответ. Всё-таки, приглянувшаяся женщина — это, пожалуй, единственный случай, когда подобный взгляд не вызовет у чёрного никакой агрессии. В каком-то смысле, это логично, боевые маги действительно внушают настороженность и опасения обычным людям (если не сказать: пугают) и отсутствие подобной реакции у девушки сильно облегчает дальнейшее общение.
— Это обещание?
— Да.
— То есть исключительно акт доброй воли, без гарантий?
Ларкес с трудом не рассмеялся, когда лицо Тодера приобрело выражение глубокой задумчивости. Это было бы явно излишне, и не потому что кое-кто мог обидеться, а потому что кое-кто другой за столиком его бы обязательно неправильно понял. Хотя со смехом всё было не так плохо, как с мимикой, не стоило смущать девушку, которая их впервые видела.
— А вы хотели бы каких-то гарантий?
— Нет, — девушка улыбнулась и поправила тёмную прядь, упавшую на лицо. — Да вы присаживайтесь, не стойте, в ногах правды нет. И ваш друг пусть присаживается.
— Это Рем. А я — Тодер, — не стал заставлять себя уговаривать Тангор, садясь на ближайший к предмету своего восхищения стул. — А вы?
— Миллисент.
— Очень приятно.
Спустя пять минут Ларкес окончательно пришёл к выводу, что он здесь абсолютно лишний. Тодер общался исключительно с девицей, та вполне охотно ему отвечала, и, хотя, Милисент, в отличии от своего ухажёра, не забывала, что за столиком они сидят втроём, всё равно было заметно, что большая часть её внимания (почти всё) отнимал себе Тодер, что полностью устраивало Ларкеса (девушка была милая, но не настолько, что мешать Тоду развлекаться). Однако смысл его собственного пребывания за этим столиком от него ускользал.
— Тодер.
— А? Что?
— Я пойду зайду в книжную лавку, хорошо?
— Конечно, — и если бы Ларкес знал его хотя бы на два месяца меньше, то не услышал — не узнал — бы благодарности в голосе. — Тогда встретимся уже в гостинице, да?
— Да, так будет удобнее, чем искать друг друга по городу.
На том они и расстались, а встретились в фойе гостинице уже глубоко за полночь.
— Только не говори, что ты меня ждал! — удивился Тодер, и Ларкес, нужно признаться, разделял его чувства. Сам от себя такого не ожидал.
— Я книжку читал. И как всё прошло с твоей красавицей?
— Мы гуляли по городу, обсуждали книгу…
— Какую?
— Издеваешься? Я не запомнил название, — отмахнулся Тодер, и Ларкес, развеселившись постучал подушечками пальцев друг о друга. — Потом зашли поужинать и вернулись на набережную, а когда совсем стемнело я проводил её до отела, в котором она остановилась и…
— Она пригласила тебя на чай?
— Вернулся сюда.
Посмотрели друг на друга, помолчали:
— Тод, а с каких пор «совсем стемнело» — это когда фонари отключили?
Тот что-то фыркнул и упал на диван напротив:
— Зато было интересно.
— Какие планы на завтра?
— Мы договорились в час встретиться в парке, — абсолютно счастливым голосом поделился достижением Тодер, и Ларкес, встав, похлопал его по плечу.
— Удачи. Ты помнишь, что через десять дней мы возвращаемся на работу?
— Помню.
— Тогда сильно не тяни.
— Ии отсюда, — недовольно, как обрызганный водой кот, прошипел Тод. — Я ещё от тебя советов как с девушками общаться не слушал.

Единственное, что Миллисент могла бы сказать про эту неделю: она пролетела легко и незаметно. Каждый день они встречались с Тодером (каждый день всё и раньше и раньше), и болтали о какой-то ерунде, гуляли по паркам, купались в море. А два дня даже потратили на подъём на горы, с которых открывался изумительный вид. На обратном пути Миллисент, как в детстве, ловила бабочек, а Тодер нашёл орешник и кормил её дикими орехами. Было весело, и, наверное, главное чувство, которая она испытывала каждый день, гуляя с этим чёрным — беззаботность.
Вообще-то, она думала, что они зайдут дальше, чем просто свидания, и не то чтобы она была против, или Тодер не демонстрировал и не говорил каждый день, как она ему нравилось, но как-то так каждый раз получалось, что к тому моменту, когда они доходили до гостиницы, куда его можно было бы пригласить, чтобы угостить чем-то вкусным, было так поздно… и на ногах они были иногда уже часов по пятнадцать, так что Миллисент почти засыпала в его объятиях, пока они целовались на прощание. Какие уж тут приглашения…
И признаться честно, на седьмой день обидно уже было! Так что сегодня она решительно взяла план прогулок в свои руки, с тем, чтобы провожать её они пошли не в час или два ночи, а часов в восемь вечера. Тодер, кстати, абсолютно не сопротивлялся, и предложение уже пойти по домам встретил даже с воодушевлением. Вероятно, ему тоже хотелось перейти, наконец, от поцелуев к следующей стадии близости. Наверное…
Господи, да зачем же так волноваться, это же обычный курортный роман, все всё и так понимают…
В итоге она от волнения вместо чая предложила ему помидоры, которые Тодер практически не ел, а он радостно согласился, что-то рассказывая о том, что как раз о них последний час и мечтал. Миллисент чувствовала, что её щёки просто горят, а рука сжимает его ладонь всё сильнее и сильнее:
— Не бойся, — Тодер шептал ей на ухо, нежно касаясь между словами губами виска, — всё будет хорошо.
— Я знаю, — отвечала она ему, с трудом удерживая себя от того, чтобы не начать целовать его прямо сейчас, поднимаясь по лестнице. Она действительно была уверена, что всё будет замечательно. Так же замечательно, как было с ним всю эту неделю. Но пальцы дрожали от волнения — и предвкушения, и страха, что что-нибудь обязательно случится и помешает — и она никак не могла открыть дверь своего номера, пока Тодер не забрал у неё из пальцев ключ и не открыл сам.
— Не бойся, — повторил он, раздевая её и целуя обнажающуюся кожу.
— Я не боюсь, — возразила Миллисент, расстёгивая его рубашку и стягивая её. — Я волнуюсь.
— Зачем? — спросил Тод и до того, как она ему ответила, поцеловал её, выпивая дыхание, позволяя выпить собственное.
— Потому что, — исчерпывающе объяснила Миллисент, когда они оторвались друг от друга, и Тодер принялся избавляться от брюк. Он улыбнулся её объяснениям и, наклонившись к ней, заговорщицки произнёс:
— Снять одно платье быстрее, да?
— Я не тороплюсь, — улыбнулась в ответ она, чувствуя, как успокаивается, как в ней остаётся только желание близости, а страх растворяется от звука его голоса, исчезает в восхищённом блеске его глаз.
— Это хорошо, — выдохнул он, опускаясь рядом с ней на постель. — Я тоже.
И они действительно не стали торопиться.
Или по крайней мере, так ей казалось.
Плавное — взаимное — скольжение рук по коже. Негромкий смех, когда, пытаясь устроиться поудобнее, Миллисент умудрилась запутаться в простыне, а Тодер неловко сдвинувшись в попытке не дернуть ее за волосы почти упал на нее сверху. Это было в равной степени мило и забавно. А еще удивительно возбуждающе. И почти столь же приятно, как скользить пальцами по коже Тодера, ощущая как перекатываются сильные напряженные мышцы.
Солоновато-мускусный запах Тодера, ставший сильнее стоило ей переместить руки с его спины и плеч на поджарую, приятно ложащуюся в ладони задницу.
— Знаешь, — шепот получился почти беззвучным — не хватало ни воздуха, ни дыхания, — попа вторая по привлекательности и эротичности часть у мужчины. По ней всегда понятно будет ли хорошо.
— А первая это?.. — притираясь ближе, выдохнул Тодер, щекоча горячим дыханием кожу между грудей.
— Мозг, — почти бездумно отозвалась Миллисент и, огладив ягодицы, переместила руки на член Тодера. — Если его нет или он мал, то и говорить не о чем.
— А потом женщины врут, что размер не имеет значения! — с наигранным возмущением, вздохнул Тодер, прикусив ее сосок.
— О… Он имеет, — от пошлости собственной фразы и мысли, щеки обожгло огнем, — но не этот, — член Тодера дернулся под пальцами. Горячий жар возбуждения, собирающегося внизу живота тугим шаром, прокатился по телу Миллисент жгучей волной нетерпения и предвкушения. Ей хотелось почувствовать больше, сильнее, ярче, полнее. И Тодер не заставил ее просить или ждать.
Теряясь в густом, тягучем мареве желания, выгибаясь навстречу прикосновениям и поцелуям, Миллисент могла лишь пытаться отдать не меньше нежности и наслаждения, чем получала сама.
И только почувствовав удивительно приятное, но совершенно непривычное растяжение, от плавно скользнувшего в нее члена Миллисент подумала о том, что наверное стоило предупредить Тодера о том, что все это — секс, страсть, соитие — для нее впервые. А потом думать стало уже совершенно некогда.

Утро началось с того, что в стекло раздался короткий, редкий стук.
— Это же второй этаж? — сонно переспросил её Тодер, и Миллисент расслабленно кивнула, не открывая глаз. Он выбрался из её объятий и, подойдя к окну, открыл его:
— Рем, ты издеваешься? Как ты вообще дотянулся?
— Камешками. Извини, что порчу хорошее утро, но пришла телеграмма, нас срочно вызывают из отпуска, наш поезд через два часа.
Миллисент плотнее завернулась в одеяло, чтобы Тодер, не дай Бог, не увидел её расстроенного лица.
— Да будь оно всё проклято! И так оставалось всего ничего… Рем, ну какого?!
— Подробностей не сообщили.
— Как всегда, бл… гм.
— Твои вещи я собрал.
— И на том спасибо, — без особой благодарности в голосе ответил Тодер и закрыл окно. — Милли, ты слышала?
— Да.
— Прости, я…
Всё-таки ей пришлось выбраться из под одеяла и улыбнуться ему:
— Всё в порядке. Я понимаю, — она протянула руку и погладили его по щеке. — Работа ревнивая дама.

Когда стало известно о беременности, Миллисент в первую очередь пришлось выдержать скандал с отцом. Он требовал сделать аборт и не позорить его седины своим поведением, а когда дочь отказалась — выгнал её из дома. Миллисент пожала плечами, повесила сумку на плечо и молча вышла из дома. Если отец не хочет видеть её сына или дочь, то это его проблемы, она всё равно планировала в ближайшее время снимать себе жильё самостоятельно и жить одна. Как бы она не любила родителей, характер у них был тяжёлый, и с каждым годом им всё сложнее было уживаться в одном доме.
На первые два месяца деньги у неё есть, и это время стоит потратить на то, чтобы найти себе работу, которую она могла бы исполнять, сидя дома.
Спустя неделю они снова поругались с отцом, на этот раз на тему того, что она ужасная и строптивая дочь, как она посмела, оставить и с матерью в одиночестве. Она должна немедленно вернуться. Спустя три часа препирательств (которые со стороны Миллисент сводились в основном к молчанию) договорились полюбовно: она будет ходить в гости к родителям, те к не, и она не против, если родители помогут ей с одеждой для малыша, когда тот родится.
И только Миллисент облегчённо вздохнула, как в свои нежные и заботливые объятия её поймали подруги. Абсолютно уверенные, что она страдает и ей некому выплакаться.
— Мужики — все козлы, — бескомпромиссно утверждала Магда, всхлипывающая над горькой судьбой подруги. — Что надо — получили, а как отвечать — так сразу в кусты.
— Милая, ты что-то путаешь, — возразила ей Милисент, подливая новую порцию успокаивающего чая. — Он не убегал в кусты, он даже не знает, что ему в них убегать надо.
— А что ж он тогда пропал?!
— Его из отпуска вызвали.
— И не появляется!
Миллисент подумала и решила не говорить о том, что даже появись у Тодера такое желание, найти ему её было бы затруднительно. Хотя бы потому, что в лучшем случае — он знает её фамилию. И то — не факт.
— Напиши ему, — гнула свою линию Хелен, уверенная в своей правоте, не меньше Магды. — В конце концов, как честный человек, он должен…
— Да с чего ты взяла, что он честный? — возмутилась Магда.
— К тому же чёрный, — вступила в разговор Лита. — Ту с обычных-то не вытрясешь, что полагается, а уж с этих-то…
— Девочки, — вздохнула Миллисент, — это абсолютно бессмысленный спор, потому что я в любом случае не собираюсь ему писать или звонить.
Подруги уставились на неё в немом удивлении:
— Но почему! — наконец-то нашлась Хелен. — А вдруг он…
— Нет, — отрезала Миллисент. — Его это не касается.
«Потому что я не хочу рисковать своим хорошим мнением о будущем отце моего ребёнка, — подумала она про себя. — Пусть Магда и преувеличивает, но в её словах есть зерно истины. Мужчины действительно редко радуются незапланированному ребёнку. А я не желаю видеть, как Тод будет пытаться увернуться от своего отцовства. Это было бы так… разочаровывающее… Нет уж. Пусть всё остаётся так, как есть».

О Нинтарке говорили многое и разное, и Миллисент вскоре перестала гадать, что именно происходит в закрывшемся городе. Однако с каждой неделей становилось всё тревожнее. Газеты писали о величии и доброте нового порядка, белые рассказывали о торжестве света, обычные люди то сомневались, то хотели поверить, а чёрные… Миллисент хорошо запомнила как мрачно и ожидающе слушали чёрные, те из них, что были старше хотя бы пятидесяти лет. Они не пытались ни с кем спорить и переубедить людей с тех пор, как Нинтарк закрыл ворота. До этого они что-то порой доказывали, но с того момента замолчали и ждали. Сосредоточенно так, уверенно и недобро.
Миллисент порой доставала из стопки скопившихся газет ту, в которой была процитирована речь «молодого, но перспективного начала отдела магической безопасности Тодера Тангора» о недопустимом инфантилизм и безответственности с которой общество относится к подобным идеям и последствиях, которые будут тем страшнее, чем дольше на это будут закрывать глаза. Кажется, это было одно из последних выступлений высокопоставленного чёрного на тему Нинтарка. Миллисент очень хотела, чтобы Тод ошибся, и всё в итоге было хорошо, но весь её опыт говорил о том, что не бывает добра всем и даром, и без спросу. Обычно, это всегда заканчивалось бедой, а у реакция чёрных… Она не так много знала о них, собственно, Тодер и Томас были единственными, с кем она была близко знакома, но одно она точно знала: паникёрами, бьющими в набат об опасности без причины они не были. Пустая паника, как объяснял ей Тод, пагубно сказывается на репутации, чего себе не мог позволить никакой нормальный или даже безумный боевой маг.
Однако неделя шла за неделей, а ничего не происходило. Нинтарк стоял никак не связываясь с остальным миром, а остальной мир ничего не делал с Нинтарком. Хотя НЗАМИПС и старший координатор совместными усилиями настояли на том, чтобы вокруг города было выставлено оцепление. В списках магов, отправившихся туда стояло имя Т.Тангора, и Миллисент, улыбаясь собственной глупости, по вечерам молилась за него.
— Он отец моего сына, — объясняла она то ли небу, то ли себе, то ли недовольному в её воображении отцу, который, конечно, ничего не мог знать о её молитвах, находясь в другом городе. — Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Он был честен со мной, он делает важное дело, он должен вернуться оттуда, что бы ни случилось, пожалуйста.
Порой она говорила себе, что её желание ни на что не может повлиять и нет смысла молиться, но… на что ей ещё было уповать, как не на справедливость этого мира, которая не должна была оставить человека, избравшего своим долгом защиту обычных людей.
Несомненно, Тодер бы с ней не согласился, скажи она ему, как относится к его работе, но это было не важно. Миллисент считала, что вполне может иметь собственное мнение о мужчине, от которого решилась завести ребёнка. А если ему так важно казаться более самовлюблённым и эгоистичным, чем это есть на самом деле, то не женщине с ним спорить.
Когда грянула катастрофа, Миллисент ничего почувствовала, хотя была уверена, что случись что — и сердце дрогнет. Но нет, она прожила тот день, как обычно, а потом до Редстона дошли новости о катастрофе в Нинтарке. И сердце дрогнуло. И зашлось в безумной панике, боли и надежде на то, что всё…
— Хорошо? — спросила она у отражения в оконном стекле. — Целый город погиб. Тысячи людей… Какое может быть хорошо?
В тот вечер, держа в объятиях пришедшего к ней Томаса (сын никогда не был особо склонным к ласкам, но в этот раз пришёл сам и обнял, возможно, чувствуя что с ней что-то неладно, а может просто посмотрев на людей в городе подумал, что ей тоже может быть нужна помощь), Миллисент со всем отчётливостью и ясностью поняла насколько люди эгоистичны. Насколько она сама эгоистична и безжалостна. Ей было жаль Нинтарк, да, но куда больше её волновало: вернётся ли из оцепления мужчина, ставший отцом её сына? Вот и всё. И все жизни тысяч жителей несчастного Нинтарка меркли перед этим вопросом.
— Всё будет хорошо, да, Томас?
— Конечно, мама.

Миллисент всю неделю разбирала свои дела, чтобы эта суббота у неё осталась абсолютно и бескомпромиссно свободной, чтобы провести весь день с сыном. Они планировали аттракционы, какое-нибудь кафе с едой, которую сама Миллисент не готовила и… что-нибудь ещё придумать в процессе, чтобы не ограничивать себя планом заранее. Миллисент предвкушала спокойный (по крайней мере, без недовольных и вечно торопящихся заказчиков) день, если и полный тревог, то разве что связанных с трудно контролируемой активностью Тома, но эти мысли наполняли её радостью. Мальчик у неё рос активный и заинтересованный во всём, что происходило вокруг, и хоть порой это доставляло хлопот.
— Миллисент? — раздался сбоку, голос, который она узнала с первого звука, хотя искренне считала, что давно забыла и придумала в своей голове заново. Удивительно, что он до сих пор помнит её имя.
— Тодер? — она обернулась к нему, беззаботно улыбаясь. Теперь они просто люди, которые когда-то давно были несколько дней знакомы. — Давно не виделись.
— Ты мне так и не написала, — укорил её чёрный, задумчиво поправляя пиджак. — Почему?
— А зачем? -спросила Миллисент и тут, в самый неподходящий из всех возможных момент, к ней подбежал Том:
— Мам, ты видела, что там… — тут он обратил внимание на незнакомого дядю и замолчал, разглядывая его. — Здравствуйте.
Тодер смотрел на него и… Миллисент даже немного страшно стало. Спокойно так смотрел, даже в лице не поменялся, только белый-белый стал. А она только сейчас, глядя на отца и сына рядом, поняла, насколько Томас похож на него. Как две капли воды. Настолько, что даже не соврёшь, что всё просто совпадение, и он от совершенно другого мужчины.
— Зачем, говоришь? — протяжно, как раньше никогда не говорил, повторил за ней Тодер, не отрывая взгляда от мальчика. — Здравствуй…
— Томас, — представился сын, подозрительно прищурившись. Особой чуткостью к людям он не отличался, но уж почувствовать напряжение, повисшее в воздухе — это без проблем. Тем более, к ней он всегда был внимательнее. — Томас Маккоран.
— А я Тодер, Тодер Тангор, — представился в ответ ошарашенный и злой, как выводок нежити, отец. — Малыш, мы с твоей мамой поговорим наедине, хорошо?
Томас напрягся ещё больше, но Миллисент погладила его по голове (он даже не стал уворачиваться, так беспокоился о ней) и согласилась с Тодом:
— Да, Том, — волевым усилием она заставила себя сократить имя, как будто этот раговор был «несерьёзным». — Мы давно знакомы с мистером Тангором и нам нужно кое-что обсудить.
Сын был явно недоволен, но кивнул и отошёл в сторону.
— Вежливый, — заметил Тодер, глядя ему вслед. Кажется, хоть маг и попросил мальчика отойти, все его мысли крутились вокруг него.
— Заботливый.
— Почему ты мне не написала?
Миллисент пожала плечами. Объяснять все свои причины не искать отца ребёнка она не желала. Это звучало бы достаточно жалко.
— Тебя это не касалось.
Наверное, будь она мужчиной или, хотя бы, другой чёрной, Тодер бы её сейчас ударил, судя по тому, каким инфернальным пламенем блеснули его глаза.
— Это мой сын, и ты хочешь сказать, что он меня не касается?
«Забавно. Из всех мужчин в мире, я должна была залететь от того, который не убежать пытается, а обижен, что его не призвали к ответственности. Расскажи кому — не поверят».
— Это мой сын. И, возможно, твой. А возможно и не твой, — поправила Тодера Миллисент. Хотя уж она-то точно знала, что никаких сомнений в отцовстве быть не может.
— Милли, я по-твоему тупой или слепой? — кажется она умудрилась за пять минут насмерть обидеть не просто чёрного, а старшего координатора региона. Она, конечно, всегда была талантливая девочка, но сегодня превзошла сама себя. — Ты должна выйти за меня замуж. Завтра же. Нет, на следующих выходных, чтобы я успел организовать мероприятие, тебе же наверняка захочется пригласить гостей и…
— Что?!
«Охренеть, кричали гости, — ошарашено подумала Миллисент. — Что он вообще несёт?!»
— Нет! Тодер, какая свадьба? Ты с ума сошёл?
— Женщина, ты у меня украла сына на пять лет, я требую компенсации! — возмутился в ответ маг, сверля её взглядом.
«Потрясающее вышло бы начало семейной жизни», — Миллисент почувствовала, что успокаивается и вообще вся эта ситуация начинала казаться всё более смешной и забавной с каждой секундой.
— Требуй, — покладисто разрешила она. — Вдруг поможет?
— Миллисент!
— Тодер?
— Я имею право быть ему отцом…
— А я имею право тебе отказать.
— Мама, идём, наша очередь сейчас, — к ней подошёл Томас и, взяв за руку, потянул а собой.
— Конечно, милый, — кивнула Миллисент. В конце концов, этот день она собиралась посвятить сыну, а не пропадавшим неизвестно где пять лет бывшим любовникам. — До свидания Тодер.
— До встречи Миллисент, — чёрный поклонился, не отрывая от неё от неё буквально просверливающего насквозь взгляда. — Удачи, Томас.
— Спасибо, мистер Тангор, — вежливо кивнул сын и ускорил шаг.
— Том, а что за очередь? — поинтересовалась, наконец, Миллисент, когда перестала ощущать жжение от взгляда в спинуи сообразила, что они вроде никакой не ждали, а просто гуляли пока.
— Никакая, — пожал плечами сын. — Мне показалось, что тебе надоело разговаривать с мистером Тангором.
«Маленький рыцарь», — с нежностью подумала Миллисент и попыталась погладить его по голове, но в этот раз Том увернулась. Что ж, сегодня они отдыхают, а что делать с господином координатором, решившим снова ворваться в её жизнь, она подумает завтра. Если время будет.

