Автор: Сумасшедший Самолётик
Фандом: Отблески Этерны
Размер: 840 слов
Пейринг: Катари/Сильвестр, намёк на Алва/Сильвестр (только намёк)
Категория: гет, немного преслеш
Жанр: АУ
Содержание: допустим, Сильвестр всё-таки упокоил королеву.
От автора: можно вывезти девочку из деревни, но деревню из девочки...
Предупреждения: автор невнимателен, так что наличие блох почти гарантированно.
Размещение: сообщите, и хоть на перловку.
"Ты спишь и видишь меня во сне:
Я для тебя лишь тень на стене.
Я прячусь в воздухе и в луне,
Лечу, как тонкий листок."
Канцлер Ги — "Тень на стене"
Я для тебя лишь тень на стене.
Я прячусь в воздухе и в луне,
Лечу, как тонкий листок."
Канцлер Ги — "Тень на стене"
читать дальшеОна улыбается ему с обратной стороны зеркала: своей улыбкой, его глазами.
Сильвестр прячет свой — чужой — взгляд под ладонью и молчит в вечерней тишине спальни, не говорит ничего, потому что собеседника, который мог — могла — бы услышать и ответить (понять), больше нет.
Кардинал улыбается отражению, не глядя, и думает, что никогда так отчётливо чужая нежная рука не лежала поверх его запястья.
Я растворяю тебя в себе, думает он, как растворяют яд в крови. Ты знаешь?
И зеркало его — бред его — шепчет в ответ шорохом тканей и треском свечей: я знаю. Благословляю.
«Я жду» они шепчут — молчат — хором.
Алва смотрит внимательно и встревожено, и это было бы смешно, он, небо видит, сам бы посмеялся, если бы чужой серебряно-жемчужный смех не рассыпался за его правым — почему же не левым? — плечом.
— Всё в порядке, — Сильвестр обхватывает ладонью чужой локоть и улыбается безмятежно, спокойно, удовлетворённо. Ведь всё — серые, прозрачные глаза улыбаются ему — случилось, как он и рассчитал. — Если мы не поторопимся, то можем опоздать. С моей стороны это было бы ужасно не вежливо.
Алва смотрит в упор и не улыбается. Наверное, такой взгляд, обрети он материальность, мог бы вспороть человека, но кардиналу не до того. Сегодня день траура — победы, — и он должен будет молиться для всех за спокойствие последнего пути женщины с глазами цвета болотных туманов, речами, подобными топямь. Он помолится.
Куда вам деваться, да, Ваше Высокопреосвященство?
— По отношению к кому? — наконец, спрашивает Первый Маршал, его будущий король, и Сильвестр, всё же, смотрит ему глаза в глаза, честно и прямо.
— К нашей королеве, разумеется.
Рокэ отворачивается:
— Надо было вас остановить.
— Сожалеете о ней?
— О вас. Идёмте, а то и впрямь опоздаем.
— Знаешь, — он помнит не сказанное ею, — с тобой было интересно. Жаль весело, при жизни, не было.
Пепельный локон льнёт к шее, прозрачный в солнечном свете, и его хочется отвести пальцами, ощутить тепло бьющейся — остановившейся — жилки. Сильвестр понимающе опускает взгляд, прежде чем посмотреть на собравшихся скорбеть и праздновать.
Молитва не летит в небо, под купол — ложится, укрывая, на закрывшую глаза королеву вторым саваном, преддверием тяжёлого камня, который запечатает её в земле.
— Не забудь, — пахнущие ландышем губы почти касаются его виска, — я хочу, чтобы надо мной цвели маки.
Кардинал улыбается. Я помню.
Чужая рука на плече горячая, — обеспокоенная, — согревающая, и Сильвестр, ещё не обернувшись, знает кто это.
— Рокэ, вы зря волнуетесь, — нефрит бьётся о нефрит в его руках, не сбиваясь с ритма три на два. — За меня — так точно.
— Разве? — голос по-кошачьи мягкий, вкрадчивый, недоверчивый, но кардинал улыбается непроницаемо. Верный мальчик умеет его подозревать, но не доверять — не умеет. Или разучился за годы их дружбы, сотрудничества. С Катари было всё ровно наоборот — серебряный звон перекатывается в голове от виска к виску, — королева не верила ему ни на грош — о, взаимно — но уверена в нём была незыблемо, не изводя себя никакими сомнениями.
— Рокэ, — нельзя, думает Сильвестр, называть его мальчиком, хотя впервые за много лет — хочется. — Это был тяжёлый день, и я устал, разумеется. Но, если уж вы хотите откровенности, то пусть, мы с вами оба знаем, что сегодняшние события — не трагическая или счастливая, с чьей стороны посмотреть, случайность, а результат осмысленных действий прекрасно известных вам людей, — человека, но даже сейчас — не конкретизируя. — Так о чём вы волнуетесь сегодня?
Жар ладони соскальзывает с плеча и обнимает за запястье:
— О вас. Вы, кажется, не ожидали, что так привыкли к ней.
— Это, всего лишь, было забавно, — качает головой Сильвестр и смотрит на чужие пальцы на своей руке. Угрозы не чувствуется, хотя солдат легко мог бы переломить кость слабому клирику, и всё же он предпочёл бы не быть удерживаемым. Контролируемым. — Интересно.
— Интереснее, чем с нами? — синий, нереальный взгляд глух и непроницаем, как раковина. Что там, в твоей гениальной голове, мальчик, сходит с орбит?
Сильвестр улыбается:
— Тоньше.
Смертельнее — он не говорит.
Алва смотрит на него ещё какое-то мгновение, а потом не тянет слабую руку вверх — склоняется к ней сам, прижимаясь губами — сухими, горячими — к запястью, пахнущему шадди и чернилами. Кардинал не вырывает руки.
Это будет забавно — перекатывается чужеголосое серебро у него под лобной костью.
Да?
Да.
Верить ей…
Теперь-то, улыбается Сильвестр, почему бы нет?
Сильвестр гасит свечу, растирая огонёк пальцами, и улыбается. Алва зря, действительно зря, беспокоится. Ничего из происходящего — чужой яд в крови, голос за височной костью, взгляд и улыбка в отражении — для него не стало неожиданностью. Он знал об этом заранее, ещё тогда, угощая свою королеву прекрасным, не Агнием сваренным, шадди. Знал, смотря в её спокойные, как дождливое, осеннее небо, глаза. И ужасался — восхищённо — не тому, что делал, было бы чему ужасаться, — её пониманию.
Закрывая глаза, Сильвестр видит её улыбку — спокойную, снисходительную, милостивую. С такими улыбками короли бросают монеты нищим. С ней королева бросала ему, как нищему, свою жизнь — подаянием. Не спрашивая, примет ли он, он ведь сам протянул руку.
— Я ждал борьбы, — одними губами, без звука, говорит Сильвестр. — Я ждал, что ты поборешься.
Я — нежные, невесомые пальцы накрывают его лоб — была вашей королевой, а не твоим шутом. Я не развлекала тебя — её ответ не громче его вопроса — мы играли в одну игру. И ты поставил мат.
— А ты — признала его.
Мат, Ваше Высокопреосвященство, не признаётся и не оспаривается. Он есть. Или нет. Вы внесли в наши отношения яс…
— …ность.
Да.