Бытие определяет сознание

[Сумасшедший Самолётик]

Название: Бытие определяет сознание
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Канон: Дракула
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат их создателям, кем бы они ни были
Размер: драббл, 466 слов
Персонажи: Дракула, Димитру, Мастер
Категория: джен
Жанр: драма, АУ
Рейтинг: G
Краткое содержание: Тогда Влад в первый раз открыл рот, чтобы извиниться, и был остановлен Димитру. С того дня ему нет прощения.

Чистота — залог здоровья!

Димитру за все столетия ни разу ни упрекнул Влада в том, что тот напоил его своей кровью. А когда князь попытался как-то оправдаться, остановил его одним взмахом руки:
— Я сам согласился, Влад. И сам пил, — он смотрел, не отводя глаз, и даже тени сомнений не лежало на его лице. — Тебе не за что просить прощения, Влад. За свой выбор я отвечу сам.
Тогда Влад молча принял это, но с каждым годом сомневался в правоте друга всё больше. Разве это был выбор, когда враг на родной земле, которого силами человеческими не победить? Разве это выбор, когда тебя на бой зовёт твой князь, которому ты верно служил каждый день? Разве это выбор, когда смерть уже почти отняла трезвость рассудка?
Димитру считал, что — да. Влад… считал, что тоже совершил выбор, он «сделал предложение, от которого почти невозможно отказаться» именно тогда, когда «почти» практически растаяло в войне и отчаянии. И этой вины с него некому снять.

— Я думал все твои… «друзья» сгорели под солнцем, — удивлённо приподнимает брови Мастер, нашедший его спустя столько столетий в новом мире.
— Вы правильно думали, — насмешка и горечь мешается в голосе, и Влад даже не уверен, что с этим нужно бороться. — Все мои… «друзья» — сгорели. Это Димитру.
Димитру смотрит на древнего монстра с вежливым и отстранённым равнодушием, стоя за плечом Влада. В нём нет ничего вызывающего, но что-то в каждой линии его тела и лица говорит о том, кому именно он служит, даже если чувствует давящую, гнетущую силу Мастера. А тот закидывает ногу на ногу и улыбается, с не менее вежливым равнодушием, кивая:
— Интересно.
Ему ни капли не интересно, и Димитру чуть улыбается этой мысли. Равнодушие древней твари кажется прозрачным, кристально чистым, не пачкающим собою.

— Твой… Димитру? — Мастер смотрит на Влад с птичьим — стервятничьим — любопытством.
— Друг, он мой друг.
— А… Друг, а не «друг»?
— Да.
— Ты замечал, что твой друг помешан на чистоте?
Влад дёрнулся:
— Он не…
— А ты присмотрись, — Мастер улыбается так высокомерно и самоуверенно, что скулы сводит от неисполнимого желания разбить ему лицо. — Отвлекись от призрака прошлого и присмотрись к настоящему?

Владу не нужно присматриваться, он знает, что древняя Тварь, первой заключившая страшную сделку (самую страшную из них всех) права, но отказывается признавать стремление Димитру к идеальной чистоте помешательством. Одержимостью…
— Зачем? — он спросил ещё в первое десятилетие.
Димитру молчал долго, не просто секунды, он молчал полчаса, не двигаясь, и это не казалось глупым или неловким, Влад каждой клеткой мёртвого тела ощущал, как его друг решается ответить. И как подбирает правильные слова.
— Чтобы хотя бы вокруг было чисто.
Потому что тьма испачкала его изнутри. Тогда Влад в первый раз открыл рот, чтобы извиниться, и был остановлен Димитру. С того дня ему нет прощения, потому что тот, кто мог бы его дать — не видит за ним вины.
И поэтому Владу не нужно присматриваться к Димитру, чтобы понимать. Но Мастеру знать об этом — излишне.