То, что настроение у начальника и, что куда хуже, друга ни к Шороху, Ларкес понял ещё даже до его появления в кабинете, по одному только грохоту с какой тот взялся за ручку. Талантливый человек талантлив во всём, но как инквизиторское гнездо не привило ему большей сдержанности, Рем представить не мог. То ли он переоценивал силу педагогического влияния на чёрных, то ли недооценивал упрямство и темперамент Тода.
— Что случилось?
— Ничего, — тут же захлопал на него честными глазами Тангор, и Рем даже оторвался от таблицы, которую изучал, чтоб понаблюдать за этим зрелищем. — С чего ты взял?
— Ты психуешь.
— Вот откуда ты взялся такой на мою голову, а? — Тодер раздражённо (Рем очень веселился, когда понял, что чем монотоннее и размереннее становятся его движения, тем в более растрёпанных чувствах пребывает друг) прошёл через кабинет и уселся на столе. И ладно бы на своём так сидел в собственном кабинете! Никакого уважения к чужому пространству…
— Тод…
— Эмпаты, между прочим, ничего не заметили. Что с тобой не так, что ты внимательнее белых?
— Им просто всё равно, пока ты работаешь.
— О! — радостно воскликнул Тод, и Рем проклял собственный, распускающийся в его присутствии, язык. — А ты обо мне беспокоишься?
— В таком состоянии ты имеешь привычку подгребать под себя работу, как хомяк, — главное: ни в чём не признаваться. Пока всё отрицаешь, у тебя есть шансы, что тебе ещё не окончательно сели на шею.
— Разве это плохо?
— Потом ты сваливаешь её на меня.
— Ты обычно не против, — попытался надуться Тодер, но получилось у него как обычно неубедительно. Он, в принципе, был на удивление не мнительным для чёрного. И, кажется, именно это помогало ему быть настолько неотразимо наглым.
— Я просто не успеваю возразить. Так что случилось-то?
— Я встретил Милли.
Ларкес никогда не мог пожаловаться на свою память, но тут ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать. Точнее вспомнить. Точнее вообще додуматься, в какой папке в архиве своей памяти искать.
— Ты имеешь в виду ту девчушку с курорта? — поверить в это было несколько затруднительно. — Как ты её вообще запомнил и узнал-то…
— Между прочим, я ждал, что она мне напишет, раз не дала своего адреса! — возмутился Тодер, и Ларкес даже припомнил, что месяца два тогда, пять лет назад, друг действительно чего-то такого ждал. Кто вообще ждёт писем от своих пассий с курортного недельного романа?
— Ну хорошо. Она оставила неизгладимое впечатление в твоём сердце и теперь в тебе снова пылает роковая страсть?
— Рем, я похож на идиота?
— Очень, — он не стал скрывать очевидного. — Но я знаю, что это не так, если тебя это утешит. Что тогда? Она наоборот тебя разочаровала и испортила светлые воспоминания о редком отпуске из которого тебя вызвали аж через целых десять дней, а не, как обычно, через три?
— Она у меня сына украла.
Ларкес с интересом посмотрел на Тодера:
— Не знал, что у тебя есть сын. И давно?
— Пять лет как, — мрачно просветил его друг.
— Оу, — вот теперь дошло, с чего он так бесится. — Тебя поздравить?
— Рем! — Тодер вскочил и принялся ходить по кабинету. — Она отказывается выходить за меня замуж и вписать меня отцом ребёнка.
— Смелая женщина, — одобрил Ларкес. — Я б с тобой в таком состоянии спорить не решился.
— Ну не драться же мне с ней, — фыркнул начальник и, что в этот раз особенно трагично, друг, которого не пошлёшь с его проблемами куда подальше.
— Это было бы определённо плохим началом семейной жизни.
— Я не бью женщин.
— Я знаю. Чего ты так бесишься? — а раз нельзя послать, оставалось рассуждать логически вслух, чтоб новоявленный папаша начал соображать, отойдя от потрясения из-за обрушившихся на него новостей. — Она пять лет справлялась без тебя и даже не пыталась с тобой связаться, хотя ты и оставил ей телефоны и адрес почты. Так с чего ты решил, что она тут же повиснет у тебя на шее, стоит вам встретиться?
— Да Шорох всё это забери! — Тодер взял себя в руки и сел в свободное кресло. — Почему она вообще не связалась со мной, когда узнала, что у неё будет ребёнок? Я имел право участвовать в…
— На каком основании?
— Я его отец!
— Но ты не её муж? И потом, ты в курсе как обычно любовники реагируют на новость о том, что приятное и необременительное времяпрепровождение вдруг так неожиданно обернулось?
Тодер тяжело и несогласно вздохнул. Он, конечно, знал, но не одобрял настолько, что иногда пытался отрицать очевидное.
— Не понимаю: зачем спать с женщиной, мысль о ребёнке с которой тебя так пугает что ты пытаешься убежать?
Ларкес пожал плечами:
— Это сейчас не важно. Важно то, что твоя Милли…
— Милисент. И она, как видишь, не моя.
— Пока не твоя Миллисент тоже об этом скорее всего знала. Да и репутация чёрных… в общем, она вполне могла решить, что ей даром не надо такое унижение, как попытка выклянчить у убегающего мужика что-нибудь для себя.
Какое-то время Тодер молчал.
— Ладно, почему она мне ничего не сказала, я понял. Хотя всё равно… Ладно. Но я же не убегаю сейчас, почему она всё равно против?
— У эмпатов спросить не хочешь? — предложил Ларкес. — Обычно ты с ними советуешься о тонких порывах души обычных люде…
— Врежу.
— Она знала тебя около недели пять лет назад. И если ты сейчас хотел сказать что-то про то, что тебя-то это не смущает, то напоминаю: ваш ребёнок у неё, а не у тебя.
Сильнейший чёрный маг поколения и старший координатор Северо-Западного региона решительно хлопнул ладонями себя по коленям:
— Ну что ж… Значит будем добиваться своего.
— Ты говоришь так, будто крепость собрался брать.
— Ах, если бы, — мечтательно протянул Тодер. — С крепостью было бы гора-а-а-аздо проще.
И Ларкес подумал, что у друга в сердце всё-таки воспылала роковая страсть. Похоже их всех ждёт увлекательный и насыщенный жизненный период. В способности Тодера подойти к такому важному вопросу как женитьба и отцовство с размахом, сомневаться не приходилось.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Будет забавно

Название: Будет забавно
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  Хаук
Канон: “Житие мое”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой и издательству Альфа-книга
Размер: миди, 6 174
Персонажи: Тодер Тангор, Леон Хаино
Категория: джен, где-то в моей голове это даже преслеш, но объективно всё-таки джен
Жанр: АУ (наверное, автор надеется на это), рассказ
Рейтинг: G — PG-13
Краткое содержание: Борьба с кровавым режимом и тиранией иногда длится веками и обретает очень странные формы. Да и что считать тиранией, а что — борьбой?
Примечание: посвящается прекрасной мозгожорке  Хозяйка Маленького Кафе
Предупреждения: авторская трактовка канона

Лёгкой смерти тебе, мой друг! Безболезненной, без предательства, Несмотря на все обстоятельства Я лишаю тебя этих мук!

Хэльга Эн-Кьянти — “Лёгкой смерти тебе, мой друг”

Впервые Хаино встретил Тодера, когда шёл по улице от ратуши в сторону рынка. Наглый и самоуверенный, как все тронутые порчей, он вывернул из какого-то переулка и пристроился рядом, дымя сигаретой, от которой Посвящённому хотелось раскашляться. Отвратительно.
— День добрый, уважаемый мэтр, — мальчишка всего лет двадцати от роду оскалился в подобии дружелюбной улыбки. Коты так улыбаются мышам. Леон же чувствовал раздражение, тихо и контролируемо клубящееся в груди. — Как день?
— Я не одобряю курение, молодой человек. Не могли бы вы погасить сигарету?
— Нет, — ещё радостнее улыбнулся чёрный. — Но вы говорите точь в точь, как мой отец.
— Его слова вы игнорируете так же, как мои? — недовольство усугублялось с каждой секундой. Нашёл с кем сравнивать!
— Разумеется, нет, — с удивлением отозвался нахал. — Но вы же не мой отец, верно?
— Слава Богу — нет!
— Аминь, — чёрный сложил ладони и кротко опустил очи долу. — Велик и милосерден Господь в мудрости своей…
Всё-таки обычно порченные не настолько бесцеремонны. Если они не уважают окружающих, то хотя бы обращают внимание на статус.
— Не поминайте имя Господа всуе, — строго потребовал Хаино, и получил в ответ довольно блеснувшие глаза.
— Несомненно. Но склад на Вязовой улице я бы на вашем месте сжёг, — безмятежно протянул, почти промурлыкал, как сытый, играющий с мышью кот. И в этот раз у Хаино холодок пробежал по спине.
— Я вас не понимаю, — как ни в чём не бывало ответил Посвящённый.
— Разумеется, — кивнул мальчишка. — Но старики относятся к вам, я имею ввиду не лично вас, вы же понимаете, куда подозрительнее, чем мои сверстники. Сможете ли вы ответить, моему отцу, что не понимаете его, когда он спросит вас про этот склад? Знаете, — в голосе у него текло и переливалось ленивое самодовольство, — папа умеет спрашивать.
С этими словами пугающий, как дикий хищник, тронутый порчей свернул и скрылся в боковой улице, оставив Хаино наедине с самим собой, сомнениями, размышлениями и вопросами. А вечером того же дня Леон сидел за своим столом, изучая бумаги, которые ему принесли. Имя — Тодер Тангор, образование — Колледж Святой Инквизиции (объясняет некоторые особенности речи), семья — чёрные брат и отец-инквизитор (действительно, умеет задавать вопросы). У наглого мальчишки была возможность узнать важную информацию, но не было ни одной причины, чтобы делиться ею. Да?

— Знаете, ограбление — это было остроумно, — подсевший к нему за стол Тодер с интересом рассматривал мороженное в собственной креманке. Зрелище чёрного, сидящего в семейном кафе с шариками ванильного и шоколадного мороженого, отдавало лёгким сюрреализмом. — Вам был так дорог этот склад?
Хаино промолчал.
— Или его содержимое? — Тангору было, кажется, всё равно отвечают ему или нет. Чёрному самолюбию вполне хватало звуков собственного голоса. — Папа очень расстроился, что не успел к вам в гости раньше грабителей.
— Вы такой почтительный сын, — с чем-то средним между презрением и недоумением отозвался Леон. — Необычно для чёрных.
— Папа воспитал меня, как человека, увлечённого идеей, — Тодер и глазом не моргнул, пропустив мимо ушей оскорбление, будто того и не было. — К сожалению, с идеями у нас вышло несовпадение. Но общий подход к жизни я унаследовал от него, не сомневайтесь.
— Готовность предавать кого угодно, даже тех, кто доверяет тебе, ради собственных интересов?
Тёмные глаза Тангора блеснул весёлым удивлением. Как будто Хаино сделал ему подарок, которого тот не ожидал. Раздражение в груди сворачивалось и разворачивалось, как мелкая, потревоженная гадюка.
— Вы взываете к моей совести и чести? Но никто из тех, за кого я отвечаю, не пострадал по моей вине. Можете ли вы, о светоч благородства и милосердия, — журчащий, мягкий голос истекал насмешкой, как спелые плоды персика соком, — сказать тоже самое о красавице Анис или умном мальчике Этворе?
Удар пришёлся неожиданно больно и резко, ослепительно. Не чёрному пенять ему. Не тронутому порчей учить его.
— Ради будущего порой приходится жертвовать, — отрезает Хаино и только в следующее мгновение понимает, что это — признание в том, что он действительно имеет отношение к случившемуся.
— Разумеется, — чёрный откинулся на спинку стула и довольно растянул губы. Мальчишка. Вчерашний ребёнок. Опасный. — Именно об этом я и говорю. Хотя вы, бесспорно, щедрее меня.
И хотя всё в его голосе выражало восхищение, Хаино чётко и ясно — он же лучший эмпат современности — чувствовал абсолютное высокомерие и чувство превосходства собеседника. И даже не был уверен, что смог бы сейчас поспорить с таким отношением.
— Мне пора, — Посвящённый встал из-за стола. Ему нужно… нужно заниматься делами.
— Ещё увидимся, — помахал ему ладонью сын инквизитора.
Леон Хаино глубоко вздохнул и выдохнул.
— Непременно.

В этот раз они встретились в дальней, заросшей без должного присмотра части городского парка. Точне Хаино пришёл туда помедитировать в одиночестве, а Тодер нагрянул внезапно в облаке сигаретного дыма и с двумя бутылками пива:
— Будем праздновать, — заявил мальчишка, усаживаясь на низкую ветку черешни.
Хаино открыл глаза и повернул в его сторону голову:
— Что именно?
— Мой первый рабочий день, само собой.
Если бы кто-то смог объяснить Леону, почему тронутый порчей считает, что он должен радоваться его трудоустройству — это было бы прекрасно. Эмпатия помогала слабо: Тангор был весел, энергичен и расслаблен, от него привычно искрило энергией, заносчивостью и неизменной насмешкой, с которой чёрный отзывался обо всём и всех. Но общий эмоциональный фон говорил об искреннем желании отметить событие в выбранной компании и ни капли не раскрывал причин, по которым Тодер принял подобное решение. Чужие чувства редко приводили Хаино в замешательство, а уж чужая искренность и подавно — но тронутые порчей на то и тронутые порчей, чтобы смущать разум.
— Я не пью.
— Не гони. Белые пьют ещё запойнее чёрных, — в голосе Тангора не было ни сомнения, ни смущения, а Леону хотелось напомнить ему о разнице в статусах, и совершенно не хотелось — про разницу в опыте, которая сейчас казалась старостью.
— Во-первых, пиво — это вульгарно. Во-вторых, именно что запойнее. В-третьих, я вообще не одобряю попыток затуманить собственный разум.
В ответ ему раздались аплодисменты:
— Я даже не знаю, что мне интереснее: правда ли ты считаешь, что можно уйти в запой с бутылки пива, или с каких пор «слёзы дракона», которыми ты щедро угощаешь своих друзей, стали щадить ясность рассудка?
Хаино сел на ветку рядом с Тодером и отвесил ему подзатыльник. Это было нелепо, но не было ни одной причины, чтобы отказать себе в столь невинном удовольствии, а поганец, откинув голову назад, счастливо расхохотался.
— За разговоры о «cлезах» тебя вообще убить нужно.
— Кто же вас в следующий раз предупредит о необходимости ограбления, Великий Посвящённый? — Тангор смотрел с искренним любопытством, и ни капли сомнений, раздражения или агрессии не мелькало в его ауре. То ли он не считал Хаино опасным, то ли был уверен в том, что тот не в серьёз. Это было глупо, но для дурака Тодер знал слишком много, а для умного — слишком легко говорил.
— А ещё я говорил, что пиво…
— Вы можете мне разумно объяснить, чем ботва для вина круче ботвы для пива?
Чёрный был похож на наглого, плохо воспитанного, но беззлобного ребёнка, и Хаино пришлось напомнить себе, что этот «плохо воспитанный ребёнок» учился себя вести в семье, имевшей доступ к королевскому двору, а «беззлобный ребёнок» обучался под патронажем Инквизиции. Казалось, что в разговоре с Тангором — по крайней мере с младшим из них — эмпатия не помогала, а сбивала с толку.
— Пока вы не объясните, я не пойму, — ослепительно улыбнулся Тодер, когда тишина между ними слишком затянулась.
Хаино дёрнул уголком губ. Это были его слова из последней статьи об обучении детей. Белых в первую очередь: пока вы не объясните им — они не поймут вас. Но сейчас перед ним был пусть не взрослый, но уже не ребёнок, не белый — перед ним сидел чёрный выпускник колледжа Инквизиции (невольный холодок по позвоночнику от названия этой организации), который уже раз перешагнул через интересы семьи, через отца, чёрный, предавший клан и смеющийся при этом невинно и беззаботно.
Никаких объяснений. Не понимает — и к лучшему.
Хаино протянул руку и взял несчастную бутылку. Пара глотков «из вежливости» ничего не изменят, а Тангор отцепится.
— Куда устроился?
— В надзор, — как само собой разумеющееся ответил Тод. — Семейная традиция, отцу нужен был наследник, а Ральф его в этом смысле подвёл.
— Да и Инквизиция тоже, — не удержался от насмешки Леон. — Думаешь этот твой надзор продержится дольше?
— Ну, вы прямо как типичный белый, — попенял нахал, привычно раскуривая сигарету. — Слишком много значения придаёте дурацким названиям, годным только на то, чтобы пугать ими детей. Суть в контроле, власти и безопасности. Инквизиция, надзор или змееголовые бобры — это всего лишь названия.
Хаино поперхнулся и негромко рассмеялся, представив Тангора змееголовым бобром. Обычный бобёр — тоже был неплох. А вот змея смешной не казалось, змее нужно было бы оторвать голову, пока она не выросла. Надо бы, да.
— И тебе нужна власть?
— В адское пламя власть, — отмахнулся Тангор. — Всегда найдётся идиот вроде вас, согласный работать даром за одну идею, он пусть и тащит, — Хаино даже не рассердился, удивлённый таким подходом чёрного мага к власти. — Мне нужен контроль. И вам он тоже нужен, верно? — улыбка у тронутого порчей была демонически самоуверенной.
— Мне для этого не нужен надзор, — не стал идти на поводу у мальчишки Хаино и сделал глоток неприятно горчащего пойла.
— Разумеется, нужен, — Тод даже не спорил, он смеялся радостно и самоуверенно. — Но я не предлагаю вам следовать моему примеру, — бесы плясали в весёлых тёмных глазах. — Меня вполне достаточно. А вы и дальше занимайтесь тем, что умеете лучше всего.
— Спасибо за разрешение, — насмешливо склонил голову Хаино. Нахальный кукушонок!
— Не стоит, — сильные пальцы с зажатой между средним и указательным сигаретой опустились ему на плечо, и Леон слегка отвернулся от дыма. — У меня в любом случае нет такого таланта к использованию людей.
Объяснять ему что-либо было бесполезно. Тодер всегда соглашался с тем, что говорил Хаино, и утверждал, что имел ввиду тоже самое. Это не приводило в бешенство только потому, что он слишком долго учился держать себя в руках.

Следующие годы мало что меняют в их общении, кроме разве что пары деталей, вроде той, что Хаино теперь и сам приходит к Тодеру «в гости». Далеко не всегда, чаще даже нет, чем да, это означало визит домой, а не встречу где-нибудь в городе. В остальном же Тодер всё так же дымит сигаретой в его присутствии, предлагает пиво и предупреждает о возможных проблемах. Порой даже раньше, чем его надзору приходит в голову очередная опасная идея. Он всё ещё вёл себя, как беспечный самоуверенный идиот, но Хаино знал, что от него уже пытались избавиться, и Тодер справлялся с проблемами без каких-либо предупреждений.
Однажды он даже спросил его, как тот относится к тому, что Хаино ничего не сказал ему заранее, даже когда знал. Тангор посмотрел на него с удивлённым весельем:
— А вы полагали, что должны мне зеркальные услуги? — в его ауре весенней сиренью цвела снисходительность и извращённая сострадательность. — Да бросьте, Великий Посвящённый, — каждый раз, когда чёрный так обращался к нему, на него хочется спустить бешеных собак в исключительно воспитательных целях, но жалко животных. — Я могу о себе позаботиться, и в вас не нуждаюсь. Лучше о себе подумайте, не могу же я каждый раз вас предупреждать заранее.
— Я и сам могу предупредить себя заранее, — спокойно уточнил Хаино. — Мои способности…
— Должен заметить, что мозги обычно помогают лучше сомнительных магических практик, — пренебрежительно отмахнулся Тангор, а потом улыбнулся. — Или вы думаете, что, не будь у вас мозгов, предвидение вам сильно помогло бы?
Хаино вздохнул: оскорбления и лесть в речи беспокойного чёрного мешались так же легко, как снег смешивался с песком. С этим приходилось мириться, если он хотел иметь один из самых эффективных рычагов влияния на надзор. Да, должность Тангора пока не слишком велика, но в своей епархии он уже пользуется уважением, а уж как умеет добиваться своего даже от собственного начальства…
— В надзоре хватает талантливых людей, — с непонятно гордостью продолжает мальчишка, несколько лет по собственному почину работающий против этого самого надзора. — Они учатся, а вы не меняетесь. Если так пойдёт и дальше, вы снова потеряете полученное преимущество.
— Я учту твоё мнение.
— Обиделись? — Тодер затянулся и выпустил дым в небо.
— Ты переоцениваешь себя.
— Постарайтесь сделать так, — вкрадчиво отозвался Тангор, — чтобы не оказалось, что я переоцениваю вас, хорошо?
Хаино промолчал. Иногда на вопросы порченного нельзя было отвечать, за ними чудилась ловушка.
— И, кстати, — заметил мальчишка, — я бы на вашем месте отказался проходить аттестацию на магистра.
А иногда на другие его предложения ответов у Хаино не находилось:
— Я и не собирался.
— Вам собираются предложить. Лучше откажитесь.
Леон с интересом посмотрел на Тодера.
— Ходят слухи, — пояснил чёрный, гася сигарету, — что магистров белой магии обяжут делать запись своей ауры на кристал. Чтоб были не хуже, так сказать, чёрных. Вообще, они бы всех белых с удовольствием записали, но много вас.
Хаино улыбнулся. Да, чёрных хорошо проредили в своё время.
— Да, — согласился с его улыбкой Тодер, — много вас, прямо как собак нерезаных.
Развернулся и пошёл, оставив Хаино в одиночестве. В самом деле, не слова, а снег с песком. Когда-нибудь мальчишка станет не нужен, а пока… Пока пусть работает. Необходимость же терпеть нахальные речи можно было считать платой за оказываемые услуги.

Домашний кабинет Тодера, в котором они сидели, был обставлен в классическом стиле, неожиданно уютный, в светлых тонах. Когда Хаино оказался здесь первый раз, он удивился, а Тангор ответил что-то про то, что работать с бумагами на свету удобнее. При чём тут мебель из светлого дерева Хаино не понял, но уточнять не стал. Он подозревал, что отвечая на подобные вопросы Тодер изгаляется в абсурде и словоблудии, привитых ему в колледже, и не желал быть тренировочной площадкой для подобного свинства.
Сегодня они не договаривались о встрече, Хаино пришёл на волне смутных, неразличимых сомнений и не оформившихся предчувствий. Чёрный по всем параметрам не был удачной кандидатурой для подобных обсуждений, но не говорить же об этом с подчинёнными?
— Я вам уже говорил, — хмыкнул Тод, закуривая третью подряд, без перерыва сигарету, — прекращайте опираться на предвидение, как на костыли. Вон, Рэм уже почти эффективнее вас, а ведь к будущему чуток не больше счёт.
Последние пару месяцев Тангор, к удивлению Хаино, носился со слабосильным чёрным, который был на полвека старше его, как со стеклянной игрушкой. Что он нашёл в чёрном, не способном общаться с людьми даже по меркам тронутых порчей, зарывающимся в бумажки и при этом обладающим традиционно скверным характером — Леон понять решительно не мог. Тем не менее, Тодер считал нужным присматривать за карьерой слабосилка и, насколько знал Хаино, часто проводил с ним время и вне работы.
— Опять ты об этом.
— Вы отмахиваетесь от него, потому что привыкли полагаться на магию, — очередное облако табачного дыма расползлось по кабинету, пропахшему табаком насквозь. — А миром правит не она, что бы ни казалось магам, будь они белыми или чёрными.
— Миром правит высшая воля и…
— Я вас умоляю, — поморщился Тодер, — проповедь я себе и сам прочитать могу. И вам могу. Хотите?
— Нет.
— Ну а меня ею зачем накормить решили? — он задумчиво посмотрел на тлеющий кончик сигареты. — Не знаю, что там с Господом Богом или вашим любимым высшим провидением, но определённая логика в действиях общества обычно прослеживается и…
— Я знаю об этом больше тебя, — перебил его Хаино. Не чёрному учить его работе с обществом, не мальчишке двадцати с небольшим вообще учить его.
— Да-да-да, а потом пришёл Роланд в несколько раз вас младше и неопытнее, и помогли вам ваши знания? Нет. Всё было пущено под кошачий хвост, остались только тайные ячейки, вместо нормальной власти, и даже те опасались нормально работать, дрожа в тени Инквизиции.
— Я решил проблему Инквизиции, — улыбнулся Хаино. — Ты…
— Работаю в приюте для малоимущих, — закатил глаза Тодер. — Когда-то я, кажется, уже говорил с вами о пристрастии белых к красивым именам, да?
— Современный надзор это уже не то же самое, что Инквизиция, мальчик. Ты просто не понимаешь, о чём говоришь.
По всем расчётам Тангор должен был вскинуться на «мальчика» и сомнения в своей компетенции, но он только фыркнул, самоуверенный, как стадо бизонов.
— Да. Надзор не ограничивается кругом интересов Инквизиции и действует аккуратнее, — Тодер докурил сигарету и полез за новой. — Он куда опаснее. И осторожнее, так что с ним вам будет гораздо сложнее разобраться. Вы же старше меня раз в двадцать, и должны понимать это гораздо лучше, чем я сам, вместо этого строите из себя ярмарочного клоуна и тратите моё время на бесполезную болтовню. Белые…
— Ты стал слишком много курить, — заметил Хаино, наблюдая попытки прикурить четвёртую дозу отравы за вечер. — Нервничаешь?
— На работе не получается, — поморщился Тодер. — И с утра сильно не покуришь.
— Почему? — это было любопытно.
— Рэм терпеть не может табак и растопыривается, если я начинаю дымить, — с само собой разумеющейся небрежностью пожал плечами чёрный, а Хаино почувствовал, как внутри крутым кипятком вскипело раздражение и… что-то похожее на унижение. С его мнением Тодер в этом вопросе не считался никогда, а с этим не способным ни на что слабосилком… — Кстати, попридержите немного своих лоббистов, что они у вас такие безумные? Даже мне их закрыть хочется куда-нибудь, чтоб не видеть. Если они продолжат фанатично отстаивать всякую ахинею, да-да, я знаю, не нужно мне рассказывать о величии этих идей, с точки зрения обычных людей всё выглядит несколько иначе. Так вот, если они и дальше продолжат в том же ключе, то скоро начнут вызывать подозрения. Уже вызывают у некоторых, но пока эти сомнения не встречают понимания у большинства. Не доводите. А то ещё полгода, и со стариками согласятся просто ради того, чтоб с вашими ставленниками не общаться. Оно вам надо?

