Название: Отравленная солнцем
Автор: Сумасшедший СамолётикОписание: всё как всегда, ничего нельзя, но очень хочется. Моя красивая, сильная, несчастная девочка и мужчина, ради которого стоит быть и сильной, и даже несчастной
Герои: Сильвестр/Катари
Предупреждение: очень свои 830 слов. (ну и никем, кроме не вычитано, разумеется)
От автора: в конце концов, должна же я когда-то начать писать по этому миру своё и для себя, я ведь так мучительно люблю этих двоих.
Размещение: дайте мне ссылку где - и несите хоть на ИМХО.
читать дальше Солнце рассыпается по кабинету мелкими монетами, горстями ложится на ковёр, горячей тяжестью придавливают руки к чёрному платью, и Катари не может её стряхнуть, не может пошевелиться. Солнце бьёт ей куда-то в спину, сквозь лопатку прошивает сердце летним жаром, и она не знает, что с этим делать, чем заткнуть пробитую дыру, чтобы кровь не вытекала, чтобы вернулась тьмой в вены, запечатанная, невидимая никем. Солнце высвечивает чужое лицо так чётко, что можно увидеть и усталость, обманчиво похожую на спокойствие, и равнодушие, утопленное в приветливости прозрачного взгляда, и расслабленную мягкость бесцветной линии губ, и волосы внезапно взъерошеные случайным ветром. У Катари под веками выбивается эта картина, такая же, как сотни других ей подобных, похожих друг на друга, узнаваемых каждый раз наново.
Это болезнь, шепчет у неё в голове, неизлечимая, старая болезнь, от которой не помогает ни яд, ни кровь, ни магия. Ворожба чужого голоса, глуховатого и безмятежно-уверенного, давно ушла под кожу, проникла глубже, растворилась в костях. Я проклята на тебя, думает она, в минуты спокойствия, проклята тобой, собой, всем миром, мне некуда бежать от тебя в жизни, и после мы тоже войдём в одно пламя.
Она благодарна?
-Что же вы молчите, Ваше Величество? Вы хотели исповедоваться.
Я не хотела, думается ей, и ты не хочешь, мы оба знаем это, так зачем…
-Да, конечно.
Традиция.
Но солнце сегодня так сильно и горячо бьёт в сердце, отравленное, вы знали, Выше Высокопреосвященство, что наше благодатное солнце ядовито? И никак не подобрать противоядия от его смертельного, жаркого золота, вмешивающегося во тьму моей крови.
-Да, - Катари улыбается улыбкой добровольных смертников, улыбкой счастливых самоубийц, она сама, по доброй воле открывает вены свои для этой смерти – и, встав, сделать два шага к нему легко, легче, чем пуле пробить хрупкий висок. – Вы ведь хотели отпустить мне грехи, да, Ваша Высокопреосвященство?
В светлых, как тающий туман, глазах вежливое удивление, но он не пытается отстранить её, не разжигает между ними карантинных вежливых костров. Кардинал по-кошачьи любопытствует, что задумала бесправная королева, не ожидая угрозы. Ведь что она могла бы сделать ему сама, без помощи других – сильных, имеющих право – мужчин? Он улыбается ей, и свет падет в эту улыбку безвозвратно, как в провал расселины, хранящей прохладу и ядовитых змей.
-Таков мой долг, Ваше Величество.
-Так отпускайте.
Его губы сухие и холодные, ожидаемо, предопределённо горькие – о, не только чужеземным орехом, но, она уверена, и им. Чужое дыхание оседает на её губах так изумительно удивлённо, растерянно, почти обескуражено, что пробитое солнцем сердце бьётся сильнее, чем когда-либо раньше. Она целует его вдумчиво и уверено, не спрашивая, но предлагая, не позволяя отстраниться. Чужие и нежеланные уроки внезапно оказались бесценно полезны, до смешного.
Катари боится поднять руки и прикоснуться, ей мерещится, что в тот же миг всё закончится, рассыплется осколками, как стекло от удара, но её болезнь лихорадкой туманит голову, и никак нельзя удержать пальцы в желании пригладить гладкие волосы, обнять ладонью чужой затылок, направляя на встречу к себе, ближе. Что же вы, Ваше Высокопреосвященство, к смертельно больным должно проявлять милосердие, вы разве не знали?
Он знал.
И ей, чтобы устоять, обязательно надо опереться о кресло свободной рукой, или о его плечо, так даже лучше, слаще, безнадёжно смертельней. Дыхание в ней густеет, замешанное с его, разделённое на двоих, и ей кажется, что не так страшно задохнуться, сохраняя в себе его сладость. Но разве что-то здесь вообще идёт так, как думалось ей? Чужие пальцы, горячие, спокойные – о, серьёзно, даже сейчас? – и уверенные, касаются её шеи где-то там, где застопорилось дыхание. И воздух, свежий и холодный в сравнении с чужим дыханием, врывается вовнутрь, мешаясь с сердечной горячностью, заставляя мысли звенеть, тонко и жалобно, как рвущаяся струна.
Не останавливайтесь, звенит у неё в пробитом несуществующей пулей виске, не отстраняйтесь от меня, ещё хотя бы минуту, дайте мне…
Чужие пальцы ласково и безжалостно скользят по шее, замирая у разлёта ключиц.
…дайте мне разбиться о вас.
И он отстраняет её, отстраняется сам, так неспешно и убедительно, что её ладонь соскальзывает сама, больше не удерживая, а когда его пальцы оторвались от неё, Катари даже не заметила: там всё ещё горит и болит, глубже и сильнее, чем под солнечным жаром.
-Я отпускаю вам грехи, Ваше Величество, - его голос ниже и глуше обычного, и это утешение, это подарок на память, персональный дурман для будущих дней и ночей, которые ей ещё придётся прожить. Самостоятельно.
Она слышит его: вам придётся самим разбираться с этим, - и отпускает затянутое угольно-чёрное плечо, выпрямляясь. Она разберётся, разберёт память на секунды и сложит одну к другой плотно и надёжно, чтоб ничего не потерять. Она разберётся сама, ей не привыкать, её бы, пожалуй, испугала помощь, если бы было от кого ожидать. Она, несомненно, справится и с собой, и с ядовитым солнцем, ежедневно восходящим над головой. Она сумеет, она знает это. И он – тоже знает.
Катари не знает только, что ей делать с полынно-ореховой горечью на губах и вплавившейся в лёгкие сладостью чужого дыхания. Но она умная девочка, она не первый день во дворце и знает другое – не задавай вопросы, ответы на которые хочешь получить. Она знает, что его «разбирайся с этим сама» - единственное милосердие, которое кардинал Талига может предложить королеве Талига.
-Благодарю.
@темы:
Камша,
Катари,
Фанфики
02.05.2017 в 16:48
02.05.2017 в 19:47
02.05.2017 в 20:07
02.05.2017 в 20:12
02.05.2017 в 20:17