Тодер сидел на подоконнике, свесив одну ногу на улицу и болтая ею в воздухе.
— Не понимаю, что заставляет тебя волноваться?
Хаино устало сжал пальцами переносицу. Он каждый раз задавался вопросом: дело в том, что Тангор разбирается в делах Искусников хуже, чем порой кажется, или всё таки в том, что их взгляды настолько различаются?
— Соларис торопит события, мы ещё не готовы к подобным действиям и…
— Фокс считает, что он готов, — пожал плечами Тодер, упорно называющий одного из духовных наставников мирским именем. — И у него есть для этого основания.
— То есть, ты с ним согласен?
— Не вижу в чём проблема: либо у него получается — и тогда всё отлично, либо нет — и ты избавляешься от конкурента. Куда ни кинь — всюду выгода.
Хаино встал из-за стола и подошёл к окну, чтобы посмотреть в безмятежные, безжалостные глаза за дымной табачной пеленой:
— Если у него не получится — на нас начнётся охота, ты забыл?
— Как я мог, — Тодер наклоняет голову на бок и отросшие тёмные волосы падают ему на ресницы. — Я ведь и начну эту охоту. Неужели боишься, что я тебя поймаю?
Леон досадливо поморщился то ли от слов, то ли от желания убрать чужие, раздражающие волосы с глаз.
— Не только ты будешь участвовать в охоте.
— Тем лучше, — Тангор тянется, разминая мышцы спины, и выбрасывает в окно ещё тлеющий окурок, вызывая привычное, почти — Хаино не хочет об этом думать — уютное раздражение. — В прямом столкновении у вас, Великий Посвященный, и вашей паствы всё равно нет никаких шансов против боевых проклятий. Да даже против обычной толпы, лишённой магии, если она по-настоящему будет вами недовольна. А она будет. Вот и научитесь работать в тени под моим присмотром…
— Мы не воры!
— С точки зрения существующего порядка, — вкрадчиво напомнил чёрный, — вы гораздо, гораздо хуже каких-то воров. Никого не заботят ваши идеалы, смиритесь с этим. Неужели опыт сотрудничества с Гирейном не научил вас, что прямое воздействие — не ваш конёк?
— Дети не справятся с такой тяжестью.
— О, я не сомневаюсь, что ради вашего одобрения они и не с таким справятся, — улыбнулся Тодер. — Главное правильно воспользоваться их энтузиазмом. Но тут скромный подмастерье — не советчик мастеру.
Когда Тодер начинал изображать смирение на фоне оранжевого злого веселья своей ауры, у Хаино дрожь проходила по позвоночнику. Хищник, опасный и плохо поддающийся дрессировке, но зверь, а не человек. Если не допустить ошибки — то успеешь усыпить его до того, как он перегрызёт тебе горло. Главное, не допустить ошибки, но куда мальчишке, не разменявшему ещё и половины века, до одного из старейших и опытнейших магов? У тронутого порчей не было шансов.
— Допустим, мы не будем мешать Соларису, что тогда мы будем делать?
— Вы, на всякий случай, будете готовить своих птенцов к полулегальному положению, а я начну бить в набат, что в Нинтарке собирается случиться полный… не смотрите так, ну хорошо, хорошо «большая проблема», так вам приятнее?
Хаино закатил глаза. Видит небо, уж лучше бы Тодер сказал, как хотел, чем с такими интонациями выбирал выражения.
— Уверен, что это разумно?
— Всё равно никто меня не услышит, — Тодер задумчиво посмотрел в пачку, размышляя о целесообразности ещё одной сигареты. — Зато потом, если у Фокса всё получится так, как предполагаете вы, а не он, меня будут слушать куда как внимательнее. Удобно, не правда ли?
С точки зрения Хаино, всё сказанное Тангором было слишком безжалостно по отношению к Соларису, но… действительно рационально.

Тодер сидел в кресле собственного кабинета с уставшим измождённым лицом, запавшими глазами и рассеянными, медленными движениями, как будто он не был уверен в точности своей координации. Табачный дым от поддожённой несколько минут назад сигареты расползался по помещению, но ни одной затяжки чёрный так и не сделал, только рассеянно смотрел на тлеющий огонёк в своей руке, лежащей на подлокотнике кресла.
— Всё было так плохо? — Хаино напомнил себе, что ему стоит оплакать невинных жителей города, павших жертвой самоуверенности Солариса, но вместо этого хотелось предложить чёрному, будто похудевшему в два раза за эти дни, восстанавливающий бальзам.
— Ожидаемо сложно, — растягивая — от усталости, а не насмешки — гласные, отозвался Тодер. — И нежити, чёртовы нежити, лезущие, как из колдовского котла злой феи, о которых вы рассказываете своим малолеткам на ночь. А теперь лезут бумажки, ещё хуже нежитей, тех хоть уничтожать можно было, а с этой пакостью так нельзя, — он с мучительным удовольствием, явно отражаемым на его лице, наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому, до звонкого хруста. — С точки зрения начальства, на работе я должен жить.
— Но ты сбежал?
— Меня Рэм выгнал, — то ли пожаловался (как же, не уважают), то ли похвастался (как же, готовы от работы избавить) Тодер. — Забрал сегодняшние бумажки и выгнал.
— Это нормально? — кажется, подобное обращение со старшим по званию и силе магом среди чёрных не считалось распространённым.
— Пока он работает вместо меня и не пытается под меня копать? Не вижу никаких проблем.
Хаино снова задумался: чудовище перед ним слишком простое и доверчивое или, наоборот, что-то знает о пригретом слабосилке?
— Что планируешь делать теперь?
— Отоспаться. Для начала — это, потом дождаться, что столица сделает с нашим доверчивым старшим координатором, а потом можно будет поискать информацию о тех амулетах, которые ты так хотел. Практика доказала, что Фокс, утверждавший, что можно и без них, был не прав.
Хаино задумчиво смотрел в окно. Они были знакомы не первый год. Не первый год они не то что были знакомы, но вели совместные дела. И, не смотря на это…
— Чем тебе мешает твоя магия, что ты помогаешь мне избавить мир от порчи?
Тодер слабо улыбнулся:
— Вы восхитительны, Великий Посвящённый, каждый раз, когда я думаю, что больше вам нечем меня удивить, вы всегда находите способ, — Леон не был уверен, что это комплимент. — Почему вы раньше не спрашивали?
— Это не имело значения.
— Точнее, вы надеялись, что сами догадаетесь, да?
Хаино промолчал, и Тодер улыбнулся чуть шире, всё такой же бессильно расслабленный, казалось, доверчивый, но уж это-то точно было иллюзией старческого — он никогда не думал так о себе — разума.
— Мне ничем не мешает магия, — после короткой тишины ответил чёрный. — Но идея очищения мира от слабых, не приспособленных к жизни…
— Мы стремимся не к этому, — возразил Хаино, и замолчал, когда Тодер досадливо поморщился от того, что его перебили.
— Какая мне разница к чему вы стремитесь? — в голосе Тангора было снисходительное пренебрежение. — Меня интересует то, что в итоге получится. А получится, что бы ты ни думал, волна, которая смоет с лица мира всех слабых и нежизнеспособных. Так что куда интереснее вопрос: чем тебе так мешает поголовье белых, которые сгинут первыми?
— Мизантропия?
— Есть немного, — согласился Тодер. — Должен заметить, что я на твой вопрос ответил.
— Я, — Хаино не отводил взгляд от поддёрнутых сонной поволокой глаз, — вижу в конце другую цель.
— Белый идеалист — это страшно и удобно, — хмыкнул тронутый порчей и, наконец-то, сделал первую — и последнюю — затяжку дотлевающей сигареты. — Спокойных вам снов. Кто-нибудь из нас, возможно, и придёт к своей цели.
— Возможно?
Тодер пожал плечами:
— Будет забавно, если Рэм нас переиграет, согласны?
С точки зрения Хаино в этом не было ничего забавного. Наоборот, от угроз стоило избавляться заранее, но он ничего не стал говорить почти засыпающему чёрному. Вряд ли Тодер, отказывающийся от сигарет из-за недобитого инквизитора, одобрил бы эту идею. И вряд ли бы позволил её воплотить, даже реши Леон действовать за его спиной. Так что Хаино просто встал из кресла для гостей и покинул пропахший табаком кабинет, сумев, наконец, полноценно вдохнуть чистый воздух.

Эта скамейка на берегу паркового пруда с утками стояла давно, ещё с тех пор, когда Финкаун был настоящей столицей, а не старой, и единственное, что с ней за это время произошло: хулиганьё отломало половину спинки. Тодер с излишним почтением уступил ему место с опорой для спины, ненавязчиво намекая на разницу в возрасте. Паршивец.
— Тебя сделали старшим координатором региона, — Хаино отщипнул кусок от булочки и бросил птицам.
— Ещё бы меня им не сделали, после того, как они так опозорились, а я был молодцом.
— Обычно за «а я предупреждал» не награждают, а стараются задавить посильнее.
— Очень мило с вашей стороны, — осклабился Тангор с всё ещё лежащими под глазами тёмными тенями, но уже злыми и азартными искрами в глазах. — Но столь элементарные вещи мне отец ещё в детстве рассказал. Я не говорил им «а я предупреждал», я предложил им способы решения. О моих предупреждениях они и сами прекрасно вспомнили. И про Акселя, разумеется, который вообще нигде не появился, заявив, что ему и без того есть чем заняться.
— Ты его знаешь? — заинтересовался Хаино, услышав непривычную иронию в чужом голосе.
— Слышал от отца, — Тодер пожал плечами. — Ничего особо интересного, мелкое нарушение, два года в объятиях Инквизиции и вуаля — на выходе получаем невероятно законопослушного мага. Бесконечно, — яд в голосе граничил с восторгом, — обходительного в общении. Стоило нам встретиться где-нибудь, когда он всё-таки приехал за новым назначением, и вокруг тут же образовывалась пустота.
— Бедные люди, — улыбнулся Хаино, представив, как должно было искрить между этими двумя при встрече.
— Это всё, в сущности, не важно, — через несколько минут продолжил разговор Тодер, когда Хаино уже докормил булочку уткам и собирался уходить. — В ближайшие полгода мне будет, скорее всего, не до артефактов, так что не рассчитывай на что-то.
— Ты не единственный источник информации.
Тангор поморщился:
— Не дёргай остальных ближайшие месяцы. Вообще сидите тихо. Сейчас будет грандиозная ловля всех и за всё, после Нинтарка общество будет весьма лояльно к репрессиям. Не давай повода прицепиться и к тебе, — в ауре чёрного, в отличии от его голоса, не было и следа беспокойства или заботы. — А то придётся снова искать какого-нибудь Посвящённого, знакомиться, привыкать работать вместе… столько геморроя. Так что лучше посиди эти пол года тихо, и вообще займись своей официальной, легальной жизнью плотнее. А то ты её подзапустил.
— Мне не нужны твои советы, — напомнил Хаино.
— Но ведь приятно, когда не нужно обо всём напоминать себе самостоятельно, да? — подмигнул Тодер, и Хаино вздохнул. Да, приятно. Нет, он в этом не признается.
Но, кажется, тронутый порчей в этом и не нуждался.

Хаино рассматривал бумаги, лежащие перед ним, записи на них были сделаны от руки, летящим, сливающимся почти в прямую строчку почерком, с пометками на полях. С трудом угадывался даже язык, не то что слова, и он уже чувствовал будущую головную боль от попыток расшифровать написанное.
— А мы — не первые подпольщики этого мира, — злорадно веселился Тодер, сидящий прямо на столе Хаино. — Это, конечно, не сами артефакты, которые тебе нужны, но тут должны быть то ли подсказки, где их спрятали, то ли какой-то обряд для их поиска. Разберёшься, да?
Никакого сочувствия к почтенным сединам. Ни на грамм. Леон смотрел на записи почти с ненавистью к тому, кто их писал. Как вообще можно было жить с таким почерком?
— Думаю, он давно благополучно умер, — заметил Тодер, и Хаино понял, что последнюю мысль произнёс вслух. — Можем помолиться за упокой его души, хотите?
— Нет.
Молиться о чудовище, которое надёжно обеспечило его мигренями на ближайшие месяцы, Леон не собирался.
— Какой вы, однако, злопамятный человек, — с удовольствием протянул Тангор. — А ведь бедняга всего-то заботился о сохранении важного для всех нас секрета.
— Он справился, и я уверен, что ему воздалось по заслугам его, — прошипел Хаино, рассматривая очередной листок, на этот раз с пентаграммой, нарисованной от руки. Оставалось надеяться, что где-то рядом были пояснения и расчёты для точного начертания.
Тодер запрокинул голову и счастливо расхохотался.
— Где ты их вообще нашёл?
— Будем считать это маленьким семейным секретом древнего рода, — уклонился от ответа чёрный, похожий на ленивого, по-кошачьи текучего хищника в жёстком каркасе костюма. — Уверен, у тебя тоже таких хватает.
Хаино рассеянно кивнул и собрал разложенные по столу бумаги в папку.
— В последнее время твой надзор становится всё навязчивее и навязчивее.
— Вы же не думали, что я буду строить из себя не способного к работе идиота? — с классическим, театральным удивлением приподнял бровь Тодер. — Ни Михельсон, ни Рэм меня бы не поняли. А вам имеет смысл натаскивать своих деток всерьёз, без скидки на поблажки. Довольно уже того, что в крайнем случае я вас предупрежу.
— Да?
— Если сочту это осмысленным, — не стал отпираться паршивец. — Я только в одном регионе, а работать вам предстоит по всей Ингернике, так что не жалуйтесь.
— Ещё скажи, что я тебя должен благодарить.
— Ну что вы, — Тодер снисходительно улыбнулся, — какой же идиот будет рассчитывать на белую благодарность?
Хаино привычно, до боли знакомо почувствовал бессильное раздражение. Он умел спорить, дискутировать и убеждать, но младший из Тангоров никогда не стремился к участию в чём-то подобном. Он заявлял своё мнение и не обсуждал его. Соглашался с Посвящённым так, что в отрицании и то, пожалуй, было бы больше единомыслия. Отвечал на вопросы и оставлял тему. Закрытый, захлопнутый футляр, из которого порой высыпалась мелкая пыль слов, но в которую не получалось залить ни капли новых идей. Поначалу это вызывало любопытство, потом раздражало, а теперь внушало неправильное, но уверенное спокойствие. В глубине души Хаино до смерти устал работать с податливым воском и благодарной глиной. Устал и хотел человека рядом.

Тодер сидел на подлокотнике собственного кресла и изучал расшифровки записей, которые ему принёс Хаино. Они не виделись больше полугода с последней встречи, но за это время мало что изменилось.
— Забавно, — тронутый порчей сполз на сиденье, так что теперь он устроился, на одну ручку опираясь спиной, а на другую закинув ноги. — Ты хочешь, чтобы я провёл его, да?
Леон повёл плечом, сбрасывая лишнее напряжение, и улыбнулся:
— Ты лучший чёрный маг, который есть в моём распоряжении.
Только договорив и напоровшись на острый взгляд чёрного, Хаино понял, что формулировка была не слишком удачной.
— Я, в принципе, лучший чёрный маг, какого можно найти, — заметил Тодер, и Посвящённый нервно улыбнулся. Вот, значит, что чёрному пришлось не по душе. — Но мне не нравится этот ритуал, служба инструментального контроля его засечёт и начнёт разбираться, что это такое было. Слишком приметно.
Хаино знал это. И имел несколько версий для Тангора, как обойти эту проблему. Дома они казались убедительными и разумными, но сейчас, наблюдая, как задумчиво чёрный прикуривает сигарету, он уже не был так в этом уверен.
— И выход из каскада сложный, — так же задумчиво, как будто находясь немного не здесь, продолжил Тодер, справившись с зажигалкой. — Ещё хуже, чем вход.
И об этом Хаино тоже знал. А ещё ему внезапно стало не по себе от нахлынувшего, неясного предчувствия.
— Скажи мне, Великий Посвящённый, а кто, по твоему плану, должен был меня убить на выходе, чтоб затереть следы, а?
Тодер не был «его ребёнком», как выражался сам чёрный, не был наивным и доверчивым тоже не был. Он вертелся у верхушки власти и разгребал много, очень много грязи. Достаточно, чтобы не обманываться белым благородством и не верить в верность союзников. Вот о чём нужно было думать Хаино, когда он отправлялся сюда, в логово сильнейшего чёрного поколения, со своими бумагами, идеями и видением чёрного, насквозь пробитого стрелой в пентаграмме.
— Эй? — Тангор помахал рукой перед лицом застывшего Хаино, а в воздухе до сих пор не было слышно беснующегося чёрного источника. Потребовался ещё вдох на то, чтобы понять, что злости в ауре тоже не видно. — Я тебе вопрос задал, не хочешь ответить?
— Какая разница?
«Ты их всё равно не знаешь».
— Ну нет, так не пойдёт, — нахмурился тронутый порчей, и дурное предчувствие, всё ещё сжимавшее сердце белого в руке, усилилось. — Убийство — это очень личное дело, согласен? Так что или ты справляешься самостоятельно, или ищешь другого чёрного, которому под силу это провернуть.
Найти чёрного, которому не просто по силам (а даже таких очень немного), но который бы ещё и согласился, было бы весьма сложно. Настолько сложно, что Хаино не сразу понимает, что именно Тодер только что сказал. Чего потребовал и на что согласился.
«Что?»
— Что?
Тангор следил за ним с поистине кошачьим любопытством.
— Что вас удивляет? Или вы думали, вам это не будет ничего стоить? Ах, нет, вы думали, что я ни за что не соглашусь, если узнаю ваши планы, но вы сможете подать мне эту идею так, что я ни о чём не догадаюсь, да?
— Да, — выдавил из себя Хаино, всем своим существом чувствуя: худшее, что он может сейчас сделать — это врать.
— Эх, в моей юности за такую гордыню назначали епитимью, — ностальгически вздохнул Тодер, мальчишка в десятки раз его моложе. Вздохнул так же, как он обычно это делал, когда вспоминал Колледж. Так, будто они не говорили ни о чём-то необычном. — Разве можно быть таким самоуверенным? Вот кто вас без меня будет наставлять на путь истинный?
Этот вопрос казался Хаину самым незначительным из всех возможных, но Тангора он отчего-то волновал.
— Как-нибудь справимся.
— Ну-ну, — с сомнением кивнул чёрный, с лицом, полным самого отборного скептицизма. — Значит, мы договорились?
— А?
— Стрелять придётся тебе, — в голосе Тодера жила и пульсировала непередаваемае смесь сострадания и безжалостности. — Или ищи другого дурака.
— Я не умею стрелять, — через силу, через пережатое горло ответил Хаино.
— Мы никуда не торопимся, — снисходительно отмахнулся Тангор. — Попроси Дерека научить, он умеет, я знаю.
Откуда мелкий — да какой уж он мелкий? — поганец знает про его доверенного помощника, Леон даже спрашивать не стал. Сил не было. Убивать в спину тех, кто доверял и не ждал удара, оказывается, было проще и легче, чем договариваться о смерти человека непосредственно с ним самим. Хаино, едва ли отдавая себе отчёт в том, что делает, подался вперёд, взял Тодера за запястье:
— Ты уверен?
Тот так выразительно, с таким высокомерным удивлением, посмотрел на схватившую его ладонь, что пальцы Леона разжались сами собой, будто обжегшись:
— Я…
— Не люблю, когда меня хватают, — почти дружелюбно пояснил мальчишка.
«Как и всякий чёрный», — про себя закончил Хаино. А ещё он помнил, как видел Тодера с его слабосилком в городе, и как тот хватал старшего координатора за локоть, что-то доказывая, а Тангор только улыбался, никак не демонстрируя своего неудовольствия.
Это было несправедливо и от этого… обидно. Леон сам от себя не ожидал.
— Ты уверен?
— В своей нелюбви? — с наслаждением изображал идиота Тодер.
— В том, что согласен провести ритуал?
Чёрный пожал плечами.
— Во-первых, кому-то всё равно надо, а любой, кому хватит ума понять, что делать с этой ерундой, окажется и достаточно умным, чтоб понять: в живых его оставлять не захотят, — и замолчал.
— А во-вторых?
— М? — Тодер отвлёкся от своих размышлений и покосился на Хаино. — А, во-вторых, в ближайшее время ты бы в любом случае решил избавиться от меня. А мы оба знаем, что есть только один способ надёжно избавиться от угрозы, исходящей от сильного провидца, верно?
— Я не собирался от тебя…
— Пока нет, но это время не за горами, — не стал его слушать Тодер. — А убивать тебя — это пускать коту под хвост столько сделанной за эти годы работы. Нинтарк, опять же. Конечно, мы бы с тобой пободались, может, даже как-то решили бы этот вопрос, — он говорил так негромко, так вкрадчиво, что казалось, будто шепчет на ухо, отравляя изнутри. — Но раз уж так сложились обстоятельства, то почему бы не решить проблему проще, да?
Хаино смотрел на него с ужасом. Убивать — уходить — своих последователей было, воистину, проще.
— Вот так просто?
— А это всегда просто, — пожал плечами Тодер, как будто не понимая, что вызывает затруднения у собеседника. А, может быть, и правда не понимая. — Да, кстати, Рэма не трогай, хорошо?
Опять он об этом… Хаино молча кивнул.
«Да. Ладно. Хорошо. Как скажешь». Не то чтобы сейчас глава Искусников был готов обсуждать судьбу незнакомого ему слабосильного чёрного.
— Ты какой-то неубедительный. Ты меня вообще слышал?
«Провались ты!»
— Да, слышал. Если ты о нём так печёшься — ладно. Кому он нужен.
— Ооо, — радостно протянул Тод, — ты просто его недооцениваешь. Но хорошо, что мы договорились.
— О семье ты попросить не хочешь? — это было действительно интересно.
— Зачем? Милисент тебе никак не мешает, да и потом, она скоро переедет в Краухард…
— Так уверен?
— Она умная и сильная, она тоже поймёт, что это в сложившихся обстоятельствах для неё лучший выход. А что касается Тома… — Тодер насмешливо хмыкнул. — Ты, конечно, за века борьбы за свои невнятные идеи заматерел, но не настолько, чтоб убивать ребёнка просто так, на всякий случай. А если Том в будущем решит с тобой враждовать, не сомневаюсь, он справится и без моего заступничества. В конце концов, его же будет воспитывать Милли.
Хаино смотрел на него и силился постичь эту систему доверия, верности и приоритетов, в которой существовал Тодер. Забота о друзьях, которых предаёшь, уверенность в семье, которую бросаешь, отстранённость и насмешка над соратниками, ради которых собираешься умереть. Он не понимал этого и, возможно, не хотел — страшился — понять. От тронутых порчей — одни проблемы.
Но то, что жило в голове Тодера Тангора, не было следствием чёрного источника.

Снова они встретились спустя три месяца, которые Хаино потратил на то, чтобы научиться стрелять из арбалета.
— Ты уж постарайся не промазать, — веселился Тодер, наблюдая, как чужеродно смотрелось в руках Посвящённого оружие. — Не будем лишний раз забавить экспертов убийцей-мазилой, решившем поохотиться на старшего координатора, ладно?
— Ладно.
— Вот и молодец, — похвалил беззаботный и злой Тангор, шагая в приготовленную пентаграмму, игнорируя — пренебрегая — отчаянным взглядом Хаино.
Нажать на спусковой крючок — секунда — оказалось хуже, чем смешивать яды или отдавать приказы. Ярче. Леон знал, что не сможет забыть того, что сделал сейчас. А может быть — нет, об этом думать он отказывался — дело было в разнице между этой и другими жертвами.
Так или иначе…
Так или иначе, спустя годы, он всё так же помнил тяжесть арбалета, к которому больше никогда не прикасался, и хлопок спущенной тетивы.

А спустя без малого два десятка лет, пока волны качали его на пути в Империю, в его голове сытым, крупным кошачьим хищником мурлыкал Тодер: «Будет забавно, если Рэм нас переиграет, согласны?»

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Благими намерениями

Название: Благими намерениями
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: fandom Riders of the Sky 2018
Канон: “Меч Лун”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой
Размер: макси, 16 597
Персонажи: Родерик III, Карани, Мирандос, Джеймс Икторн и др
Категория: джен
Жанр: АУ, юст, драма
Рейтинг: G — PG-13
Иллюстрация: Королевский Маг
Краткое содержание: простая истина о том, куда приводят благие намерения известна давно и всем, но люди все также продолжают совершать эту ошибку, платить за которую приходится совсем не тем, кто ее сделал.
Примечание: посвящается Хозяйка Маленького Кафе
Предупреждения: все выжили. К сожалению.
Размещение: запрещено без разрешения автора

Ты потаенная дверь — Путеводная нить между тканью миров Верь в меня или не верь Я приду чередою запутанных снов Крахом немыслимым, Ярким, неистовым Счастьем скачусь по щеке Верь в меня пламенно, Верь в меня искренне Дремлешь в моей ты руке.

Ясвена — «Я буду с тобой»

Город был похож на сломанную игрушку, недавно красивую и радующую любого, кто видел её, теперь же вызывающую только стыдливую жалость и желание побыстрее выкинуть её, чтобы забыть и купить новую. Но город был настоящим, живым, пропитанным кровью тех, кто его защищал и пропахшим гарью и болью, и его нельзя было — даже будь такая возможность — выкинуть и забыть. Столица Сантарры лежала перед своим королём, и Родерик не мог отвести от неё глаз, чувствуя, как сжимается сердце от жалости и гордости, от горя, от страха не справиться.
«У тебя получится», — сказал Икторн, отправляясь домой. Провинции тоже требовали защиты и восстановления, но его величеству до боли не хотелось отпускать человека уже раз совершившего для этого города чуда. Родерик же был обычным человеком, он знал это и знал, что не умеет совершать невозможное. И всё-таки ему придётся сделать это, потому что ни этот город, ни эта страна не должны лежать в руинах.
Каждый день начинался затемно, а оканчивался за полночь, иногда его величеству казалось, что сон умещается где-то в паре морганий воспалёнными веками, а всё остальное время он читает, решает, слушает жалобы, просьбы, предложения, разбирается в спорах и наказывает казнокрадов, пытаясь понять, что можно украсть из казны, в которой остались только крысы и долги. И, не смотря на это, ему не хватало времени, чтобы сделать всё необходимое. И людей не хватало, которым можно было бы доверить то, что не мог сделать он. И денег не хватало ни на восстановление городов, ни на закупку продовольствия, а от чего отрезать и где экономить было решительно непонятно: без жилья люди просто замёрзнут в ближайшие же морозы, а без еды — умрут от голода. Рассчитывать на собственный урожай в этом году было бессмысленно, Твари не уничтожали посевы намеренно, но шли через них так, что разницы с целенаправленным вредительством не было никакой. Родерик разрешил охоту и рыбную ловлю в любых лесах и водоёмах, но через леса Твари тоже шли, а одной рыбой год не прокормишься.
Иногда ему казалось, что он сходит с ума, и эта мысль его не пугала, а радовала. Безумцы ничего не должны делать, безумцы ни за кого не отвечают, безумцы воистину счастливы в этом мире. Но, к счастью или сожалению, его разум всё ещё оставался с ним вместе с ответственностью и долгом. Порой Родерик боялся закрывать глаза, ожидая, что открыть их он уже не сможет, а на утро предполагались очередные встречи, переговоры и торги с теми, кто мог помочь добыть необходимые королевству ресурсы.
В один из таких вечеров в его кабинет впервые вошёл маг Зелёной Гильдии и со вздохом погасил большую часть свечей:
— Вам стоит выспаться, Ваше Величество, — его голос был мягким, как пуховая перина, и сочувственным настолько, что Родерик даже не успел разозлиться. А, может быть, просто не нашёл на это сил.
— Кто вы?
Маг на мгновение замер, а потом с виноватой улыбкой поклонился на ладонь глубже, чем обычно позволяли себе маги:
— Прошу прощения, позвольте представиться, я — Карани, Гильдия направила меня к вам исполнять обязанности Королевского Мага, пока не будет найден более подходящий кандидат.
Родерик поджал губы, чувствуя, как в груди, наконец, начинает тлеть злость, больше похожая на обиду:
— От Гильдии было мало пользы в этой войне с тварями.
Карани молча и покаянно склонил голову:
— Мы не смогли оценить угрозу верно — наша вина.
— Надеешься, что повинную голову меч не сечёт?
— Надеюсь исправить ошибки и искупить вину, — возразил Карани и, не смотря на его спокойствие, Родерик почувствовал, что маг счёл его вопрос оскорбительным и унизительным.
— Не ты принимал решения за Гильдию, — отмахнулся король, стараясь смазать возникшее от его слов напряжение. Ссориться с собственным Королевским Магом было и бесполезно, и глупо. Проблем хватало и без тех, что мог создать оскорблённый чародей. — Я был несправедлив, не принимай близко к сердцу.
Карани грустно улыбнулся:
— За Гильдию — нет, но если бы я раньше понял, что Ирвинес предал нас всё могло случиться иначе, — в голосе мага звучала вина и боль, и Родерик вспомнил его имя. Именно им было подписано письмо с предупреждением о предательстве молодого де Оберона и Ирвинеса из Раша, призвавшего Тварей в Сантарру.
— Нельзя предугадать всего, — наконец сказал король, обрывая повисшее тяжёлое молчание. — Я рад, что вы всё же прибыли к нам, однако, сегодня я не смогу больше уделить вам времени, давайте встретимся завтра после обеда?
— Конечно, — Карани снова поклонился, но не ушёл. — Примите мой совет, Ваше Величество, отдохните сегодня. Мертвец не сможет ничего сделать.
Родерик хотел отмахнуться от чужого беспокойства, но разделённая вина (за то, что не смог сделать один, за то, что не может сделать другой) внезапно развязала язык:
— Не могу спать.
— Понимаю, — кивнул маг и, подойдя к нему, опустился на колени, взял за локоть, заглядывая в глаза снизу вверх. — Вы заботитесь об этой несчастной стране, но позвольте мне позаботиться о вас. Ради Сантарры.
«Я не так уж ей нужен, — подумал Родерик. — Я, может быть, хочу исчезнуть…», — это была трусливая, недостойная мысль, и он почти сдался.
— Это всего лишь бессонница. С ней ничего не поделаешь.
— Я же волшебник, — Карани смотрел на него тепло и понимающе, а от его пальцев, удерживающих короля, расходился мягкий жар. — Иногда я могу совершать маленькие чудеса, если Ваше Величество позволит мне.
Родерик смотрел в усталые, тёмные, как шоколад, глаза несколько секунд, а потом согласно закрыл глаза:
— Я буду вам благодарен.
Ему нужно было, действительно нужно было отдохнуть, взять где-то силы, чтобы идти дальше, и если этот маг мог ему помочь…
— Спасибо, — в голосе Карани было столько чистой, горькой благодарности, как будто Родерик согласился сам помочь ему, а не принять помощь. От этого было непривычно неловко, как когда-то давно, в детстве, когда получал незаслуженную похвалу, и сам видел её несправедливость. Тогда хотелось исправиться, дотянуться до того уровня, когда слова взрослых стали бы соответствовать правде.
Карани довёл его до покоев и, дождавшись, пока Родерик устроится в постели, накрыл его глаза тёплой ладонью:
— Не беспокойтесь ни о чём, Ваше Величество. Завтра будет новый день.
— Может, мне ещё овечек посчитать? — насмешливо и смущённо спросил король.
— Если вам это помогает расслабиться, — едва слышно отозвался маг, и Родерик ничего не ответил, проваливаясь в тёплую, мягкую тьму, дарящую отдых, а не смерть. Наконец-то.

Это был первый день за много недель, который Родерик проживал не в полусне, одуревшим и отупевшим от усталости, но кроме прилива сил (на фоне его вчерашнего состояния — грандиозного) он не мог отделаться и от нового приступа отвращения ко всем, окружающим его людям. Казалось, что никого не заботит ничего, кроме собственной выгоды. Родерик пытался одёргивать сам себя, не перегибать палку, но ничего не мог изменить в том, что беда вымыла наверх всю накипь. И её нужно было счищать, смывать, обнажая снова если не лучшее, то хотя бы полезное в людях. Напоминать им где и для чего на самом деле нужны их многочисленные таланты. Родерик помнил, что у отца это получалось само собой, помнил, как, не замечая, то же самое делал Икторн, и в душе начинала клубиться зависть к ним, злость, что они бросили его здесь разбираться в одиночку. И только к вечеру он вспомнил, что должен был встретиться с магом, который так и не пришёл к нему.
«Прелестно», — ядовито подумал Родерик, поднимаясь из-за стола и направляясь в сторону башни мага. Пренебрежение чароплёта, которому вчера Родерик позволил подойти слишком близко, не смотря на то, что видел впервые, оказалось последней каплей в чаше королевского терпения. Он шёл устраивать скандал, такой, очень благообразный под названием «Его Величество недоволен», и Карани был сам виноват в том, что станет козлом отпущения для всего, накопившегося в душе его короля.
Дверь в башню была не заперта, и войти во внутренние покои мага не составило никакого труда. К удивлению Родерика нигде не было видно Стража Карани, впрочем, это было неважно, останавливать короля тот бы всё равно не посмел. Стучать в приоткрытую дверь кабинета Родерика не счёл нужным и зашёл, не придерживая шага, чтобы напороться на вид мага, зарывшегося в стопки бумаг, в окружении артефактов, зелий и чего-то ещё явно магического, но непонятного. Казалось, Карани, нервно вскинувшийся на скрип петель, не успел даже начать разбираться в кабинете.
— Ваше Величество? Что? О… — маг бросил короткий взгляд в окно, и черты лица как-то резко, будто по щелчку, оплыли от усталости. От внезапного осознания своего состояния? — Боже мой, я думал ещё…
— Я понял, — вздохнул Родерик, понимая, что и в этот раз у него не выйдет выпустить пар. Злиться на Карани, забывшего о времени так же, как и он сам, не получалось. Это было удивительно, потому что с момента коронации люди в основном вызывали раздражение, но тем не менее маг умудрялся вызывать в душе смесь понимания и спокойствия. — Я тоже только сейчас вспомнил, что мы должны были встретиться.
— Я приношу свои извинения, — Карани прижал ладонь к груди на удивление не пафосным жестом. — Могу предложить в искупление своей вины успокаивающий чай.
— Полагаете, мне нужно успокоительное? — приподнял бровь Родерик.
— Не знаю, — пожал плечами маг и улыбнулся. — Но мне — нужен наверняка. Хотя я тут всего первый день.
Король невесело рассмеялся:
— Не думаю, что чай сможет нам сильно помочь, но почему бы не попробовать?
Карани кивнул и отошёл к небольшой жаровне, над которой занялся колдовством ещё более загадочным, чем настоящая магия, смешивая из известного всем сена чай. Это было забавно и уютно, и Родерик даже почувствовал, что не прочь вздремнуть четверть часа прямо в кресле, под шипение чайника и запах трав.
— Вы себя не бережёте, — укорил его, обернувшийся на мгновение, маг. — Это неправильно.
— Столице не хватает провианта, вот что действительно неправильно, — отозвался он, не открывая глаз. — И не только столице.
— Вы добрый король…
— К Тварям доброту, — вызверился Родерик, у которого комплименты в его адрес вызывали уже отчётливую тошноту. — К Тварям милосердие и людей, но если начнётся голод — мою голову подадут на обед.
Карани поставил перед ним чашку и замер, не отходя на своё место:
— Это, без сомнения, будет ужасно и несправедливо.
Родерик открыл глаза и со злостью, до боли сжал руку мага в своей:
— Этого не будет!
Карани смотрел на него, не вырывая руки, не морщась от боли, только смотрел и смотрел, а потом то ли склонился в поясном поклоне, то ли наклонился к своему королю:
— Конечно. Я верю в вас. Мы справимся.
Родерик раздражённо (на самого себя, не на мага) оттолкнул его и растёр лицо ладонью.
— Я устал. Я просто устал, Карани. И я снова сорвался на тебя… Прости.
— Вам не за что просить прощения, — волшебник вернулся в своё кресло. — Но для меня честь — узнать, что вы мне настолько доверяете, что позволяете себе расслабиться.
«И это неправильно», — про себя закончил его мысль Родерик. Не было никаких причин относиться к Карани по-особенному, выделять его среди других людей. Маги ничем не отличались от других людей и думали только о себе, но… чувство тишины, минутного покоя, когда кажется, что не нужно никуда бежать, что-то меняло и искажало в Родерике. Хотелось верить. Казалось, что это тот человек, что может и хочет подставить своё плечо под тот груз, что свалился на молодого короля. Нужно было отказаться от этой иллюзии. Лучше прямо сейчас или хотя бы с завтрашнего дня.
Чай обжигал губы и язык, но Родерик всё равно не отставлял его остынуть, медленно цедя глоток за глотком, слушая рассказ Карани о том, что он нашёл и что не нашёл в кабинете своего предшественника. Это был почти рабочий доклад, так что не приходилось даже чувствовать вину за бездарно растрачиваемое время. На счёт некоторых бумаг он даже мог просветить мага. Часть интересующих того записей последнее время хранилась у него в кабинете, и король пообещал завтра её вернуть.
— Это великодушно с ваше стороны, — дежурная вежливость в исполнении Карани казалась сердечно-искренней, и Родерик чувствовал смутное раздражение от этого. Он не делал ничего особенного.
— Вы в них понимаете больше моего. Разумно, что они вернутся к вам, раз уж при дворе снова появился Королевский Маг.
А потом разговор перешёл на обсуждение дел самого Родерика, и Карани даже подал пару идей на счёт провианта и более эффективного восстановления отрядов городской стражи. Несколько раз они слышали, что некоторые министры пытались найти короля, но Родерик предпочёл остаться ненайденным. Это был всего второй разговор за эту неделю, когда собеседник не поддакивал и обещал в таких формулировках, чтобы через два дня иметь право сказать «я же говорил, что у меня не получится», а действительно предлагал что-то по делу, критиковал неудачные на его взгляд идеи. Родерику было мало одно только министра сельского хозяйства, имеющего своё мнение и, что важнее, готового и отстаивать его, и отвечать за это.
Когда городские часы пробили полночь, Родерик стал прощаться.
— Я провожу вас, — тут же встал Карани.
— Мне не нужна нянька, — нахмурился король. — И колыбельные на ночь — тоже.
Маг молча склонил голову, не споря, но и не садясь обратно. Стоял, застыв, послушный чужой воле, но не согласный. Родерик смотрел на него, и в груди ворочалось раздражение (от того, что хотелось отказаться от собственных слов и согласиться) и благодарность (за то, что кому-то не всё равно, за то, что кто-то ещё видит в нём человека).
— Не нужно, Карани. В самом деле — не нужно.
Маг склонил голову ещё чуть — на полпальца — ниже. Но продолжил стоять.
Родерик вздохнул и, махнув рукой, вышел, а когда услышал негромкие, спокойные шаги за спиной не стал оборачивать и повторять сказанное, сделав вид, что его взмах действительно был разрешением. А, впрочем, он не был уверен, что мог бы абсолютно искреннее сказать, что это не так.

Следующий месяц казалось, тянулся вечность, но пролетел в одно мгновение. По крайней мере, если судить по усталости и тому, как мало успелось сделать. И тем не мене, стало всё равно легче. В королевстве всё ещё была дырка на дырке, всё ещё дыра вместо казны, всё ещё недобитые разбойники всех сословий бродили по дорогам, будоража людей, но голод — то, чего Родерик боялся больше всего — больше не нависал над Сантаррой. Да, продовольствия не хватало, чтобы наесться всем вдоволь, но голодная смерть тысячам его подданных больше не грозила. И даже с жильём всё более менее решилось, когда до баронов наконец-то (не без помощи Икторна) дошло, что если люди вымрут — не с кого будет собирать налоги.
Наконец-то можно было хотя бы ненадолго выдохнуть и прийти в себя.
Они сидели с Карани в дворцовом парке и дышали воздухом, пахнущим влажной землёй после вчерашнего дождя. Это успокаивало и настраивало на философские рассуждения.
— Объясни мне, — позвал Родерик мага, и тот обернулся. — Не все Твари тьмы похожи на бессмысленных восставших мертвецов, значит, они должны к чему-то стремиться. Однако складывается ощущение, что единственное чего они хотят — это разрушение. Разве подобное возможно?
Это был не первый разговор о Тьме, но обычно Карани тут же обрывал его. И в этот раз у него снова появилось то же самое выражение лица, как будто он каждый раз сожалел, что разговор о магии приходит к этой точке.
— Вам не стоит вообще думать о мотивах Тьмы и её порождений, — маг вздохнул и сорвал какую-то травинку, растёр её между ладоней, чтобы глубоко вдохнуть травяной запах. — Это запрещено.
— Это тупик, и ты сам это знаешь, — возразил Родерик и наткнулся на грустную, понимающую улыбку. — Нельзя победить то, что не понимаешь.
— Нельзя сражаться с тем, что понимаешь, — Карани отвернулся и теперь смотрел прямо перед собой. — Вы переоцениваете сложность и непостижимость Тьмы. Она обычный захватчик, желающий получить наши земли и ресурсы, вот к чему она стремится, вот чего она жаждет. Того же, чего хотел бы любой завоеватель: уничтожить тех, кто представляет угрозу и ассимилировать тех, кто будет полезен. В сущности, всё то же самое, что хотел бы сделать любой ваш сосед, вздумай он напасть на вас.
— С соседом всегда можно договориться, — поморщился Родерик. — И даже если уступить ему часть территорий, то твои бывшие подданные смогут продолжить спокойно жить уже под его управлением так же, как жили до этого.
— Положим, не так же, — возразил Карани. — А по законам своей новой родины. Если повезёт, они будут не слишком отличаться от предыдущих, но может статься и так, что разница будет разительной.
— Хочешь сказать, что у Тьмы просто сильно отличаются законы от привычных нам?
— Нет, — отрезал маг. — Я ничего не хочу сказать. Нам вообще не следует об этом говорить, — он резко встал со своего места. — Прошу прощения, Ваше Величество, — и исчез до того, как Родерик успел его остановить.
Впрочем, оно и к лучшему. Карани был слишком магом, впитавшим страх перед знанием, но король не мог позволить себе такой слепоты. Ему нужно было понять, что делать с самым страшным врагом Сантарры. И не только Сантарры.
Если есть шанс, хотя бы один шанс, договориться и не лить раз за разом кровь… Родерик обязан испробовать его.
«Значит, обычный завоеватель… А у завоевателя должны быть генералы или кто-то ещё, кто будет руководить рядовым составом. Вот с кем, возможно, имеет смысл поговорить».

К концу года Родерик не нашёл ничего лучшего, чем заболеть, и Карани поселился у его постели, ежечасно проверяя самочувствие, отпаивая своими эликсирами и шепча заклинания.
— Со мной всё в порядке, — в раздражении отмахивался король, но маг оставался неуступчивым и отказывался оставлять его одного.
— Я должен быть уверен, что так будет и дальше, — соглашался с его словами, но не намёками и требованиями Карани. — В любой момент может начаться кризис.
— Ты зануда.
— Я ваш Королевский Маг.
И так повторялось каждый раз, когда Родерик хотел остаться один, потому что присутствие мага давило на голову, мешало размышлять и буквально требовало поделиться мыслями.
— Если это завоевание, — едва различимо шептал король, проглотив очередную дозу лекарства, — то должны быть те, кто ведут войска, верно?
Ладонь Карани — в этот раз благословенно прохладная — ложилась ему на лоб лаской и поддержкой, и Родерику казалось, что маг кивает ему, поощряет его говорить дальше.
— Значит, они точно разумны. И они должны понимать, что делают, и нас тоже должны понимать, — судорожно, торопясь, с трудом проталкивая через горло слова, продолжал король. — Чтобы достигать успеха, они должны понимать с кем сражаются.
— Да, — негромко, спокойно соглашался с ним маг, и Родерик облегчённо смежал веки. Впервые — наконец-то — Карани не требовал выбросить мысли из головы, а слушал и, кажется, даже внимательно. — Вы правы, Ваше Величество. Они должны постигать наш мир.
— Ты говорил, что Гильдия запрещает понимать Тьму, потому что это по их мнению значит… — горло перехватило, и Родерик благодарно отпил из чашки, поднесённой Карани. — Значит, что ты уподобишься ей.
— Станешь её частью, продолжением её мысли, — отозвался маг, но в голосе его всё ещё не было ничего, что могло бы остановить рассеянную речь короля.
— Да. Что-то такое, — он снова сделал глоток. — Но коли Гильдия так умна, что решила, будто понимание делает тебя продолжением постигнутого, разве… кххххх…
— Тш, — а вот теперь ладонь, касающаяся его волос, просила тишины. — Я понял, о чём вы, не беспокойтесь. Да, в этом есть разумное зерно, если создания Тьмы всё это время стремились к пониманию нас…
— Они уже должны быть ближе нам, чем… ей. Или… не знаю.
Карани кивнул, и Родерик почувствовал облегчение от того, что он не остался один на один с этой мыслью. С этим пониманием. Хорошо, что в этот раз всё будет не так, как в момент коронации, он не останется с небом лицом к лицу в одиночестве.
— Ваше Величество, — маг обтёр его лицо влажным полотенцем, — вы желаете, чтобы я выяснил это?
Родерик, едва не провалившийся в беспамятство, удивлённо распахнул глаза:
— Ты серьёзно?
— Что заставляет вас сомневаться? — казалось, Карани был готов оскорбиться, но улыбка у него была беззаботная. — Скоро должен приехать новый Королевский Маг, который сменит меня — хороший мальчик, вы наверняка поладите — и я смогу совершенно свободно заняться этим вопросом. Если Ваше Величество того желает…
Родерик молча выпростал руку из-под одеяла и благодарно сжал пальцами плечо мага. Тот понимающе кивнул, и больше они в тот день и вообще до окончательного выздоровления короля к этой теме не возвращались.

Родерик сидел в кабинете Карани и, хмурясь, слушал, что творилось при дворе во время его болезни.
— Я слишком расслабился.
— Я говорил вам неоднократно повторял, что вашему величеству следует больше думать о себе, — маг выглядел встревоженным и недовольным, что в изрядной степени раздражало короля. — Мертвецы…
— Ничего не могут сделать, — сухо закончил Родерик, набившую оскомину фразу. — Ты постоянно только это и твердишь.
— А вы меня не слушаете, — кажется, Карани слишком привык, что ему многое позволялось и теперь считал возможным поучать короля.
— Я и не должен!
Маг замолчал, как будто его ударили, а потом молча, как в первую встречу, склонил голову:
— Несомненно.
Родерик досадливо поморщился: ну вот опять, ни слова в свою защиту, но король чувствовал себя как обвиняемый на суде. Ужасные манеры.
— Прекращай. Лучше скажи мне, то, о чём мы говорили… — он замялся, подбирая слова. В горячечном бреду говорить было легко, теперь же всё было иначе. Болезнь могла оправдать его слова, но сказанные в ясном сознании — они могли стать причиной для… Что будет делать Гильдия, что будут делать соседи и собственные подданные, если им сказать, что Родерик близок Тьме? Если его неправильно поймут… Никто не защитит его, даже те, кого можно было бы считать верными.
Но за этот год они с Карани стали хорошо друг друга понимать, и магу не требовалось ждать окончания вопроса:
— На следующей недели Мирандос уже будет здесь, и если Ваше Величество этого желает, я всё ещё готов выполнить волю моего короля.
— Ты не мой подданный.
— Позвольте это решить мне, — то ли возразил, то ли попросил маг. — Каждый сам решает кому служить.
Родерик встал и, обойдя стол, встал за спиной Карани, положив ему на плечи свои ладони:
— Я запомню, — он наклонился, касаясь щекой чужого виска. — Я запомню это, Карани.
Маг накрыл его ладони своими, прижав к себе плотнее:
— Я знаю, Ваше Величество, — его голос был отстранённо безмятежным. — Вы не забываете тех, кто рядом с вами. И тех, кто ушёл — тоже.
Старая, привычная злость и обида на Икторна, выбравшего своё графство вместо Сантарры, снова подкатила к горлу, и Родерик до боли сжал пальцы Карани:
— Хорошо, что остальные этого не знают.
— Они будут удивлены.
— Да.
А спустя несколько дней ко двору прибыл новый маг, и Родерик смотрел на него из окна с недоумением: Мирандос казался хорошо воспитанным и тревожным, понимающим куда приехал и смущённым этим. Сразу вспомнилось, что хорошие маги обычно не оказываются при дворах королей, и это лучше любых других доводов доказывало, что Карани не мог и дальше здесь оставаться. Что ж, смущение Мирандоса можно было понять: кому будет приятно получить должность, пусть почётную, но яснее любых слов говорящую, что от тебя не ждут ничего. Ни выдающегося, ни плохого. Знак доверия для слабой посредственности…
— Он заменит тебя? — в голосе против воли прорвалось сомнение.
— Нет, — кажется, Карани развеселило это предположение. — Он станет вашим Королевским Магом. Для того, чтобы следить за проявлениями Тьмы и докладывать о них Зелённой Гильдии.
— Только за Тьмой?
Родерик не верил в такую избирательность. К нему приехал слабосильный шпион, который будет стремиться выслужиться перед своими хозяевами, в надежде, что они оценят и… он не знал, что именно надеялся получить за свои старания маг, но что-то — наверняка. Такой же, как предыдущий маг, сбежавший, стоило только Тварям подойти к столице. Трус и ничтожество, бесполезный, когда его искусство действительно необходимо, но готовый поучать и мешать, пока ещё можно что-то сделать заранее.
— А разве он может большее? — прервал его размышления Карани. — Не будьте к нему столь суровы. Мирандос, я уже говорил, хороший мальчик, старательный и исполнительный. Он верит тем, кого считает авторитетами. Не сомневаюсь, что вы сможете найти с ним общий язык.
— Вот как? — хмыкнул Родерик и посмотрел на новенького, уже входящего в ворота замка с большим интересом. Прицениваясь. — Хорошо, с этим мы разберёмся. А когда ты уезжаешь?
— Через два дня, — отозвался Карани после недолгого молчания. — Передам дела Мирандосу, соберусь и сразу отправлюсь. К чему тянуть?
Король кивнул и благодарно сжал локоть мага:
— Хорошо. Вряд ли мы успеем увидеться ещё раз до твоего отъезда.
— Да, — Карани отступил на шаг и склонился в неглубоком поклоне. — Будьте осторожнее, Ваше Величество.
— Не беспокойся об этом, — Родерик положил ладонь на затылок мага и сильнее чем ожидал от себя сжал в горсти светло-русые волосы. — Не сомневайся во мне. Даже не думай.
У Карани странно, холодно и весело, сверкнули искры в глазах:
— И в мыслях не было. Это только беспокойство о вашем замысле.
— Хорошо, — он отпустил своего уже не Королевского Мага и отвернулся, размышляя о собственной реакции. — Иди, у тебя не так много времени осталось, лучше потрать его на дело, а не бессмысленные разговоры.
— Конечно, — Карани улыбнулся, уверенно и спокойно, и ушёл. Следующие полгода они больше виделись.

Мирандос смотрел на короля и понимал, что тот отнюдь не в восторге от его появления в замке. Родерика нельзя было упрекнуть в негостеприимстве или пренебрежении, но лёгкий разочарованный холодок струился вокруг него при каждой их встречи, сквозь все улыбки и приветливые слова. Это не должно было удивлять, после наставника Мирандос действительно должен был казаться весьма неказистой заменой, но, не смотря на понимание своих возможностей и разницы между ним и Карани, такое отношение всё равно царапало, задевало так же, как разочарованно доброжелательные взгляды учителей в юности. Хотелось доказать, что он может больше, что он заслуживает большего уважения, а не просто снисходительной вежливости, однако реальность была такова, что старательная посредственность — это всего лишь старательная посредственность. Как в глазах других магов, так и по мнению обделённых даром. И новое назначение ничего не могло изменить в привычном ходе вещей. Тем более, если сравнивать его с Карани.
— Прибыл по вашему распоряжению, Ваше Величество, — Мирандос знал, что ведёт себя подобающим образом, в конце концов, знание придворного этикета было одним из требований к Королевскому Магу, но всё равно чувствовал, что делает что-то не правильно. Что-то не так в глазах короля. Не так, как его предшественник.
— Спасибо, — любезная улыбка Родерика казалась искусственной. — Вы уже успели проверить сигнальные сети? Не хочу чтобы какая-то Тварь смогла подобраться незаметной к горожанам.
Маг опустил взгляд:
— Я в процессе. Это занимает много времени, ведь каждый узел приходится осматривать отдельно…
— Ясно, — оборвал его Родерик, незаинтересованный в оправданиях. — Займитесь параллельно защитой замка. Через месяц состоится собрание баронов, и к этому моменту, я надеюсь, вы успеете закончить хотя бы с этим.
Мирандос почувствовал, как краска бросилась в лицо:
— Конечно, Ваше Величество.
— Постарайтесь, — в голосе короля было смешанно равнодушие пополам с недоверием. — Я полагаюсь на вас.
«Потому что других вариантов нет», — ясно, как будто произнесённое вслух, слышал маг. Когда выбор между ним и ним, Родерику просто некому больше доверить магическую защиту собственной резиденции. Наверняка, он выбрал бы кого угодно другого, будь такая возможность.
— Я понял.
И сказанное, и, даже ещё лучше, несказанное. Правда, абсолютно неясным было то, что он мог с этим пониманием сделать.
«Родерик — хороший король, — на прощание сказал ему отбывающий Карани. — Может быть, не самый лёгкий в общении, но он любит эту страну, болеет за неё и всё ещё помнит, что его отец не дождался от Гильдии никакой помощи, кроме Фернандоса, но тот был здесь по собственной воле. Тебе будет тяжело, но не держи тяжесть на сердце, — старший наставник коротко обнял его, стоя в дверях. — Доверяй его величеству. Со временем вы наверняка сможете найти общий язык. Я тоже буду заглядывать в гости. Не волнуйся».
Сейчас возможность поладить с королём казалась нереальной, настолько Родерик не желал видеть в нём… человека? Или человека, способного принести пользу? Порой Мирандосу казалось, что для Его Величества только такие и существуют, а все, кого он мнил бесполезными для себя (или для Сантарры?) оценивались не выше бессмысленного скота.
Заботы по дополнительной защите замка отнимали слишком много сил и времени, так что на проверку сети оповещения о тёмных Тварях их уже почти не оставалось. Но Мирандос рассудил, что её он доделать ещё успеет, тут ему точных сроков не обозначали, а вот к моменту, когда в столице соберётся цвет аристократии следовало быть максимально готовым. Дни сменяли друг друга, и маг чувствовал, как ему хочется всё бросить, махнуть рукой, всё равно некому проверять качество его работы, но каждый раз когда Эрик, его молчаливый, верный Страж, приходил, чтобы напомнить об ужине или необходимости сна, Мирандос только отмахивался, стараясь сделать всё как можно лучше.
— Господин… — Эрик стоял на пороге с тарелкой супа. — Хотя бы поешьте, я принёс.
Маг со вздохом отложил изучаемый пергамент. Отказывать Стражу было неразумно да и идти ведь никуда теперь было не нужно, можно потратить на еду пять минут.
— Давай.
— Спасибо, — в глазах Эрика мелькнули тихие радость и облегчение, заставившие Мирандоса задуматься о собственном графике. Обычно его старший Страж не позволял себе демонстрировать своё отношение к решению мага. Наверное, он слишком большой кусок пытается откусить в последнее время. Настолько, что даже Стражи уже не могут игнорировать свои сомнения. Плохо дело. Если так будет продолжаться… а, собственно, что? Эрик наябедничает в Гильдию? Мирандос даже хотел бы посмотреть на этот донос, в котором его бы обвиняли в том, что он слишком много работает.
Стоило ему доесть, и между лопаток к позвоночнику прижалась сильная и аккуратная ладонь…
— Эрик?
— Простите, — казалось, Страж задержал дыхание. — Секунду…
И в следующее мгновение Мирандос почувствовал, как в него перетекла чужая накопленная сила. Этого ещё не хватало!
— Эрик! Что ты творишь?
У Стража в глазах появилось упрямое и почти злое выражение:
— Вы не даёте себе нормально отдыхать, но у меня с этим нет никаких проблем.
— Не тебе принимать подобные решения, — поджал губы маг. Не дело для Стража решать, что его маг не способен о себе позаботиться. — Ты меня понял?
Эрик побелел, но промолчал, плотно сжав губы. Он был не согласен, но его мнение в данном случае мало волновало Мирандоса:
— Эрик?
Он отправит его обратно, если Страж продолжит молчать. Возможно, тот почувствовал это.
— Я понял, — треснувшим, хотя, возможно, всего лишь от усталости, голосом ответил Эрик и прикрыл потускневшие глаза. — Я… прошу прощения. Я забылся.
— Иди, — отмахнулся Мирандос от его извинений, слишком злой, чтобы сказать, что всё в порядке, и слишком благодарный, чтобы продолжать ругаться. — Тебе следует отдохнуть теперь. Понял?
— Да, — Эрик встал и, поклонившись, вышел. Горе луковое, вот что с ним и его собачьим обожанием делать? Обычно он всё-таки держал себя в руках, а тут… Маг досадливо поморщился, и выбросил Стража из головы. Не до того сейчас.
Тем не менее, даже к собственному удивлению, спустя месяц он действительно закончил с магической защитой замка. Аккурат за два дня до собрания баронов. Было ли это поводом для гордости (я успел вовремя, не смотря на все трудности!) или же для стыда (еле-еле успел, будь собрание на три дня раньше — и всё) он решить не мог, а король ничего не спрашивал. Мирандос и хотел бы увидеть в этом доверие, но скорее причина крылась в том, что Родерик считал себя неспособным как-то повлиять на результат, а потому находил бессмысленным волноваться и расстраиваться из-за потуг своего мага.
— Завтра собрание, — сказал он накануне, даже не глядя в его сторону.
— Да, Ваше Величество.
— Проследишь за ним из своего кабинета, чтобы всё прошло тихо, понял?
Мирандос молча кивнул, размышляя, какое заклятье подойдёт лучше и не сразу спохватился, что не ответил:
— Да, конечно!
Родерик повернул голову в его сторону и слегка улыбнулся, коснувшись ладонью плеча:
— Не думайте, что я не вижу и не ценю ваших усилий, Мирандос. Я всё замечаю, но время сейчас тяжёлое… Да, тяжёлое. Не держите на меня обиды.
Горячая волна стыда за собственную мнительность поднялась в волшебнике:
— Что вы, Ваше Величество! Я и подумать такого не смел! — в каком-то смысле, это была правда. Мирандос действительно не держал обиды на короля Сантарры, видя причину единственно в собственной ограниченности, как мага, забыв, что мир отнюдь не вращается вокруг него.
— Хорошо, — кивнул Родерик. — Присмотри завтра за ними, хорошо?
— Конечно!
— И присмотрись… — начал король и замолчал, застывшим взглядом обратившись к окну.
— Ваше Величество? К кому мне…
— Ни к кому, — отмер Родерик. — Всё в порядке, просто присматривай за всеми понемногу. Больше ничего не надо.
Мирандос молча кивнул, но любопытство и недоумение грызли его изнутри. Однако приставать к королю с вопросами в первый же их человечный разговор — было неразумно. Возможно, завтра он и сам поймёт, кого Родерик имел ввиду.

Собрание баронов в этот раз прошло гораздо спокойнее и увереннее, гораздо удачнее, чем год назад. Теперь ни у кого не вызывало сомнений то, кто здесь король. Это никак не защищало от интриг и желающих, избавившись от него в отсутствии прямых наследников, занять его место. Тем более теперь, когда самый страшный и тяжёлый год после нашествия был прожит, а главные проблемы решены, корона выглядела всё более и более привлекательно. Но заговорщики — неизбежное зло возле любой власти, и Родерика радовало уже то, что теперь в нём видели короля, которого можно было хотеть свергнуть, но уже не получалось воспринимать как мальчишку, севшего на трон по недоразумению.
Отдельной проблемой стали отцы невест, чьё приданое с одной стороны могло помочь в решении оставшихся проблем, а родня, с другой, посодействовать в обретении вечного покоя.
— Понимаю твои сомнения, — подошёл к нему Джеймс сразу после того, как барон Нойшвиг, наконец, оставил его в покое со всеми тремя своими дочерьми. — Но тебе всё равно рано или поздно придётся выбрать себе невесту, ты же понимаешь.
— Королю не положено оставаться безбрачным.
— Королю не положено оставаться бездетным, — в тон ему продолжил Икторн, счастливый отец, влюблённый в своего сына, как пятилетние мальчишки влюблялись в первый, подаренный им, «всамделишний» кинжал. — Чем раньше у тебя появится наследник, способный принять у тебя корону, тем устойчивее будет твоя власть.
«Это при условии, что сын не окажется первым в череде желающих меня лишить её», — едко подумал Родерик, уверенный, что принц станет такой же проблемой, как и родня его потенциальной — любой — невесты. Но сватовство в исполнении Икторна — это было неожиданно. Оказывается, он всё-таки считал, что Джеймсу ничего не надо от него, верил, что что ему просто всё равно, как Родерик тут разбирается.
— И у тебя есть подходящая невеста на примете? — это было бы смешно, не будь так обидно.
— Откуда? — Икторн удивился, чем выбил обретённую, ядовитую почву из под ног. — Сестёр у меня нет, а дочерей — тем более. Не говоря уже о том, что даже мой старший сын — всего лишь ребёнок. Надеюсь, ты не планируешь дожидаться моей внучки?
— Хорошая идея, — растерянно отозвался Родерик, заново собираясь с мыслями. Это был первый разговор об устойчивости его власти без попытки примазаться к ней.
— Нет уж, — нахохлился Джеймс. — Ты мой король, я готов за тебя жизнь отдать и всё, что полагается по присяги, но внучку — не дождёшься.
«Прелесть какая!», — Родерик приобнял Икторна за плечи и проникновенно спросил:
— Почему?
— Во-первых, ты будешь слишком стар для неё.
— А мой сын?
— Тоже староват, но меня радует, что ты заговорил о сыне, значит, всё же не собираешься уклоняться от всех невест.
«Тьфу! — в сердцах подумал король. — Дался ему мой брак».
— А во-вторых ты что хотел сказать? — попытался он перевести.
— А, во-вторых, я хотел бы своим потомкам более счастливого будущего, — после короткого молчания признал Джеймс, и Родерика скрутило от зависти к малолетнему Дэвиду, от злости на старшего Икторна, который понимал — понимал, сволочь! — но всё равно бросил его здесь на год одного.
«Ты справишься», — звенело в ушах брошенное графом на прощание напутствие, вельможное одобрение и разрешение пахать, пахать на его — о, конечно всеобщее, но кого мы обманываем? — благо. Даже все эти жадные до власти аристократы не вызывали такой жгучей злости, как лояльный до мозга костей Икторн. Если бы Джеймс год назад протянул руку к короне… Родерик отдал бы её, признал чужое превосходство и отошёл бы в сторону. Помогал бы по мере сил наводить порядок в их несчастной, измученной стране, и радовался бы, что бремя этих забот легло не на его плечи. Однако Икторн был куда безжалостнее придворных лизоблюдов и Тварей Тьмы, он оставил его в одиночестве
Ты, чёрт возьми, справишься, вот и всё, что досталось Родерику вместо поддержки.
— Ясно, — он был король и он мог держать себя в руках. Мог оставаться спокойным даже тогда, когда горячая, злая лава вскипала внутри. — Что ж, раз не выгорело здесь, придётся искать где-нибудь в другом месте.
— Уверен, что ты выберешь лучшую, — широко улыбнулся Икторн.
«Мне не нужна твоя вера!» — хотел крикнуть он, но вместо этого добродушно улыбался.
— Лучшую уже выбрал ты, — не правда, а просто дежурный комплимент, но Джеймс улыбнулся так светло, что на секунду, не дольше, Родерику даже стыдно стало.
— Да, тут не поспоришь, — Икторн сделал шаг в сторону, собираясь покинуть его. Снова. — Но ты найдёшь не хуже, настоящую королеву для Сантарры.
«А жена для меня никого не волнует, — без всякого удивления закончил про себя озвученную мысль король. — Потому что я вообще не имею никакого значения, да, Джеймс? И вся твоя преданность — она только для Сантарры и её спокойствия, не для меня. Мне по твоему мнению должно удовольствоваться крошками с её стола. Что ж… попроб… посмотрим. Да, посмотрим».
Родерик смотрел вслед Икторну, не отрывая взгляда от поделочного Меча Лун, и размышлял о том, что не просто годы — века Ик’Торн был символом королевской власти в Сантарре куда более надёжным и верным, чем корона. Все это знали, Джеймс это тоже знал, и всё равно носил с собой фальшивый Меч Лун, то ли напоминая, что настоящий утерян и больше ничего не значит, то ли напоминая кому на самом деле должен принадлежать настоящий. Так же, как и корона. Сколько вариантов, сколько сомнений, и опыт не поддерживает в нём веру в людей.

Письмо от Карани пришло неожиданно и со стороны казалось малосодержательным, но Родерик узнавал в витиеватых строчках намёки на случавшиеся между ними беседы и подтверждения того, что они на верном пути. Это внушало уверенность, заставляя всё глубже и глубже вгрызаться в управление страной. К тому моменту, когда они будут готовы изменить мир, никто и ничто не должны быть в силах помешать им.
Меч Лун… Он мог бы стать аргументом в переговорах, но так же и препятствием, внушающим ненужный ужас второй стороне ещё только планирующихся переговоров. Однако меч был утерян. Так, по крайней мере, утверждали и его предки и Икторны, которые должны были бы им владеть. Нет, не так, которые и правили бы, сохрани меч в своих руках, правили бы и никогда не решились бы качественно изменить противостояние с Тьмой, слишком ограниченные и прямолинейные для этого.
В дверь кабинета постучали, и Родерик разрешил войти. На пороге стоял Эрик с вежливо-настороженным взглядом, король давно заметил, что молчаливый Страж относится к нему… прохладно. И, судя по всему, причиной тому послужил Королевский Маг. Такая собачья, бездумная привязанность казалось Родерику странной и забавной, но никак не влияла ни на отношения к магу, ни к его Стражу. Их предшественников связывали похожие чувства: тихая влюблённость с одной стороны, и невнимательное равнодушие с другой, вина за которое возлагалась Стражем на кого-то третьего. Только Фернандос, кажется, не то что оставшийся в столице — прибывший в неё, чтобы помочь ополчению, замечал своего верного спутника, но… Он ценил своего Стража, это верно, и не более. Порой, Родерику было интересно, как именно происходит воспитание Стражей в Зелёной Гильдии, что их выпускники так спокойно относились к столь пренебрежительному отношению к себе. А ведь единственное, чем маги на самом деле отличались от своих псов — их успели найти раньше. На взгляд короля такое везенье и пренебрежение волшебников должно было вызывать зависть и ненависть, однако воспитатели Гильдии справлялись с этим. И Родерик хотел бы знать, дело в каком-то особенном воспитании или без зелий и заклятий тоже не обходилось?
— Господин Мирандос велел передать вам его отчёт по востановлению следящей сети, — с поклоном нарушил размышления короля Страж. — Позволите оставить их?
Родерик ухмыльнулся: чтобы о нём, жестоком и коварном, не думал Эрик в его голосе не было ничего кроме светского почтения.
— Оставляй и можешь быть свободен.
— Благодарю.
Не то чтобы Родерик действительно мог приказывать ему, любой Страж мага по настоящему подчинялся только своему чародею, но правила игры требовали определённых условностей. Интересно, если попросить Мирандоса, он одолжит своего Стража? Наверняка, вряд ли даже проблему в этой просьбе увидит. В отличии от Эрика, маг относился к нему гораздо лучше. Было бы забавно, получить Стража с его почтительной и исполнительной враждебностью себе на некоторое время.

Карани изменился за этот год, черты его лица заострились, став более резкими и чётко очерченными, а голос потерял в мягкости, но он был всё так же радушен и улыбчив, в разговоре с Родериком.
— Вы были правы, Ваше Величество, — сказал маг, после короткого приветствия. — С Тьмой действительно можно вести диалог. Она только рада, что кто-то спустя столько лет наконец-то понял это.
Король смотрел в мага внимательным, лишённым каких-то эмоций взглядом и размышлял… последние месяцы, его посещали определённые мысли и сомнения: два года у власти не прошли даром, он многому научился.
— Над нерушимостью некоторых законов мы, люди, даже не задумываемся, пока нам не намекнут на это, — обронил он и, протянув руку, сжал волосы Карани больно и зло. — Да, Карани?
— Ваше Величество?
— Было забавно водить меня за нос, а? — мстительная злость и уязвлённое самолюбие искрило в крови энергией. — Ка-ра-ни?
Маг закрыл глаза и лицо его превратилось в безэмоциональную, отрешённую маску:
— Вы несправедливы ко мне, Ваше Величество.
— Вот как? — Родерик сжал светлые, медовые волосы и оттянул голову мага назад. — Продолжай, продолжай, я тебя внимательно слушаю. Оправдания — это всегда так интересно.
— Я не оправдываюсь перед вами, я всего лишь надеюсь объяснить вам свою…
— Хитрость?
— Трусость, — неожиданно чётко и ровно поправил его Карани. — Я боялся сказать вам прямо о своих сомнениях в поведении Гильдии и надеялся, что вы сами придёте к тем же выводам. Надеялся, что сначала мы станем союзниками…
— А потом ты продолжишь молчать? — всё ещё зло, но спокойнее притянул его к себе Родерик.
— Я не нашёл в себе сил, чтобы… признаться вам в своей… в своём страхе, — выдохнул маг. Родерик отпустил его и с силой, с размаху ударил по лицу:
— Никогда больше, — придерживая его за шею прошептал он на ухо Карани, даже не попытавшемуся увернуться от удара, — никогда, слышишь, не ври мне. Ты понимаешь меня?
Маг молча кивнул и, спустя секунду промедления, опустился перед ним на колени:
— Простите меня, Ваше Величество.
В глазах мага не было ни раскаяния, ни вины, только спокойная, уверенная отчуждённость, без самоуверенности и вызова, но и без какого-либо трепета. Это были не те извинения, которых Родерик хотел бы получить, но… это была та честность, которой он требовал. И правда между ними была в том, что Карани считал своё поведение не только правильным, но и разумным. Правда была в том, что Карани был уверен, что король поймёт это и примет его правду. Так же, как уже принял его идею о переговорах с Тьмой.
Родерик смотрел на него и чувствовал как в нём борются между собой желание выгнать мага, чтобы больше никогда его не видеть, и опустить ладони на его плечи, сказать, что всё в порядке, что он понимает, ему тоже было страшно в первый раз заговорить об этом.
— Не так быстро, Карани, — он наклонился и запустил пальцы в волосы мага, удерживая его голову, пока смотрел в безмятежно равнодушные глаза. — Ты отплатишь за это службой. Многолетней…
— Я уже говорил вам, — улыбнулся Карани, — вы — мой король. И если вы желаете, я буду рад поддержать вас на этом пути. Если я всё ещё могу рассчитывать на ваше доверие.
— Хитрый, — ответно улыбнулся Родерик. — Умный. Ты останешься со мной, считай это угрозой.
— Простите, — маг на секунду опустил веки, — но я не смогу. Для меня это — честь.
Карани улыбался почти так же, как делал это год назад, и король прижался лбом к его лбу:
— Этот твой «хороший мальчик» абсолютно бесполезен, ты знаешь?
— Вы к нему слишком суровы, Ваше Величество.
— Карани… ты меня раздражаешь.
— А вы мне сейчас врёте, — легко возразил маг, освобождая голову из его ладоней перед тем, как встать. — Мирандос старательный и он… наверняка старается, чтобы добиться вашего признания.
— Я заметил, — нахмурился Родерик. — Зачем ему это?
— Ему не хватает признания, — пожал плечами Карани. — И он хочет получить его от вас, раз не смог получить в Гильдии от старших коллег.
— И всё? — король не поверил, не мог поверить, что всё так… примитивно. — Эрика ему для того, чтобы погладить своё самолюбие не хватает?
— Эрика?
— Его старший Страж.
Улыбка Карани стала насмешливо снисходительной, не по отношению к Родерику, нет.
— Кого волнует мнение Стража? У него нет другого выбора кроме как или закончить жизнь в петле от тоски и досады, или обожать мага, который ему достался и быть счастливым тем, что есть. Пока этот… Эрик способен выполнять свои обязанности, Мирандос будет держать его при себе, но признание ему нужно от того, чьё мнение имеет вес.
— От него не так много толку.
— Разве именно это так важно, Ваше Величество?
Родерик опустился на малый трон и с интересом посмотрел на Карани:
— Думаешь, он может стать нашим единомышленником?
— Если мы не будем торопиться, — маг опёрся о ближайшую несущую колону спиной. — Мирандос жаждет вашего признания, моего уважения, жаждет силы и знаний, которые помогли бы ему занять более подобающее ему, по его мнению, положение.
Король улыбнулся:
— И мы можем ему это предложить при соблюдении определённых условий, верно?
Карани пожал плечами:
— Это не сложно. Главное, чтобы условия Мирандоса не испугали, и тогда… он будет даже полезен. По крайней мере полезнее, чем сейчас.
— И можно будет не опасаться доноса в Зелёную Гильдию, — Родерик опёрся щекой на ладонь и вздохнул. — Ладно, бог с ним, с Мирандосом, рассказывай, что ты выяснил за этот год. И раньше — тоже. Ты ведь знал больше, чем говорил, когда мы впервые встретились, верно?
Маг вздохнул, огляделся и, не найдя ничего подходящего, подошёл и сел на ступеньку у трона:
— Не намного. Я ведь не просто так опасался даже с вами говорить о своих сомнениях в правильности политики Гильдии. До того, как вы меня… поддержали, пригласили себе на помощь, я был… не осторожнее, нет, я просто не видел особого смысла бежать в этом направлении. В одиночку, без поддержки, это было опасно и бесперспективно.
— Заканчивай с прелюдиями и переходи к делу, — поморщился Родерик, постучав магу по затылку. — А то ты так разливаться можешь долго, я тебя знаю.
Карани расслабился и опёрся то ли об основание трона, то ли о ноги короля, и Родерик наконец заметил, что маг не просто изменился — он устал до черноты. Наверное, нужно было дать ему день отдыха, но это было слишком долго, а новости принесённые волшебником были слишком интересными.
— Рассказывай, — снова поторопил его Родерик, опуская ладонь на затылок, — рассказывай, и пойдёшь отдыхать.
— Вы так любезны, мой король, — мимолётная, насмешливая улыбка скользнула по губам Карани, прежде чем он начал рассказ о своём путешествии длиной в год.
— Выходит, — заключил Родерик, когда маг закончил, — большая часть Тварей абсолютно бессмысленна и бесполезна.
— Да. У Тьмы нет рядовых воинов в нашем понимании, рядовые Твари — это скорее что-то среднее между обычным оружием и натасканными на кровь зверями. Однако об этом мы и раньше знали, тут нет никаких сюрпризов.
— Я всё же ожидал большего… разума.
— Какой может быть разум в костяномнаконечнике стрелы, выпиленном из костей врага? — пожал плечами Карани, прикрыв глаза, казалось, он проваливается в сон, и в какой-то момент Родерик почувствовал, что порой удерживает его голову своей ладонью на весу. Это казалось странным, наглым до оскомины и противоестественным доверием, от которого что-то полузабыто щемило в груди. — А именно так они относятся к низшим Тварям, которые появились большей частью из трупов поверженных врагов.
— Хочешь сказать, что нам нужны дрессировщики?
— Только для того, чтобы выйти уже на их командиров. С теми, возможно уже будет иметь смысл о чём-то договариваться. А, возможно, и они окажутся лишь ступенью к нашей цели.
Родерик молчал, рассматривая почти спящего на нём мага, и ища в себе силы встряхнуть его, приводя в чувство.
«Я сам решил сначала поговорить с ним, разобраться в его недоговорках и узнать новости за год, прежде чем отпустить его приходить в себя после тяжёлой дороги».
— И ты вышел на них?
— Они разумны, — ухмыльнулся Карани и приоткрыл глаза. — А значит понимают, что обнаружить себя в невыгодных условиях — значит погибнуть. С другой стороны, за столько веков бесконечной войны, стоит мне встретиться с ними в безопасных для них условиях…
— Ты лукавишь, — покачал головой король, но злости внутри не почувствовал. — Но пусть так. Думай над этим, Карани. Создание условий для переговоров — на твоей совести.
Маг улыбнулся шире и повернул голову, чтобы верноподданически — самоуверенно — поцеловать тыльную сторону ладони Родерика:
— Конечно. Я работаю над этим, мой король. Но мне нужно время.
— И пока оно у нас есть, — кивнул он волшебнику. — И всё-таки оно не бесконечно. Об этом тоже помни.
— Не забываю ни на секунду, — заверил Карани. — Нам нужно успеть до следующей войны.
— Да. А теперь иди уже, мои колени — плохая подушка.
— Зато какая редкая и дорогая, — рассмеялся маг, вставая.
— Иди уже, иди! — зашипел Родерик, чувствуя, что впервые за последние пять месяцев хочет, если не рассмеяться, то хотя бы искренне улыбнуться. Причина только в том, что дело стронулось с мёртвой точки. Ни в чём больше.
— Надо будет ещё к Мирандосу зайти…
— Завтра. И это приказ, Карани. Сегодня ты идёшь отдыхать.
Маг удовлетворённо повёл плечами, разминая мышцы:
— Само собой. Мальчик может и подождать своей очереди. И, Ваше Величество, — замер на середине движения Карани, — вам, я думаю, тоже пора отдыхать.
— И ты полагаешь, что твоё мнение имеет значение?
Маг покачал головой:
— Это в праве решать только вам, но я надеюсь, что вы заботитесь о себе, потому что доверять в этом вопросе Мирандосу — я не могу.
Родерик досадливо поморщился:
— Ты всё ещё пытаешься быть моей нянькой.
— Никогда не допускал даже мысли такой в голову, — возразил Карани и склонился в глубоком поклоне. — Оставлю вас, с надеждой на ваше благоразумие и в беспокойстве о вашем здоровье.
— Проваливай! — напутствовал его король, поднимаясь с трона. Всё настроение работать испортил ведь, мерзавец. Всё настроение.

Карани смотрел на Мирандоса и не чувствовал ничего, кроме снисходительного презрения. Мальчишка действительно старался изо всех сил, и чем больше он надрывался, тем менее ценным все его усилия казались Родерику, которого новый Королевский Маг решил считать важным человеком. Не самый удачный выбор, короля Сантарры следовало приручать, а не добиваться его расположения, но этот путь оказался для Мирандоса дважды недоступным. Во-первых, ему просто не хватало ни ума, ни воли, кто-то вроде него только на приручение Стража и мог рассчитывать, да и то, Карани был уверен, что верность Эрика заслуга самого Эрика, а не приложенных Мирандосом усилий. Тому, наверное, и в голову не пришло ничего подобного. А, во-вторых, Карани успел приручить Родерика раньше. Настолько успешно, что даже вскрывшийся обман не вызвал проблем больших, чем короткая, длинной всего в несколько минут, вспышка злости, к концу разговора превратившаяся едва ли не в чувство вины за его усталость. Это было забавно и неожиданно легко, но маг всё равно постарался закрепить достигнутый успех. У Мирандоса нет шансов, ему придётся самому тянуться к Родерику, ещё сильнее, и тем больше падая в его глазах. Становясь только орудием.
Ирония заключалась в том, что скорее всего именно в этот момент Мирандос почувствует, как король стал к нему относиться лучше. Это ведь так естественно, относиться с теплом к полезной и старательной собственности, которая не представляет никакой угрозы. И эту разницу обычно мало кто замечает. А значит Мирандос только укрепится в направлении своего движения, уверенный в правильности выбранной стратегии.
— Здравствуй, — Карани даже спрашивать разрешение войти не стал, зачем? Просто прошел и сел в свободное кресло. — Как ты тут?
Бывший ученик поднял на него удивлённые, тревожно надеющиеся глаза и скромно улыбнулся. Тихий такой мальчик, застенчивый, из таких порой прорастают дивные чудовища, если правильно воспитать. Но Карани не нужно было чудовище, ему нужен был инструмент, который сам бы себя подготовил и подогнал по руке для рабочего. И в виде труженика старший маг видел не себя, нет. Его вполне устроит место возле трона, в тени чужого могущество, позволяющего вкушать плоды, но не ограничивающего обязанностями. И каждый из них получит то, что желает.
— Всё хорошо, наставник, — откровенно соврал Мирандос, пока Страж (Эрик, так вроде его называл Родерик) ставил перед волшебниками еду и бокалы с вином. Тихий и незаметный, похожий на тень больше многих других виденных Карани Стражей. Похоже на этого внимания обращают внимания даже меньше обычного. Смешно, как человек, нуждающийся в чужом одобрении способен не замечать потребности в собственном внимании у кого-то другого. Тем более у того, кто должен — и будет — защищать тебя от любой угрозы любой ценой.
«А может быть, он видит в этом какую-то высшую справедливость, — окончательно развеселился Карани. — Что-то вроде того, что если даже ему, магу, недоступно желаемое, то Страж и вовсе может обойтись».
— Я рад, — он улыбнулся тепло, как бродячему котёнку, прижавшемуся к ноге, и пригубил вина. — Может, нужна моя помощь?
Мирандос сначала покачал головой, потом задумался и вздохнул:
— Я не уверен, что могу с должным качеством выполнять свои обязанности, наставник, — с такими же интонациями ответственные студенты признаются в том, что не выучили урок, одновременно опасаясь кары и надеясь на снисхождение в виду их былых заслуг.
— Понимаю твои опасения, но, мальчик мой, а кто кроме тебя? — то ли лесть, то ли унизительная правда, всё зависит от точки зрения и интонации. Карани знает, что в голове Мирандоса это свидетельство унижения, но в голосе наставника он слышит лесть и его подсознание, привыкшее опираться на авторитеты, теряется, не зная что думать, что чувствовать, какой из вариантов выбрать. И старший маг не собирается ему в этом помогать. Смысл как раз в диссонансе, ослабляющем защиту, делающем более податливым чужое сознание. Конечно, сегодня ничего не изменится и не исправится в этой голове, но где бы Карани был, играй он в быстрые игры?
— Любой справился бы лучше!
— Не говори глупостей. Далеко не любой бы поладил с Родериком, и уж ты-то должен это понимать лучше других. Ты, проживший с ним под одной крышей больше года.
Мирандос сжался, весь излучающий отрицание и желание, чтоб его убедили:
— Это не так. Его Величество… Мы отнюдь не ладим. Совершенно. Он…
Карани поймал короткий взгляд в свой адрес и удержался от насмешливого превосходства во взгляде. Если бы Мирандос понимал, что дело не в талантах, и не в пользе. Люди до нелепого человечны, и их эмоции влияют на их мнение сильнее, чем их разум. За год, что Карани провёл при дворе, он сделал куда меньше полезного, чем Мирандос, и разве кто-то это кроме него сейчас понимает?
— Он попрекал тебя предательством Гильдии? — «перебил» уже замолчавшего ученика старший маг.
— Нет, — растерянно отозвался Мирандос. — Нет, ни разу.
— Вот видишь, а говоришь, что вы совсем не поладили. Ему тяжело доверять волшебникам, и его можно понять, согласись, после того, как мы ничем не помогли его отцу. Но он не попрекает тебя былыми ошибками, и это уже хорошо. Если же ты смотришь на меня… Пойми, Мирандос, одно дело держать себя в руках и приветливо улыбаться человеку, который задержался в твоём доме ненадолго, и совсем другое, когда речь идёт о том, кто, вполне возможно, поселился в нём навсегда. Родерик хочет построить ваши отношения без лишней фальши, по-настоящему. Ты должен ценить это.
Лицо Мирандоса просветлело, и Карани почувствовал желание закатить глаза. Серьёзно? Всё так просто? Родерику и то требовалось что-то большее, чем пара красивых слов и пустых обнадёживающих фраз. Ему нужно было дать и тепло, и заботу, и поддержку. Изо дня в день, из месяца в месяца… Что ж, по крайней мере, можно было не сомневаться в успехе короля в общении с его Королевским Магом. Этот съест всё, чем его накормят и даже не заметит рыболовного крючка. Но сообщать об Родерику — излишне. Его Величество гораздо умнее, и может снова начать сомневаться, где его не Королевский Маг искренен, а где нет. Он и так не верит по-настоящему. Не верит, но хочет настолько, что это желание превращается в эгоистичное, капризное, полуслепое доверие. Увлекательное зрелище.

Родерик встретил Мирандоса в дворцовых коридорах, направляясь на встречу с достаточно приятной, но ни на что не претендующей девицей простого происхождения. Такие любовницы были безопасны и удобны, а, если с ними начинались какие-то сложности, от них было легко избавиться. С их стороны было бы разумнее избегать таких связей, но то ли им ума не хватало, то ли скромности, то ли смелости.
— Здравствуйте, — улыбнулся Родерик, рассматривая замершего перед ним в ожидании мага. Уже два года они были знакомы, и каждый раз королю казалось, что Мирандос знает его не больше, чем в первую встречу. Такой… удивительно внимательный. Ему бы запереться в лаборатории, вот там он действительно соображал и не забывал ничего, но вместо этого Королевского Мага тянуло к людям. К тем самым, что не тянулись ему в ответ. Впрочем, сам Родерик время от время протягивал руку на встречу и бросал мелкие семена сомнений. Не высказывая их, отнюдь, он запомнил опыт Карани. Нужно не сомневаться в прописных истинах, а произносить их так, чтобы сомнения начинали посещать собеседника. И пусть король не был так ловок и искушён, как его маг, на Мирандоса этого действовало. Пусть медленно, но в этом не было никакой беды. Вода камень точит, терпение города берёт.
— Не ожидал вас встретить здесь, — осторожно подал голос Королевский Маг и замолчал.
— Решил отдохнуть, развеяться, — отмахнулся от досужего, невнятного любопытства Родерик. — А вы что же, всё работаете?
— Приходится, — со смесью сожаления и гордости развёл руками Мирандос. — Кроме меня некому проверять заклинания.
Родерик неодобрительно поджал губы:
— Мне не нравится, что вы себя совсем не бережёте. Не желаю привыкать к другому магу, если вы загоните себя, — он подошёл и положил ладонь на плечо магу. — Послушайте, как вы смотрите на то, чтобы совершить поездку куда-нибудь в тихое и красивое место, отдохнуть, расслабиться? Мирандос?
— Но, Ваше Величество! — запротестовал смущённый волшебник. — Я же не могу!
— Отчего же не можете, когда цвет вашего лица говорит о том, что вы в этом остро нуждаетесь, а я даю своё позволение? — Родерик увереннее обхватил его за плечи и повёл за собой. — Или вы думаете, мне станет легче, если вы подорвёте свои силы? Человек не может превзойти свои возможности, вы же знаете это, так не требуйте от себя невозможного. Кажется, вы считаете меня чудовищем, но на самом деле я не жду, что вы вдруг начнёте делать больше, чем способны, — голос его был полон участия и заботы, но во взгляде мага с каждым словом всё сильнее разгорались стыд и вина. Что-то сродни унижению, с которым он ничего не мог поделать. — Поэтому завтра же я подпишу указ и вы отправитесь в Лебединый замок, хотя бы на недельку, чтобы отдохнуть, перевести дух и восстановить силы. Там прекрасные виды и отменный повар, настоящий мастер, уж вы мне поверьте.
«А ещё там на удивление интересная библиотека. Ничего крамольного, упаси Бог, ничего такого, что могло бы вызвать подозрения в законопослушной душе, но зёрна сомнений, уже заботливо посаженные в душу, они должны были суметь взрастить».
— Но…
— Полагаете, неделя это недостаточный срок? — не стал слушать предполагаемых возражений Родерик. — Вы правы, мой хороший, вы абсолютно правы. Месяц. Если вы проведёте в Лебедином замке меньше месяца я на вас весьма обижусь. Договорились?
Кажется, у Мирандоса была сотня аргументов против, но, посмотрев в глаза королю, он только покорно вздохнул:
— Простите за беспокойство, Ваше Величество.
— Ну что вы, какое беспокойство, это мой долг — заботиться о моих подданных и слугах. Вы ведь из их числа, Мирандос? — насмешливо уточнил Родерик и получил в ответ горячие убеждения в преданности и верности, как будто они были кому-то нужны. — Вот и славно. Кстати, Мирандос, я хотел попросить вас…
— Конечно, Ваше Величество, — с готовностью отозвался маг, даже не услышав ещё суть просьбы. Как это типично.
— Не могли бы вы оставить мне Эрика? У вас ведь двое Стражей, если я правильно помню. Второй…
— Ричард.
— Да, точно, не обижайтесь, — без какого либо раскаяния извинился Родерик. Стражи Мирандоса его мало интересовали, особенно младший из них. За Эриком порой было забавно наблюдать, с этим его молчалив, ненужным магу обожанием, вот и всё, ничего больше. — Не запомнил, он редко попадается на глаза.
— Ричард ещё молод, поэтому я предпочитаю держать его чаще при себе.
«Несомненно, — согласился про себя король. — А ещё мальчишка наверняка куда менее заботлив и ещё незаметнее в силу большей отстранённости и равнодушия. Удобнее. Не повезло старшему, что тут скажешь».
— Это очень заботливо с вашей стороны, — одобрил он вслух. — Но вы так и не ответили. Насчёт Эрика…
— Ах, это, — взмахнул рукой Мирандос, будто они говорили о незначительной ерунде, а не о человеке, стоящем за спиной волшебника с абсолютно спокойным, ничего не выражающим лицом. Родерик с тенью уважения наблюдал за этим безмятежным спокойствием на резком, угловатом лице, словно его весь этот разговор ни капли не задевает. — Конечно, не думаю что в этом есть какая-то проблема. Эрик, ты слышал?
— Да, господин, — Страж поклонился, выражая послушание и отсутствие возражений. Впрочем… разве какие-нибудь Стражи когда-либо спорили со своими магами? Родерик улыбнулся: не то чтобы он действительно нуждался в этом парне, но тот развлечёт его в этот месяц, раз его хозяин пока не сможет быть любимой игрушкой. Отчего бы и нет?

Шла уже вторая неделя с момента отъезда Мирандоса, и каждый из этих дней Эрик провёл за плечом короля Родерика. То ли телохранитель, то ли слуга, то бесталанный шут, годный только на то, чтобы выслушивать редкие хозяйские шутки. Он был уверен, что должен раздражать сантаррского короля, хотя отнюдь не стремился к этому. Ведь недовольство им Родерик наверняка выскажет Мирандосу, и тот… расстроится. Разочаруется в своём Страже. Эрика не пугала мысль о наказании, он был согласен заранее, с любым, которое мог бы ему определить маг, но мысль о расстроенном и подавленном Мирандосе удушала, а возможность быть отосланным обратно в Гильдию… вот она действительно вызывала ужас. Поэтому Эрик на самом деле, искренне старался оправдать ожидания Его Величества и, не смотря на это, был уверен, что у него это абсолютно не получалось. В конечном итоге не имело никакого значения, как к королю относится Эрик, он должен был всего лишь выполнять приказы, как того пожелал Мирандос. Проблема заключалась в том, что казалось, будто Родерик хочет, чтобы он угадывал те приказы, что тот собирался отдать.
И это было сверх возможностей Стража. Как бы тот ни хотел соответствовать.
— Я ведь тебе не нравлюсь, верно, — ближе к вечеру, незадолго до того, как они должны были распрощаться до утра, заметил Его Величество. — А, Эрик?
— Вы не правы, — не моргнув глазом ответил Страж.
— Знаешь, чего я больше всего не люблю? — обернулся к нему король, останавливаясь на полпути к своим покоям. — Я не люблю, когда мне врут.
Эрик почувствовал, как виски сжимает медленным прессом.
— Я не вру вам, — это было почти правдой. Он не мог сказать, что ему не нравится именно Его Величество Родерик, король Сантарры. Ему не нравилось то, как убивался об его отношение Мирандос, но ведь это совсем другое, верно? Возможно, это вообще пошлая ревность, на которую у него не было никакого права. — Я вам благодарен, — а вот это было правдой, и даже без каких-либо «почти». — Очень, но не думал, что уместно будет об этом говорить.
В выражении лица Родерика появилось неприкрытое удивление, почти детское, едва ли не растерянное:
— Благодарен? За что, Эрик?
Страж не меньшим удивлением смотрел в ответ. Ему казалось, что это абсолютно очевидно:
— За то, что вы заставили Господина Мирандоса отдохнуть. К сожалению, — к безнадёжному, привычному, горькому сожалению, — я не смог бы убедить его в этом никогда, — он опустил голову, вновь чувствуя свою вину за неспособность уберечь мага.
А в ответ услышал лёгкий, буквально звенящий от веселья смех:
— Эрик, ты слишком заботлив для этого мира, — отсмеявшись, наконец, выдал Его Величество, утирая слёзы. — Тебе следует быть чуть более эгоистичным, если ты хочешь чего-то добиться в этом мире.
Эрик почувствовал, как внутри что-то заледенело:
— Я благодарен за ваше беспокойство, но оно излишне, — он поклонился, не столько для того, чтобы выразить почтение, сколько для того, чтобы спрятать взгляд. — Меня полностью устраивает моя жизнь, — и это была правда. Он не обменял бы свою судьбу ни на какую другую, но менее больно от равнодушия мага из-за этого не становилось. Но это было неважно: значение имели только желания Мирандоса. И его способность помочь их исполнению.
— Думаешь, он оценит? — на удивление безжалостно и просто спросил король, и Страж улыбнулся ему в ответ.
— Господин Мирандос ценит мои способности.
— А тебя? — с исследовательским интересом уточнил Его Величество, наклонив голову к плечу.
— Это одно и тоже, — абсолютно искреннее ответил Эрик, не чувствуя даже боли. Глупо было бы страдать от того, что вода мокрая, а солнце встаёт на восходе, верно?
— О, ясно. Очень познавательно, — довольно, как объевшийся кот, мурлыкнул король. — Ладно, на сегодня всё, можешь идти. Увидимся завтра.
Эрик удивлённо посмотрел на короля — он был единственным сопровождающим в этот вечер и отпускать Родерика одного, пусть даже до его покоев оставалось недолго…
— Ваше Величество, — осмелился возразить он, — позвольте мне проводить вас до конца. Пожалуйста.
— Так беспокоишься обо мне?
«Нет, — мог бы ответить Эрик. — Мне нет дела до вас и вашей безопасности, но меня вам оставил Мирандос, и сегодня вы пожелали использовать меня как телохранителя. Случись что с вами от того, что вы остались одни… и он будет винить меня и, хуже того, себя».
— Хорошо, — не стал дожидаться его ответа король. Возможно, потому что уже догадывался о том, каким был бы честный ответ. — Я не возражаю.
И Эрик ещё раз благодарно поклонился.

За те пять лет, что прошли с момента ухода Карани с должности Королевского Мага, он посещал королевский дворец не так уж и часто, куда реже, чем Родерик предпочёл бы его видеть, и всё равно казалось, что незримо он рядом, на расстоянии протянутой руки. Это пугало и внушало уверенность, и в какой-то момент, король Сантарры не смог и дальше отказываться признать тот факт, что привязался к умному, хитрому, скользкому, как водная змея, магу. Это было глупо и небезопасно, Карани всегда был себе на уме, и разумнее было бы, раз уж не хочется жить совсем ни в ком не нуждаясь, привязаться к тому же Мирандосу, который был бы только рад. Но от одной мысли об этом, к горлу подкатывала тошнота.
Карани вошёл в его кабинет, как обычно, без доклада и даже не стучась, и Родерик с привычным удовольствием пронаблюдал, как после закрытия двери с его лица почти мгновенно стекло душевное радушие и умиротворённое спокойствие, обнажив злую, безжалостную резкость черт, равнодушие и тёмную, сумрачную созерцательность. Не то выражение лица, не те душевные качества, которые должны были бы радовать, но Родерик ценил то, что с ним наедине Карани не считает обязательным носить маски. Это было куда лучше и приятнее фальшивых любезности и почтительности, это был настоящий волшебник.
Иногда Родерик вспоминал, как этот маг сидел на ступеньке к его трона, и русая голова лежала на его ладони. Вспоминал, но не думал, что это когда-нибудь повторится.
— Ты выглядишь удивительно довольным, — наконец-то нарушил молчание Родерик, оторвавшись от разглядывания Карани. — У тебя хорошие новости?
Маг иронично приподнял бровь:
— Удивительно, что вы заметили…
— Я давно тебя знаю.
— И вы внимательны, — то ли похвалил, то ли посмеялся волшебник. «Ко мне» — осталось непроизнесённым, но отчётливо читалось в его глазах. За прошедшие годы из его речей утекла большая часть почтительности, но Родерик ни разу не почувствовал раздражения от этого, хотя обычно, подобное пренебрежение приводило его в ярость. С Карани это всякий раз казалось искренностью и…
«Я сам сказал ему не врать мне, — раз за разом вспоминал он свою вспышку ярости, в которой поднял руку на мага. — И он выполняет мою просьбу. Так чем я должен быть недоволен?»
— Да, — согласился он, сам не зная, только ли с произнесённым, или с тем, что Карани не договорил — тоже. — Так у тебя есть новости?
— О да, — довольно рассмеялся волшебник. — Вам будет интересно.
— Вышел на дрессировщиков?
— Да, но не только, — Карани потянулся к столу, взял единственный бокал и налил себе вина, чтобы смочить горло. — Они даже согласились наладить связь со своим руководством, назовём это так, хотя я не уверен, что это в должной мере отражает структуру их связей. Я привёз вам посла.
Родерик осмотрел его с ног до головы:
— Ничего не вижу, Карани. Где он?
— Ждёт в приёмной, когда вы согласитесь его принять.
Король задумчиво взял бокал и сделал из него глоток:
— С тобой приехал только твой Страж.
— Со мной приехал Дваждырождённый, — поправил его Карани. — И он готов к переговорам, если вы не возражаете. И если вас не смущает его внешний вид и прошлое.
Родерик покачал головой:
— Нет, с этим всё в порядке, — он посмотрел долгим взглядом в глаза магу. — И тебе было его не жаль?
Карани пожал плечами:
— А должно было быть?
— Ах да, точно, кого волнует мнение Стража, да?
— Именно, Ваше Величество. Они нужны для того, чтобы маг мог эффективнее добиваться своих целей. Именно это Кристоф и сделал для меня.
Повисло короткое молчание.
— Я тоже нужен для того, чтобы ты смог добиться поставленной цели, да, Карани? — Родерик спрашивает скорее по традиции, чем нуждаясь в ответе, очевидном, как смерть при отсечении головы.
— Вы не мой Страж, — лицо мага треснуло узкой, тёмной улыбкой. — Вы мой король.
— И это что-то меняет? — почти с искренним интересом уточнил Родерик.
— Сферу и способ применения. Ценность, — Карани встал и подошёл вплотную к королю, запустил пальцы в убранные волосы. — Вы будете сидеть на троне, Ваше Величество, вы получите силу и власть, которая вам нужна, чтобы изменить мир так, как вы этого желаете, а я — буду рядом.
— Хочешь удобно устроиться? — Родерик смотрел ему в глаза, и не уклонялся от равнодушно-ласковой руки.
— Я же маг, для нас это — естественно.
Король поднял руку и сжал в пальцах сухое, горячее запястье:
— Ты останешься рядом со мной, Карани. И мне плевать угроза это или обещание.
— Ваше Величество, — маг наклонился и прошептал прямо на ухо, — это признание, — и одним слитным, быстрым движением отодвинулся и вернулся в своё кресло. — Мне позвать Кристофа? Или вы желаете встретиться с ним позже?
Родерик смотрел на спокойно сидящего перед ним мага и искал в душе желание удавить его. Медленно. И не находил ничего.
— Завтра. Сегодня я не рассчитывал встречаться ни с кем, кроме тебя.
— Как скажете. Я пойду?
— Сидеть, — рыкнул Родерик, заставив Карани со смехом откинуться обратно на спинку кресла. — Тебя не было больше полугода, наверняка есть, что рассказать.
— Вам не хватает сказок на ночь, Ваше Величество? — невинно полюбопытствовал маг, и Родерик, наконец-то, почувствовал злость и раздражение.
— Ка-ра-ни…
— Да?
— Ты меня раздражаешь.
— Да, — легко согласился маг и улыбнулся.
— Прекращай изощряться в этикете, — спокойно продолжил развивать свою мысль король. — У меня есть имя.
Карани удивлённо моргнул, а потом улыбнулся на грани между снисходительностью и пониманием.
— Конечно… Родерик. Если в… ты настаиваешь.
«Я ничего не говорил про «ты», но…» — он не имел никакого желания спорить и уточнять. На ты, так на ты, главное, что без этого, набившего оскомину «Ваше Величество».
— Рассказывай, рассказывай.
Карани задумчиво постучал пальцами по подлокотнику и принялся за рассказ. Сказки… сказки на ночь, вот чем считает их общение волшебник. Вот что он предлагает «своему королю». Это было… честно?

Кристоф или тот, кто раньше был Кристофом, стоял перед Родериком, и по нему нельзя было предположить, что ему неудобно или хочется сесть. На лице вежливая учтивость, а в глазах — холодок.
— Вы не очень хорошо изображаете себя прежнего, — заметил он вместо приветствия. — Раньше у вас был более мягкий взгляд.
Кристоф сосредоточился и лёд исчез, хотя мягкости не добавилось:
— Лучше.
— Спасибо за подсказку. Хотя большинство людей не присматриваются.
— Я знаю магов, которые более внимательны к Стражам, чем их коллеги, — пожал плечами Родерик, вспоминая Фернандоса. — Если они заметят что-то неладное могут возникнуть проблемы.
— Проблемы решаемы.
— Разумеется, — не стал спорить с очевидным король. — Но проще их не создавать. И проблемы тоже бывают разные. Внимательный маг может не напасть на тебя, а по-дружески распрощаться, с тем, чтобы позже предупредить о тебе других и раскинуть на вас с Карани охотничью сеть.
Кристоф нахмурился, недовольный тем, что его поучают, но кивнул:
— Я учту. Но мне говорили, что предметом переговоров станут другие вопросы.
— Да. Мы хотели обсудить возможность союза, который помог бы и мне, и вам не лить лишнюю кровь. И возможность взаимопомощи.
— Это… интересное предложение, но… один раз мы уже пошли на союз с человеком и он предал нас.
У Родерика даже сомнения не возникло в том, как звали этого человека. Кто бы мог подумать, что благородный и уважаемый род начинался с предательства и нарушенного слова. Кто бы мог подумать, что главные поборники войны с Тьмой сами не чурались её могущества. Ложь, всё — ложь. Всё, чему их учили с детства — просто обман для наивных дураков, которые должны знать своё место и не тянуться к тому, что предназначено для других. Для тех, кто лучше и сильнее, мудрее и лучше понимает этот мир.
— Вам нужны гарантии.
— Да. Меч и кровь.
Родерик задумался, жалко ли ему было отдавать преданного — равнодушного — Джеймса и его незнакомого сына? Нет. Нет, это было справедливо и заслуженно, родители отвечают за своих детей, а потомки платят за предков — так повелось из старины, и не было смысла нарушать древний закон. Однако и соглашаться просто так…
— Я понимаю ваши условия, но, надеюсь, вы тоже понимаете, что гарантии нужны не только вам.
Кристоф улыбнулся и слегка подался вперёд. Начиналось интересное. Начинался торг, в конечной успешности которого не сомневалась ни одна из сторон. Им нужно было договориться, если они хотели достигнуть своих целей. Нужно — а, значит, они договорятся.

Отношение Родерика к своему Королевскому Магу каждый раз ставило Мирандоса в тупик. То он месяцами о нём не вспоминал, то вдруг требовал совершить невозможное, и не просто совершить, а успеть к указанному сроку. Так произошло и в этот раз: король просто вызвал ему, сообщил, что желает получить в течение месяца и отправил работать, не слушая оправданий, извинений и объяснений. «Сделай», — приказывал Родерик и не интересовался, как это может быть сделано и может ли вообще. Срок близился к концу, Мирандос даже почти понял, как достигнуть необходимого эффекта, но привести свои идеи в жизнь ему не хватало мастерства, которое он старался заменить кропотливостью расчётов и использованием подручных средств. В этом был свой недостаток: такие окольные пути требовали всё больше и больше сил, которых у него тоже было не так много. С каждым днём необходимые усилия давались всё тяжелее, и порой Мирандос вползал в собственную спальню, повиснув на Эрике, который смотрел на него с каждым днём всё более и более встревоженными глазами, чем ни капли не помогал, только нервировал. А время утекало водой между пальцев, стремительно, назначенный срок уже маячил перед глазами, и Мирандос со злости и досады, попытался закончить, наконец, всё за один раз.
И, разумеется, переоценил свои силы. Магии в нём не хватало на то, чтобы оживить все структуры заклятья, и он только слабел, не прерывая этой глупой попытки. Нужно было остановиться, перевести дух и продолжить в том же темпе, что и до этого, а лучше медленнее. Эта простая, разумная мысль приводила Мирандоса в бешенство: так он никогда не успеет!
— Эрик! — Страж ведь хотел ему помочь? Маг был готов предоставить ему такую возможность.
— Господин? — Эрик застыл на пороге, не решаясь беспокоить волшебника во время заклинания, но тот только поморщился:
— Подойди!
Страж послушно приблизился, и Мирандос прижал пальцы в бьющейся на шее вене, вбирая в себя чужую силу. Какая разница, если Эрик всё равно никогда не сможет сотворить ни одного заклятия? Только досада брала за бессмысленно растрачиваемую энергию, которая могла быть использована с гораздо большей пользой. Сила втекала в мага гораздо легче, чем он ожидал, как будто Страж и не пытался защищаться, а спустя пару мгновений мозолистые ладони прижались к спине Мирандоса через тонкую батистовую рубашку:
— Не отвлекайтесь на меня, господин, — сдавленным, сосредоточенным голосом выдохнул Эрик, и маг действительно выпустил его из внимания, чувствуя, как чужая сила наполняет оживающее заклятье без какого-либо усилия с его стороны. У него был старательный Страж, в этом Эрику нельзя было отказать. Старательный и исполнительный.
Наконец, спустя несколько минут, всё было закончено, и Мирандос смог с облегчением вздохнуть:
— Хорошо… — удовлетворённо выдохнул он, наблюдая за тем, как гаснет, успокаиваясь, заклинание, и обернулся к осевшему на пол, белому от истощения Стражу. — Иди пока… отдохни. Приведи в себя в норму, будет нехорошо, если ты заболеешь.
Тратить силы на лечение Стража, что заставит его сделать связывающая их клятва верности, Мирандос не мог. У него были куда более важные планы, и Эрик должен был этот понимать. Тот торопливо кивнул, с трудом встал и покинул лабораторию, оставив мага в одиночестве заканчивать работу.
Единственное, что царапало Мирандоса изнутри — это то, что ему пришлось полагаться на собственного Стража в настоящей волшбе. И то, что окажись заклинание немного сложнее, и он не справился бы, даже выпив Эрика досуха. Нужно было искать другой источник силы, получше. Эрик — всего лишь Страж, не стоило ожидать от него много. Но ведь должны быть другие способы, верно? Не может быть, чтобы за столько веков коллеги не смогли придумать пары трюков себе в помощь. И даже больше. Но это всё забота завтрашнего дня, а сегодня он может отпраздновать свой успех. Он смог, у него получилось, он совершил невозможное для себя и добился результата! Родерик будет доволен, наверняка, Мирандос в этом не сомневался и достал из шкафчика бутылку своего лучшего вина, чтобы отметить это событие.

— Мирандос? — Карани подошёл к Королевскому Магу в библиотеке, где тот с усталым видом листал очередной бесполезный том с магическими исследованиями. — Какие-то затруднения?
Он, разумеется, догадывался. Не так сложно предположить, если знать, какие приказы отдаёт волшебнику Родерик, и увидеть в коридорах истощённого, со слабо светящейся аурой старшего Стража Мирандоса. Два плюс два, такие задачки способны решать даже крестьянские дети, а уж человек, получивший много лучшее образование… Тем более, если знал Королевского Мага, видел, как он меняется, всё становилось ещё проще. Но нельзя же подойти и сказать: брось, мальчик, я знаю, что тебе нужно, и вижу, что ты не там ищешь. Такой подход напугает любого. Да и люди верят только тому, до чего додумались сами. Нужно всего лишь дать им возможность верить в собственную гениальность. И делай с ними, что хочешь, они даже не заметят, как потеряют власть над собственной жизнью.
— Ничего серьёзного, — светски улыбнулся Мирандос, закрывая книгу. Он не хотел делиться проблемами, ревновал короля к своему временному предшественнику и полагал, что Карани всё ещё занимает его место у трона. Хотя это, разумеется, было не так, хотя бы потому, что роль Королевского Мага его мало интересовала.
— Не доверяешь, — понимающе кивнул Карани, устраиваясь рядом и открывая принесённую с собой книгу. — Что ж, не могу осуждать, у каждого из нас есть свои секреты, хуже того, порой мы храним ещё и чужие.
Мирандос поморщился:
— Да не в этом дело! Всё действительно нормально…
— Я понял, — ободряюще улыбнулся старший маг. Он всегда слышал сказанное ему нет. И не пытался переубедить собеседника. Зачем, если в этом споре ты только укрепишь человека в нежелании идти тебе на встречу? — Всё в порядке, Мирандос, мой вопрос не означает, что ты обязан на него отвечать. Всё в порядке, а тебе не нужна моя помощь — это главное, что мне нужно было узнать.
Королевский Маг с мучительным сомнением в глазах смотрел на него несколько секунд, а потом вернулся к чтению, и около часа они провели в молчании и тишине, нарушаемое только шелестом переворачиваемых страниц. А потом Мирандос не выдержал и вернулся к прекращённому разговору:
— Это не то чтобы проблема, — осторожно начал он, проверяя, как собеседник отнесётся к его словам, после того, как он сам так категорично отказался говорить, но Карани был само внимание и участие. Обычно это надёжно покупало людей. Любых, хоть умных, хоть настороженных, хоть пустивших Тьму в сердце. Все одинаковы, на самом деле, во всех мирах. — Просто мне порой не хватает сил для того, чтобы суметь достаточно быстро и качественно выполнить указы Его Величества, и я полагал… возможно, есть какие-то способы… Вы понимаете?
Конечно же он понимал. И само собой, что Мирандос упёрся лбом в непреодолимую стену. Для того, чтобы это понимать достаточно было прослушать курс магии за первый год обучения, Королевский Маг и сам должен был его знать, но вера в сказки и надежда на невозможное живёт не только в ограниченных крестьянах, но и в профессиональных магах. В любом, чьи желания сильны, а возможности малы.
Иногда, хотя и крайне редко, таким наивным мечтателям везёт, и желанный ими способ действительно может существовать. Мирандос был как раз из таких счастливчиков, ведь его невозможно относилась не к непреложным истинам, а лишь к тем ограничениям, которая накладывала Зелёная Гильдия. Если отбросить их… Но этого Карани ему не скажет, это Мирандос решит для себя сам, а в том, что он не устоит перед искушением, сомнений и быть не могло.
— Мирандос, — с лёгким вздохом сожаления отложил свой талмуд старший маг. — Это же самое начало обучения. Нельзя получить силу из воздуха. Маг черпает её или из себя, или из кого-то находящегося рядом, однако это опасно для потенциального донора, а потому запрещено. Ты сам знаешь об этом. Да и большинство окружающей нас жизни может дать не так много энергии, если мы, конечно, не говорим о ритуальном убийстве, но…
— Нет, — открестился Мирандос. Не от убийства, от подозрения в преступления. — Нет, я не имел ввиду ничего подобного. Но ведь мы делимся силой со Стражами, когда они ранены, возможно есть ещё какие-то исключения, которыми могли бы уже воспользоваться мы…
«Делимся, да? — насмешливо подумал Карани. — Интересно, как часто ты лечил своих Стражей? Лечил ли вообще? Или только сам забирал их резервы?»
Карани никогда не страдал особо трепетным отношение к своим преданным спутникам, и в душе у него ничего не дрогнуло, когда он соглашался сделать из Кристофа Дваждырождённого, не обращая внимания на ужас в глазах Стража и мольбы о милосердии. О милосердной, великодушной смерти. Но Карани не нужен был мёртвый Страж, он нуждался в связующем звене между ним и Тьмой, и Кристофу пришлось принять свою судьбу. Однако никогда в голову старшего мага не приходила мысль о том, что у Стража можно было забрать его силу, когда не хватает собственной.
— Если найдёшь другой источник магической силы, кроме другого мага и Тьмы, который согласится питать тебя, поделишься секретом, — с мягким юмором ответил Карани на отчаянную надежду ученика. — Если захочешь, конечно.
Мирандос улыбнулся, отмахнулся, давая понять, что понял шутку, но в глазах его задрожали задумчивость и сомнения, которых не было ещё несколько минут назад. Мальчику нужно было немного времени, чтобы окончательно перейти ту границу, на которой он уже давно стоял. И скоро он решится на это. Совсем скоро.

Родерик наблюдал за Мирандосом, впервые за много лет, с настоящим интересом, следя за происходящими в нём изменениями. Месяц назад зашёл Карани и весело промурлыкал, что со дня на день Королевский Маг попросит силы у Тьмы. И получит, разумеется, в этом можно даже не сомневаться. Так что если у Родерика были какие-то планы на своего ручного мага, то лучше бы ему немного обождать с этим. Новая, чуждая прежде сила будет давить на мозги вначале.
— Ах да, — спохватился Карани посреди своей речи, — ты, верно, и сам это знаешь, да, Родерик?
Тьма, холодная, тяжёлая, но подвижная, как стая мелких рыб, дёрнулась под сердцем, и Родерик едва удержал порыв смять насмешливую улыбку мага, вместе с лицевыми костями. Он отвёл взгляд от замершего рядом Карани и постарался успокоиться: это всё — просто сила, к которой нужно привыкнуть. Новая сила, новые возможности — они всегда порождают новые желания, но только малые дети следуют им, не задумываясь.
Но именно эта новизна, общая для них с Мирандосом сейчас, заставляла короля присматриваться к магу внимательнее, и недоумевать с каждым днём всё больше. Королевский Маг не просто менялся, он, кажется, даже не задумывался о том, что это нужно скрывать, не обращал внимания на удивление придворных (которые, впрочем, списывали всё на то, что все маги ненормальны) и тревогу собственного старшего Стража, неотступно следующего за ним везде. Впрочем, спустя пару недель после начала изменений, Мирандос, очевидно, заметил что-то неладное, но вместо того, чтобы взять себя в руки, сорвался на Эрика. Кажется, за вопрос о том, не нужна ли помощь. И, кажется, Страж даже не удивился. То ли Родерик чего-то не знал о Мирандосе ещё до его знакомства с Тьмой, которая действительно делала резче, безжалостней, вспыльчивей, то ли такие вспышки за последнее время уже случались, и Эрик успел привыкнуть. А вот осторожнее быть не научился.
Король, если быть откровенным, ожидал увидеть в Страже обиду или что-нибудь в этом духе, но, как ни странно, ничего кроме тревоги за мага в Эрике как не было раньше, так и сейчас не возникло. Зато это хорошо объясняло, почему мнение Стража не имело какого-либо значения для мага, даже для такого зависимого от чужого мнения, как Мирандос.
— Он может донести на нас? — в какой-то момент спросил Родерик у Карани, сидевшего на его рабочем столе, в отсутствие свободных, не заваленных книгами, кресел.
— Мирандос? — удивился колдун. — С чего бы ему самому себе рыть яму?
— Эрик.
— А, этот, — пренебрежительно отмахнулся Карани. — Не говори глупостей, Родерик, Эрик и шага против своего мага не сделает.
Король снова, уже едва ли не привычно, почувствовал желание смять наглого волшебника, как листок, ломая кости и разрывая мышцы, и впервые испугался. С каждым разом усилие для контроля над самим собой становилось сделать не легче, как он ожидал, а труднее. Возможно, это изменится, когда сила в нём раскроется полноценно, но пока что каждая встреча с Карани выматывала и опустошала его.
— Все Стражи настолько преданы своим магам?
— Нет, конечно, — маг потянулся, разминая мышцы плеч. — Они верны, разумеется, их такими воспитывают, но не только магу. Уж ты-то должен понимать это. Обычно их воспитывают в идеях верности магу, как носителю идей Зелёной Гильдии, идеи защиты Света от Тьмы. И сами они, разумеется, выходя в мир должны разделять эти идеи.
— То есть…
— Страж верен магу потому, что сам не способен эффективно бороться с Тьмой, но может оказать поддержку тому, кто, в отличии от него, может это сделать.
— А Кристоф?
— Просто не понял. Мы искали информацию о Тварях, но маги занимаются исследованиями в этом направлении, а я был очень осторожен и не вызывал сомнений, — Карани на мгновение замолчал. — Эрик другой, он не служит Гильдии или идее, для него есть только Мирандос.
— Удивительно.
Колдун согласно кивнул:
— Да, Мирандос не обладает заметными достоинствами, которые могли бы так пленить другого человека, но с другой стороны, возможно, мы чего-то не знаем. О Мирандосе или об их с Эриком прошлом.
Родерик раздражённо откинулся в кресле. Его мало заботило прошлое Королевского Мага, но поведение в настоящем — не нравилось.
— Поговорите с ним. Кроме Эрика есть ещё Ричард и целый двор, а он привлекает к себе внимание. Мне это не нравится.
— Если ты просишь, — пожал плечами Карани, и в груди короля что-то жарко, испепеляющее вскипело. — Заодно научу его некоторым секретам, которые ему будет полезно узнать.
— Да, — негромко, с трудом переживая очередной приступ бешенства, отозвался Родерик. — Я буду вам благодарен.

После бесед с Карани Мирандос всё же сумел взять себя в руки или, по крайней мере, так увлёкся новыми исследованиями, изучением упущенных в своё время знаний, что проблемы с ним практически сошли на нет. О себе же Родерик не мог сказать то же самое.
Если, общаясь с придворными и министрами, он просто чувствовал холодное презрение и уверенную, но прекрасно контролируемую злость, то стоило им с Карани встретиться и всё становилось ужасно. Родерика мотало от спокойной уверенности до неудержимого бешенства иногда по несколько раз за пару минут. Долго так продолжаться не могло, но он оттягивал решение раз за разом, надеясь, что всё само образуется и успокоится. Пока однажды не уснул прямо за рабочим столом и не проснулся вскоре от кошмара, в котором его новообретённая сила в кровавое пятно размазала по стенам Карани.
— Нет, — сам себе, очень чётко и тихо сказал Родерик, всматриваясь в свои ладони, испачканные чернилами, из которых во сне вырывалась необузданная мощь. — Нет. Я обещал ему, как награду и как кару, что он будет рядом со мной. И я не позволю ему сбежать на тот свет так легко.
Он не знал насколько реальны его сны, могли ли они воплотиться в жизни, но проверять не хотел. А задавать вопросы Кристофу желал и того меньше. Это не касалось бывшего Стража, посла Тьмы. Не имело к нему никакого отношения, но, что ещё важнее, Родерик не собирался признаваться ему в своей слабости.
Губы сломала неровная, злая улыбка. Давно можно было признаться себе, что Карани — его слабость, уязвимость, которую он не желал терять. Последнее, что в нём оставалось по-настоящему человеческого. Не с тех пор, как он пустил внутрь себя силу Тьмы, нет, это случилось задолго до того момента. И потерять мага из-за собственной неконтролируемости он не мог, не собирался даже думать об этом. Внутри бешено и тоскливо вращалась, скреблась смолянисто-липка Тьма, но Родерик не обращал на неё никакого внимания. Он уже принял решение, теперь оставалось всего-лишь воплотить его в жизнь.
Карани открыл ему сразу, даже не спросив имени гостя, хотя вполне возможно, что другие посетители к нему особо не ходят. В углу комнаты сидел Кристоф, и Родерик почувствовал раздражение от его присутствия.
— Что-то случилось? — маг выглядел удивлённым. — Или тебе что-то срочно понадобилось? Почему бы тогда не потрясти Мирандоса…
— Мне нужно поговорить с вами, — прервал его ленивые рассуждения король и замолчал, заметив раздражение на лице Карани.
— Ясно, — колдун приглашающее обвёл рукой комнату. — Тогда заходи, обсудим, что ты придумал.
— Я не придумал, — процедил Родерик.
— Хорошо, хорошо, — Карани усадил его за стол и, налив чая в третью кружку, поставил её перед гостем. — Я тебя слушаю.
— Сила, которую я осваиваю, влияет на меня не меньше, чем на Мирандоса.
— Гораздо больше, — поправил его Кристоф из своего угла. — Ведь данная вам сила гораздо могущественнее.
— Однако контролируешь ты себя несказанно лучше, — одобрительно улыбнулся маг, и Родерик едва не спрятал лицо в ладонях, чтобы не видеть этой едва прикрытой насмешки, от которой внутренности скручивало в раскаленный узел.
— Это верно, — согласился он с очевидным. — Но вы и раньше-то умели вывести из себя, а сейчас… Я бы хотел, чтобы вы временно уехали куда-нибудь, до тех пор, пока я не овладею этой силой окончательно. Было бы жаль потерять самого давнего своего единомышленника из-за глупой вспышки.
Карани окинул его оценивающим взглядом и, усмехнувшись, кивнул:
— Да, пожалуй, ты прав, сейчас тебе требуется одиночество и… жертвы.
Родерик кивнул. Тьма, прораставшая в его сердце, дарившая силу и мощь, была опасна для окружающих, и он не хотел убить своего… главного союзника. Хорошо, что Карани не стал спорить и быстро, но без спешки принялся собирать свои дорожные сумки. Это не заняло много времени, всего полчаса и вот, маг уже стоит посреди комнаты, застёгивая на себе дорожное платье, споткнувшись о пуговицы на рукавах, которые почему-то никак не поддавались. Кристоф стоял в углу, наблюдая за этим с ледяным равнодушием, не делая даже намёка на движение, чтобы помочь, и Родерик не выдержал, протянул руки и помог застегнуть непослушный рукав. Кажется, он ждал чего-то вроде дежурного, формального «спасибо», но вместо этого Карани молча протянул вторую руку, и Родерик послушно помог и со второй застёжкой, после чего маг, молча подхватив свои вещи, вышел из комнаты вместе с Дваждырождённым, оставив «своего» короля в одиночестве рассматривать собственные пальцы.
А чего он собственно ожидал? Благодарности? Серьёзно? Стражи нужны для того, чтобы помогать магу достигать выбранных целей, короли нужны для того, чтобы обеспечивать магу комфорт. Вот он и выполняет свои обязанности. Недостаточно качественно, раз заставляет Карани покинуть замок.
Так чего он ждал?

— Мирандос! — Родерик в бешенстве распахнул дверь в покои Королевского Мага и замер, наблюдая как Эрик (белый, истончившийся до кости) помогает обуться колдуну, явно раздражённому чем-то. Может быть, неторопливостью Стража, а, может, и, вероятнее всего, всему виной была общая испорченность характера, удерживать которую в узде маг хоть и приучил себя, но далеко не так хорошо, как можно было надеяться.
— Ваше Величество? — обернулся к нему встрепенувшийся Мирандос, и Родерик с удовлетворением заметил тревогу и трепетное ожидание во взгляде. Не важно, сколько раз им рассказывали о том, что Тьма коверкает до неузнаваемости вверивших ей себя — всё это ложь. Они ни капли не изменились, только проявили себя ярче и полнее, не ограниченные десятком условностей.
— Почему я должен искать тебя по всему замку, когда ты мне нужен?!
— Прошу прощения, — не очень искренне, но всё-таки огорчённо ответил маг. — Я уже практически готов, сейчас, — он встал, едва не наступив на оставшегося сидеть на полу Стража, и вышел в коридор. — У вас ко мне дело?
— Да, — недовольно процедил Родерик, всё ещё в задумчивости продолжая смотреть на Эрика, пока его мысли метались где-то между мелкими стычками с соседями на границе и докладом министра финансов. Мирандос заметил это и нахмурился, вызвав у своего Стража непередаваемое выражение лица застывшей растерянности. Эрик чувствовал недовольство своего мага, но абсолютно не понимал, что может с этим сделать. Забавно. — Идём, расскажу по пути.
Ему нужно было, чтобы Мирандос организовал ему удобною связь с Карани, которую не смогла бы отследить Гильдия. Тот факт, что магу пришлось покинуть королевский замок не означал, что Родерика устраивает потеря связи с ним. И уж если у него есть Мирандос с его новыми способностями, то пусть колдун приносит пользу. Королевский Маг ожидаемо обиженно нахохлился, но всё же, ему хватило мозгов промолчать и не говорить о том, что он может справиться не хуже Карани. По крайней мере, маг ещё помнил своё место. И был им недоволен, что делало его гораздо удобнее в использовании.
Расставшись с Мирандосом, Родерик вернулся к себе, чтобы заняться письмами и докладами своих шпионов. Время бежало незаметно, как и всегда, когда его не хватало, и король не заметил, как наступила ночь, когда дверь кабинета отворилась и на пороге застыл Карани, уставший, насмешливо-едкий и недовольный всем миром:
— Надоело, — заявил он, падая в ближайшее кресло и вытягивая ноги к камину. — Собачья погода и безмозглые люди вокруг. Надоело.
Родерик смотрел на него, широко распахнув глаза от удивления, и не знал, что сказать. Он рассчитывал вскоре наладить связь, чтобы иметь возможность обсуждать с Карани планы и советоваться по некоторым вопросам, но маг вернулся неожиданно быстро. Слишком быстро, ведь король ещё не научился надёжно держать себя в узде, а значит оставался опасным.
— Я не ждал вас сегодня.
— Не рад? — насмешливо сверкнул глазами Карани.
«Рад», — со вздохом признался себе Родерик и, налив вино в бокал, подошёл, чтобы угостить своего внезапного гостя.
— Это всё ещё может быть опасно для вас.
Маг взял вино, не подумав поблагодарить.
— Всё что угодно может быть опасно, — отмахнулся от его слов, как от докучающей мошкары, Карани. — Не нуди. Я устал и стоптал себе ноги, дай отдохнуть.
Родерик молча смотрел на его усталое костистое лицо, равнодушно повёрнутое к огню, и, в полное мере осознавая всю свою глупость, опустился на колени, чтобы помочь снять сапоги.
— М… да, хорошо, — с удовольствием потянулся маг и, рассмеявшись, растрепал Родерику волосы ладонью. — Массаж?
И он с ужасающей отчётливостью ощутил не ярость, а желание побиться головой о что-нибудь твёрдое и, желательно, острое. Но отказать, возмутиться, напомнить, что он здесь король, а не… о чём, интересно, можно напомнить, стоя на коленях и удерживая в ладонях чужую ступню?
Родерик проснулся рывком, вскочив из-за кресла ещё до того, как понял, что именно произошло. Сон, это был просто проклятый, глупый сон, в котором он додумался встать перед Карани на колени. В реальности такого не могло произойти, он убил бы мага до того, как подобная мысль возникла бы в его голове. С этим нужно было что-то делать, но он абсолютно не знал, что именно. И ведь Карани вернётся… раньше или позже, вернётся, потому что Родерику нужно было иметь связь с Кристофом, а значит и Карани всегда будет рядом. Это было хорошо.
Это было ужасно.
Но, кажется, Родерик знал, кем можно заменить Кристофа, если Мирандос согласится. Впрочем, представить, что Королевский Маг откажется «занять место Карани» было тяжело. Конечно, для этого в любом случае придётся вернуть старшего колдуна, но тот наверняка признает разумность идеи и поможет в её осуществлении. Зачем рисковать собой, когда есть более подходящие кандидатуры, верно?
Завтра, он завтра же обсудит эту идею с Мирандосом. Должна же королю быть польза от Королевского Мага.

С Мирандосом творилось что-то неладное уже около двух месяцев, и Эрик почти знал, что это могло быть. От полноценного знания его отделяли в основном собственные желания и надежды на свою глупость и узколобость. Он хотел других объяснений, не видел их, надеялся получить у мага и боялся спросить. Ответ станет точкой невозврата, и не важно, каким именно он будет. Сомнения никогда не проходят бесследно, а будучи озвученными… Эрик боялся и признавался себе в этом. Его пугала не возможная — гарантированная — ярость мага, его пугала вероятность того, что после такого вопроса Мирандос выкинет его или, в лучшем случае, позволит остаться его Стражем, но не приближаясь.
И всё равно… не смотря на его ужас, рано или поздно всё должно было проясниться. Так почему бы не сегодня? Конечно, после вчерашнего разговора с королём, Мирандос казался ещё более нервным и мечущимся, чем до этого, но… Эрику ведь нужны были ответы? В таком состоянии маг скорее даст их ему, а то, что вероятность попасть под горячую руку только выше... вот этого Страж как раз не боялся.
— Ричард, — он позвал младшего напарника и поставил перед ним чашку чая с бутербродом, — перекуси, раз пропустил ужин.
— Спасибо, умираю от голода. А ты куда?
— Зайду к господину Мирандосу.
Ричард нахмурился:
— Он сказал его не беспокоить.
— Это было вчера, — легко, будто и не чувствуя тяжёлого, холодного куска льда в животе, ответил Эрик.
— Тебе снова влетит…
— Не беспокойся обо мне. Всё в порядке.
Ричард хмыкнул, но промолчал, и Эрик пошёл в кабинет Мирандоса, борясь с желанием закрыть глаза, спрятаться в ладонях и не идти, не задавать вопросов, не разрушать последние остатки доверия между ними.
«Господи…» — нет, Страж не молился, не смел, опасаясь того, что его молитвы, если будут услышаны, не принесут пользы магу.
Тот стоял в кабинете у своего стола, опираясь на столешницу ладонями, лежащими по бокам от кувшина, на который смотрел со смесью ненависти, удовлетворения и сомнений. Комнату наполнял тяжёлый, незнакомый и неприятный запах, превращающий уютное помещение в ловушку, и Эрик добровольно, собственными руками закрыл выход из неё. Мирандос казался сухим, как щепка, тонким и тёмным, как акациевая ветвь, таким же острым и колючим, так что Эрик не мог заставить себя подойти к нему ближе, может быть, рискнуть прикоснуться к ткани его одежд, успокаивая, как это бывало раньше. Когда ему было позволено заботиться о маге. Теперь заботу Мирандос принимал только от сантаррийского короля, и это давно уже не вызывало ни обиды, ни ревности — только бессильное смирение и надежду на то, что Его Величество справится лучше.
Однако, кажется, надежда эта оказалась несбыточной.
— Убирайся, — безжизненный, как пустынный ветер, голос, раскрашенный только злостью и раздражением, больно резанул по нервам. Это был не маг, нет, это не мог быть он, но Страж знал, что перед ним Мирандос. Такой, каким он стал теперь. Новый, изменившийся или изменивший себя, выбравший новую дорогу, и, наверное, во славу Гильдии и этого мира Эрик должен был остановить его на этом пути. Вот только…
«Его дорога станет твоей жизнью, его выбор будет твоей судьбой», — слова старого наставника всё ещё жили глубоко в его голове, отдаваясь многократным эхом. Он не забыл, он за эти годы только лучше понял, что именно ему хотел сказать наставник. А, может быть, придумал смысл, который в эти слова никогда не вкладывали, но который казался таким естественным рядом с Мирандосом.
Стражи не выбирают, они только следуют выбору своего мага. Если это выбор Мирандоса…
Эрик сделал шаг к магу и улыбнулся через силу:
— Что это, господин?
Он почти догадывался, какой будет ответ. В конце концов, это же логично и не требует сверх больших интеллектуальных способностей, а Эрик получил хорошее образование в Школе Стражей.
— Ты слышал, что я тебе сказал? — недовольство Мирандоса выжигало его изнутри, иссушало, как пустынный ветер чахлый родник, но Эрик не отводил взгляда от злых, колючих глаз самого дорогого, самого важного в его жизни человека. Никого другого у него и не было и уже не могло быть.
— Господин…
Мирандос улыбнулся, как ударил, и взял в руку кувшин, взболтал и, не торопясь, вальяжно налил чёрную, густую, воняющую трупным смрадом жидкость в чашу:
— Это, Эрик, зелье, которым угощают Стражей перед тем, как дать им новую, лучшую жизнь. Хотя, я думаю, ты и так догадался, да? Ты же умный...
— Лучшую? — да, он догадывался, он думал — боялся — об этом последние месяцы, и теперь совсем не удивлён, не должен быть удивлен, но губы его отчего-то одеревенели и заставить их двигаться было почти подвигом.
— Как минимум, более… хм, как бы это точнее и лучше сказать, чтобы ты, мой умный мальчик, понял, — лезвие насмешки едва пробивалось, через медленно сковывающий Эрика холод, как будто выдавливающий всё тепло из членов в грудь. — Более эффективную. Более… точно, более полезную. Ты ведь всегда хотел быть полезным, да?
А вот правда, прямая, даже не насмешливая ни разу, скручивает внутренности до боли.
«Ты бесполезен», вот что ему сказали на самом деле. «Ты не соответствуешь».
Это было правдой, раз Мирандосу пришлось обратиться к Тьме, чтобы получить желаемое.
— И вы этого хотите от меня?
— Ты, кажется, расстроен, — новые улыбки мага совсем не похожи на те, которые из года в год привык видеть Эрик. Эти новые были холодными, жестокими и злорадными, и всё-таки Страж пытался зацепиться хотя бы за такую улыбку, держаться за неё, как утопающий хватается за корягу, под которую маскируется крокодил. Ведь улыбка это всё ещё признак хорошего настроения, да? Даже если теперь Мирандоса веселит его боль, если он смеётся, ожидая глупой, бессмысленной попытки остановить его… Что Страж может противопоставить собственному магу? У какого Стража вообще могла бы подняться рука на своего мага, каким бы путём тот не пошёл?
— Вы… — Эрик запнулся, чувствуя, что стоит на краю обрыва, что ещё несколько слов — и он сорвёт на острые скалы. — Вы этого от меня хотите? Что бы я стал… полезнее?
«Я нужен вам таким»?
Мирандос молчал так долго, что Эрик почти поверил в то, что сейчас маг оттолкнёт его от этого края, что жестокая забава окажется всего лишь злой шуткой, зашедшей слишком далеко. Что все эти месяцы он совершенно зря подозревал св…
— Да.
Не зря.
Эрик чувствовал как издалека, будто это было и не его тело, как его губы — холодные, онемевшие до полной бесчувственности — улыбнулись на несколько миллиметров шире и шевельнулись, выталкивая из горла короткое, мёртвое:
— Ясно.
А потом сделал ещё один длинный шаг к столу — в бездну — и, протянув руку, взял чашку в ладонь, поднёс ко рту и сделал первый, попытавшийся колом встать в пищеводе, глоток мерзкой приторной жижы, от которой немели, и теперь на самом деле, а не в его воображении, внутренности. Тут же затошнило: тело, более умное, чем его хозяин, желало исторгнуть из себя отраву, но Эрик продолжал пить, не останавливаясь, не давая себе задуматься над тем, что именно он делает. Все его мысли были только о том, почему он это делает. И ответ заставлял его делать глоток за глотком.
«Вы этого хотели? Хорошо. Я дам вам то, чего вы от меня хотите».
На удивление, в его сердце даже не шевельнулось сомнения в правильности своего решения. Мирандос должен получить всё, что желает — точка. А Ричард заслужил честную и чистую смерть от яда обычным человеком, ведь никто уже не успеет дать ему противоядие. Эрик же… он давно расставил приоритеты в собственной жизни. И не видел причин их менять.
Дыхание его замедлялось, мысли ускользали, а тело отказывалось держаться на ногах, но, когда он уже почти потерял сознание, Эрик почувствовал прикосновение холодных, вечно мёрзнущих пальцев к своему лбу:
— Хороший мальчик.
Этот голос — равнодушный — нельзя было заподозрить даже в одобрении, и всё равно… всё равно в беспамятство, во тьму не милосердную и не приветливую, Эрик соскользнул спокойным. Он так давно не слышал, чтобы Мирандос его хвалил…

Родерик смотрел на короткое письмо от Мирандоса, слишком занятого обращением своего Стража, чтобы прийти для доклада лично, и улыбался. Скоро он получит нового посла Тьмы, а пока имеет смысл изучить список шпионов Гильдии, наполнявших столицу. Торопиться с их устранением не стоит, это привлечёт преждевременное внимание к их планам, но взять на заметку стоило уже сейчас. А потом, когда придёт время, они избавятся разом ото всех, стоящих на пути к созданию нового, лучшего и великого мира: трусливую Гильдию с её шпионами, предателей Икторнов с их утерянным Мечом, пронизанное изменами баронство и любых глупцов, не понимающих, кому на самом деле должен принадлежать мир. Все миры.
Так обязательно случится. Им только нужно ещё несколько лет на подготовку, а потом никто их не остановит.

---

Братья

Название: Братья
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла быть ваша реклама
Канон: “Житие мое”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой
Размер: 1499 слов
Пейринг:Кен Арак, Роланд Светлый
Категория: джен
Примечание: было написано на заявку 08-38. Что-нибудь о Роланде Светлом и его “лепшем кореше” Кене Араке. О том, как они бардак разгребали, Инквизицию создавали/реорганизовывали, нежитей гоняли, орденцев ловили и новому королю с трона свинтить не давали.
От автора:

Я не вступаю в безнадежный бой.
Зверь не способен к саморазрушению.
...
Я не вступаю в безнадежный бой.
Я просто – в бой.
И дальше – как получится.
(с) Альвар

Нежить росла быстро, почти мгновенно. Если так пойдёт и дальше, то скоро она достигнет масштабов карантинного феномена. Роланд скрипнул зубами от злости, мысленно не обматерив сучьих рыцарей только потому, что времени на это не было. Даже чертить пентаграмму времени уже не было.
-Уводи людей.
Кен посмотрел на него с сомнением. Это он прав, с такими скоростями горожане тягаться не смогут. И солдаты не смогут.
-Уводи, - линии пентаграммы Роланд прокладывал по траве сразу магией. Есть время или нет, а без неё даже начинать бессмысленно. – Её остановить я ещё успею, но после того, как здесь десятилетие развлекалось это отребь, одной быстрорастущей тварью мы можем и не обойтись.
Кен – друг, побратим – с узнаванием смотрел на вырисовывающийся знак. И был не согласен, тут даже эмпатом не надо быть, чтобы понять. Глазищи и без того выразительные. «Ну, извини, дружище, тут тебе придётся уступить».
-Один ты не справишься, - наконец, каркнул Арак, но Роланд только ухмыльнулся в ответ.
-Справлюсь, сам знаешь. А ты уже выложился раньше, во время боя, - Светлый отвернулся от потустороннего гостя и положил другу руку на плечо. Кен даже не дёрнулся её поломать. «Как же его растравило-то». – Уводи людей. Потом пригонишь сюда своих щенят, зачистят, что останется, им полезно учиться.
-Я не согласен.
-Но знаешь, что я прав. Нет смысла тут дохнуть всем, когда можно обойтись только мной. Давай, и торопитесь.
Цареубийца ухмыльнулся – зеркально, невесело – и сжал на секунду предплечье побратима.
-Удачи.
-Спасибо.
И уже отвернувшись и разбудив источник, Роланд вдруг вспомнил кое-что важное.
-Кен? – не оборачиваясь.
-Да?
-Если кто-то попытается меня постфактум ещё раз обозвать белым…
-Убью, - пообещал друг.
-Спасибо.
Теперь, вроде, всё важное решили. Можно и работать.
Нежити – это рутина, тут и волноваться нечего.

+++

Арак смотрел на сидящего напротив мага, настолько сильного, что собственный источник требовал проверить, кто круче, кто сильнее. Выяснить иерархию, прежде чем говорить дальше. Давно с ним этого не случалось, большинство магов были слишком заметно слабее, чтобы этот вопрос вообще мог возникнуть.
И Арак призвал бы источник, если бы этот… как его, Роланд, кажется, не был индиферентен, как кот. Казалось, что его главенство или подчинение волновало, если и не в последнюю очередь, то уж не в первых десяти, так точно.
-Если ты хочешь избавиться от Гирейна, я тебе помогу, - между тем сообщил гость. – Он мешает, - с недоброй какой-то задумчивостью и неожиданной отрешённостью заключил он. – Как ты на это смотришь?
-Этой армией командую я, - ничего другого Араку в голову в тот момент не пришло. Отказываться от помощи сильного мага – неразумно, но и уступать ему он не собирался. Это его месть. Остальные могут к ней только прикоснуться.
Роланд улыбнулся до того насмешливо и понимающе, что разбить ему нос, стало чуть ли не вторым желанием, после отделения головы Гирейна от шеи.
«Конечно» прозвучало, как «мне всё равно».
Ну, вот и договорились.

+++

Столица лежала перед ними, ещё невзятая, готовая к обороне, готовая защищать своего сумасшедшего короля. Арак смотрел на неё с жадным нетерпением, желая войти в неё, взять дворец, найти короля как можно быстрее. Всё было ради этого дня. Всё сделанное им, всё от чего он отказался. И близость цели сводила его с ума так же, как кровь, растворённая в воде, опьяняет акулу.
Завтра…
-Завтра, - подошедший со спины Роланд, судя по голосу, улыбается и тоже смотрит на город. – Завтра ты сможешь достигнуть того, чего так желаешь.
Кен обернулся, чтобы посмотреть на собеседника. У того не было глаз человека, который вот-вот получит желаемое.
-Ты так и не сказал, что нужно тебе.
-Я сказал, что мне мешает нынешний король. И это так. Общество организованно абсолютно по одиотски, не эффективно и непродуманно. Оттуда и все проблемы. Никто не понимает, зачем ему окружающие. Для чего нужны обычные люди, чёрные, белые, зачем нужны свободы, а зачем контроль. Без Гирейна это можно будет исправить, общество, как и люди по отдельности, вполне поддаются дрессировке.
Арак смотрел на него… настороженно. Взгляд Роланда изменился, из спокойного, будто даже слегка отрешённого, стал горящим, выразительным. Как будто в равнодушную ко всему статую вдохнули жизнь.
«Приплыли, - с оторопью осознал главный мятежник. – Кажется, я связался с одержимым. И ладно б чем нормальным, но идеей переделки общества?»
-Боишься? – ещё шире улыбнулся Роланд. И до того, как Арак успел сказать всё, что он думает о подобных подозрениях, уточнил. – Что втяну в это и тебя.
-Не втянешь.
Одержимый пожал плечами:
-Пока что нам обоим не нужен живой король. Это объединяет, не так ли?
Арак решил промолчать. Ну его нахрен с такими разговорами.

+++

-Доволен?
Роланд стоит в дверях тронного зала, в котором король и его мститель встретились.
-Полностью. А ты сомневался?
-Ну, мало ли, может тебе показалось, что всё случилось слишком быстро.
-Разве что самую малость, - Кен поморщился. Поторопился слегка, не без этого, но это, в целом, мелочи, которыми можно пренебречь. – А ты зачем пришёл?
-Поздравить. Может быть попрощаться. Или сделать тебе придложение.
-От которого я не смогу отказаться? – Арак собирался отказаться от чего угодно, что бы ни предложил ему сумасшедший, потому что связываться с ним – тупо и не круто. И обещает много, много головной боли. Кому оно надо?
-Скорее всего откажешься, - Роланд улыбается уверенно, знает, что по его поводу должен думать соратник. И всё-таки. – В моём предложении, понимаешь ли, нет ничего хорошего.
Когда в чужой руке появляется нож, Арак заметить успел, и даже подобраться успел, но вот за коротким движением лезвия по ладони – не уследил. А Роланд уже, улыбаясь (почти насмешливо), протягивал кинжал рукоятью вперёд ему самому.
Что правда, то правда – ничего хорошего в предложении Светлого не было, но Арак не спешит отказываться, хотя надо, надо, вот прямо сейчас. И пусть это будет оскорблением, лучше дуэль, чем побратимство. Роланд в братьях – это же хуже оружейного проклятья в лоб, от того или увернулся или сразу умер, а тут…
«Идиот», - думает Кен, обхватывая ещё тёплую после чужой руки рукоять.
«Как есть идиот», - убеждается он, распарывая собственную ладонь.
«А что поделать, каким родился, таким уж родился», - признаётся он сам себе, сжимая протянутую Роландом ладонь.
«Вот теперь я точно вляпался, - понимает он, видя счастливую улыбку напротив. – Братье не бросают».

+++

Роланд смотрит на него усталыми, обведёнными тёмными кругами от недосыпа, глазами:
-Что тебе не нравится в этих ребятах? Милые щенки, только выучить надо.
Молодые чёрные, поступившие на службу, после уговоров Роланда (уговоры в его исполнении – это шантаж, моральное насилие, унижение и давление авторитетом) не устраивали Арака всем, в первую очередь тем, что были идиотами и ничего не умели.
-Мне легче самому всё сделать!
-Мне тоже, - кивает Светлячок и морщится, то ли шея у него затекла, то ли виски ломит, даже магам нельзя спать по пять часов в трое суток. – Но нас всего двое, и даже если бы не это – мы не бессмертны. И нас всё-таки двое. Когда они научатся, самим будет уже не проще, Кен, проще будет послать их. А сейчас надо дрессировать. Дрессировать. Но можем поменяться. Хочешь котяток?
Кен мучительно передёрнулся от одной мысли о воспитании в белых нужного понимания ситуации. Нет уж. Роланд одержим – у него под жто дело должна быть анестезия, а он, Кен, нормальный чёрный, и если чёрные щенки его просто бесят, то что делать с белыми роландовыми котятами он вообще не знает.
-Спасибо, я лучше пойду вставлю инструкторам, чтоб лучше старались.
-Угу. Заходи попозже, пообедаем.
-В смысле, пожрать тебе принести, а то ты опять забыл и пытаешься съесть посетителей?
-Угу. Извини?
-Заведи секретаря.
-Последний сбежал к Тангору в пыточную.
-Задумайся над этим, - наставительно поднял палец вверх Арак. – Твоя приёмная кажется людям хуже подвалов инквизитора.
-Я думаю, - кивнул Роланд, ныряя в документы. – Спасибо.

+++

Когда Кен положил перед ним развёрнутую карту, Роланд как раз думал, а не поспать ли ему пять минут, прямо вот на этих папках, благо, папки с бумагами были мягкими.
-Вот здесь, - палец ткнулся в один из восточных городов, - что-то неладное. Очень неладное.
-Там же нет ничего… в смысле, вообще ничего интересного, - нахмурился Светлый, от недавней беседы с министрами нового короля, в голове до сих пор шумело. Зачем Гирейн вообще пил, с такими последствиями от общения с государственными мужами?
-Я в курсе. Поэтому там хорошо прятаться. Пока дойдут у нас руки до ничем непримечательного городка, да и если вообще дойдут, там же тихо, никаких проблем, - Кен постучал по карте. – Но там что-то закручивается, я тебе гарантирую.
-Значит надо съездить посмотреть, - не стал спорить Роланд. Тем более от бумаг и людей его уже тошнило, и выйти с братом в поле стоило хотя бы ради того, чтобы развеяться.
И они поехали посмотреть.

+++

Источник работал на износ, плетения гудели от переполняющей их силы, а в мозгах пыталась до здравого смысла достучаться чёрная натура.
Что ему люди этого города? Он успел бы уйти. И Кен бы успел. Уж кого-кого, а их убить невозможно, они это давно выучили сами и доказали остальным.
Так какой смысл в оружейном проклятии на одну, но зато какую, жертву? Люди плодятся не хуже кошек, одни умрут – другие придут на смену. Даже рыцари – белые – не слишком высоко их ценили, так ему ли, чёрному, начинать?
«Я не белый и не рыцарь, - думает, напряжённо улыбаясь Роланд, за секунду до того, как обрушить всю накопленную в заклятье мощь на потустроннего гостя. – Я не приношу людей в жертву. Я. За них. Отвечаю».

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Перестраховался

Название: Перестраховался
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла быть ваша реклама
Канон: “Житие мое”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой
Размер: 290 слов
Пейринг: Эдан Сатал, Томас Тангор
Категория: джен (а жаль )
Примечание: написано по заявке Кто угодно: "Тангор, у нас проблема"

-Тангор, - мурлыкнул Сатал, глядя в окно. – У нас проблема.
-Я тут ни при чём! – тут же открестился Томас, мгновенно пожалевший, что зашёл к бывшему учителю в гости.
-Как скажешь, мальчик мой, - совсем ласково мурлыкнул Сатал, и Том напрягся.
-А что случилось? – осторожно уточнил он, с подозрением глядя на окно. Подойти к нему мешал Сатал, да и… чужой кабинет, чужая территория… неприлично.
-Ты ни при чём, мальчик мой, - улыбнулась от уха до уха самоуверенная сволочь. – Ты – гость, мы давно не виделись, лучше расскажи, как продвигаются твои проекты. Ещё не полетели?
-Ещё в разработке, - слегка рассеяно отозвался Томас, соображая, не мог ли что-то натворить братец с дружком на пару. С них бы сталось! – А всё-таки, учитель…
-Томас, - перестал улыбаться маг. – Если ты не собираешься помогать, то тебя это не должно волновать. Если ты понадобишься, тебя вызовут официально.
«Как кого, блин? Как свидетеля или родственника? Да ну нафиг».
-А если я буду помогать?
-Серьёзно? – удивился Сатал.
-Почему бы и не помочь учителю с которым год не виделся?
-Ну, раз ты настаиваешь, - сдался Сатал. – Пошли, покажу.
Через пять минут Томас смотрел на доставленного агента влияния бывшей империи, от которого нужна была информация, защищённая магическими печатями в голове. Никакого отношения к Лючику. Никакого отношения к Томасу.
-Какого?!...
-Ты очень удачно вызвался помочь, - самодовольно улыбался Сатал. – В управлении сейчас никого другого, разбирающегося в этой хренотени нет.
Ну ещё бы, таких умельцев по всей стране по пальцам пересчитать, а работать должен опять Тангор, как будто мало, что он методику разработал.
-Учитель…
-Уговор дороже денег, нет?
-Я вас ненавижу, - прорычал Том, присматриваясь к печатям внимательнее. Как не бесит, а он действительно повёлся сам. А припомнить любимому учителю эту подставу у него ещё наверняка будут возможности, месть – блюдо, которое подают холодным.

---

Альтернативы

Название: Альтернативы
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла быть ваша реклама
Канон: “Житие мое”, И. Сыромятникова
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат Ирине Сыромятниковой
Размер: 339 слов
Пейринг: Эдан Сатал, его дочь, упоминаются другие
Категория: джен
Примечание: написано по заявке 09-16. Сатал. Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом

-Пааап, - радостно проныла малолетка, вцепившись в штанину Сатала, - а когда твой наставник придёт к нам в гости?
-Зачем он тебе?
-Ну… - задумался ребёнок, - у него такой выразительный голос…
-Дочь, тебе тринадцать, а ему за полвека перевалило, я же его посажу.
-Но папа!
-Дочь? – Сатал выразительно выгнул бровь, и девочка изобразила ангелочка.
-Да ладно тебе, я же просто пошутила.
-Хорошая девочка, - по крайней мере пока, подумал счастливый отец.

-Пааап, а твой ученик, как его, к нам зайдёт?
-Зачем? – спросил Сатал, догадываясь об ответе заранее.
-Говорят он симпатичный и талантливый…
-Дочка, - не выдержала жена, - что тебе плохо сделал милый мальчик?
Сатал молча смотрел в чай. Взросление дочери было сложным периодом в его жизни.
-Я не собираюсь его обижать!
-Да кто ж про тебя говорит, - улыбнулась женщина, поправляя дочери чёлку.
-Пааап?
-Тебе пора на учёбу.
-Пааап!
-Быстро.
Проблема была не в том, что его Томас не устраивал как жених для дочки (эта проблема просто не стояла, вряд ли Томас в ближайшие 30-40 лет о семье вообще задумается), а в том, чтобы после их знакомства поймать любимого ученика до того, как тот пересечёт три государственные границы.

-Пааап, а у Старшего координатора глаза серые или голубые?
-Дочка… - Сатал тяжело вздохнул. – Какая разница, какие у него глаза, если его единственная любовница…
-Милый!
-Дорогая, а какими ещё словами я должен с ней разговаривать? – обернулся чёрный к жене. – Ей уже двадцать. Так вот, - он снова посмотрел на любимое чадо, - его единственная любовница – это работа, и должен заметить, что она его полностью удовлетворяет. Про сбитые мозги я, заметь, даже не заикаюсь. Но второй же ты быть при любом раскладе не согласишься, да?
-Пап, в кого ты такой обломщик?
-У меня много талантливых учителей, - потрепал её по макушке отец, от чего дочка обиженно надулась, но кто не увернулся, тот сам виноват.

-ПАП, я решила пойти в армию!
-…
-Пап?
«Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом», - мелькнуло в голове Сатала что-то смутно знакомое из школьных времён.
-А может ещё раз обсудим цвет глаз господина Ларкеса?