Дурацкий мат

[camolyotik]

Название: Дурацкий мат
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  мадам Вашу Мать,  zabriskie_point
Канон: Али Джи в Парламенте
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат их создателям, кем бы они ни были
Размер: мини, (1 036 слов)
Персонажи: Дэвид Карлтон, ОМП, упоминается Алистер Грэхем
Категория: джен, (намёк на преслеш)
Жанр: пропущенная сцена
Рейтинг: PG
Краткое содержание: если предположить, что сцена в финале — это не наркотический бред Али Джи
От автора: откуда вообще это странное мнение, что есть каноны, не сочетающиеся со стеклом?

Карлтон молча улыбается, рассматривая своего гостя, мистера как-то там, который скалится, обнажая зубы, слишком эмоционально и откровенно для того, кто хочет сделать карьеру в политике и оставаться при этом живым и здоровым. Зато для того, кого можно использовать, чтобы создать проблемы одним опасным хищникам, ради интересов других, подходит просто идеально. Интересно, почему пешки никогда не думают о том, что их убирают первыми, а отнюдь не награждают за преданность и старания, как им вечно кажется. Уж сколько, кажется, раз твердили миру...
— Я вас, конечно, не заставляю, — изумительно толстый и скользкий голос медленной удавкой обвивается вокруг горла, но Дэвид чувствует, как черты его лица расслабляются сильнее, приобретая непривычное гостеприимное выражение, которое заставило бы напрячься любого, кто знал его достаточно хорошо. Но никто из таких людей не пришёл бы к нему с подобным разговором. Именно потому, что знали его. — Вы можете сами принять решение, вы разумный человек, все это знают. Я всего лишь хотел рассказать вам про несколько деталей и возможных последствий вашего выбора, вы понимаете…
Дурацкий мат в два хода, о да, Карлтон понимает, о чём ему говорят. И самое восхитительное, самое отвратительное и изумительно жуткое заключается в том, что оба хода он сделал сам. А теперь к нему просто пришли для того, чтобы объявить результат партии.
"Этот мальчик такой неосторожный, вы знаете, мистер Карлтон? Такой неаккуратный. Такой… уязвимый. Вам не будет его жаль?"
Дэвиду — будет.
— Конечно, — Карлтон улыбается шире, чуть обнажая зубы, и без всякого удовлетворения отмечает, что гость его боится. В другой ситуации это оказалось бы забавным, но сейчас не имело никакого значения. Не этот господин принимает решение и предлагает выбор, перед Дэвидом всего лишь говорящая голова. Очень глупая голова и абсолютно ничего не решающая. — Я ведь, как вы там сказали, разумный человек, да?
— Да. Да, именно так, все это знают.
Надо же: все, оказывается, это знают. А о том, что он ещё и опасный, нужно так понимать, знают уже далеко не все? Или расчитывают, что ему потом будет не до мести? Так “разумные” люди с местью обычно и не торопятся.
— Верно, — Карлтон кивает и указывает на дверь. — Думаю, я вас понял, и повторения вашей… как вы выразились, “дополнительной информации” мне не потребуется.
Мистер как-то там встаёт и тут же снова садится, вызывая желание закатить глаза. Дэвид ненавидит суетливость в партнёрах, оппонентах или союзниках даже больше чем проблемы, которые те создают. Даже если речь идёт о том, чтобы уничтожить его… так или иначе. Пусть он оказался в позиция, из которой у него нет удачного хода, но неужели нельзя было прислать к нему кого-то более… более… сдержанного, хотя бы. Дэвид ничего не говорит об интеллектуальности парламентёра, понятно, что никто умный бы к нему с таким идти не согласился, и уважающий себя — тоже, но хотя бы найти кого-то не дёрганного можно было? Неужели это так сложно, и он слишком многого хочет?
— Вы хотели сказать что-то ещё? — поторапливает Дэвид визитёра, мечтая о том, чтобы остаться в одиночестве и обдумать свои дальнейшие действия. После того, как этот фарс закончится так или иначе.
— Да… Да, конечно. Было бы очень разумно с вашей стороны, если вы примете решение, которое… которое…
— Я понял, о чём вы, — Дэвид уже даже не хочет шутить о милосердии и человеколюбии, которые всегда выходят боком (впрочем, пока только выйдут, все последствия ещё в будущем, и можно даже поиграть с собой в игру под названием: "решение пока не принято"). Он хочет, наконец, распрощаться с этим бледным, взмокшим лицом (во имя всех святых, зачем идти в политику, а тем более в “большую политику”, если так боишься человека, на чьём горле затягиваешь удавку?), с нервно-откровенными, злорадно-напуганными улыбками, с этими суетливыми руками и тяжёлыми вздохами после каждой фразы. Есть в конце концов что-то очень несправедливое в том, что Карлтону приходится отвлекаться от крушения собственной жизни на это бытовое раздражение и отвращение. — Назовём это решение разумным?
— Да, так вот, если вы примите это… разумное, — удивленная неуверенность чужого голоса слегка, едва-едва, забавляет Дэвида, — решение, возможно, вас не затруднит никому не сообщать о моих… моих…
Карлтон с интересом щурится, чувствуя, как что-то внутри сгорает, разъедается в кислоте унижения и оскорбления, которое он весь разговор старался держать за границей восприятия. За кого его принимают, в конце-то концов? Они действительно считают, что он мог бы рассказать об этом дешёвом, идиотском (стоит ли поздравить себя с тем, что стал дешёвым идиотом?) шантаже? Вот теперь — да, именно теперь — Дэвид действительно захотел крови. Тонкой струйки крови из простреленного виска того, кто всё это придумал.
— Моих… — кажется, мистер говорящая голова завис то ли сам по себе, то ли под взглядом Карлтона, и теперь никак не мог договорить и убраться уже, наконец, позволив Карлтону вернуться к работе, которую нужно было делать, не отвлекаясь ни на какие личные апокалипсисы.
— Уточнениях? — снова подсказывает Дэвид, стукнув разок пальцами по столешнице, отмечая, что руки у него всё ещё расслаблены. И не дрожат. Хорошо. Никогда не стоит демонстрировать своё состояние, тем более столь низкосортному зрителю.
— Да, именно о них! — раздаётся в ответ обрадованный вопль. Кажется, его собеседник испытывает что-то похожее на приступ облегчения и благодарности. Боже, стыд-то какой…
— Разумеется.
Кровь в висках бьётся оглушительно и горячо, почти лишая возможности думать. Мучительно и невыносимо, но он слишком привык всегда — всегда — себя контролировать, чтобы лишиться этого сейчас. Не из-за такой мелочи.
— Можете идти.
— Спасибо, — как ни смешно, но это звучит почти искренне, мистер как его там действительно рад исчезнуть из этого кабинета как можно быстрее, оставив Карлтона, наконец, в одиночестве, начинённого, как фаршированный перец, осколками и кипящей кислотой, режущими и разъедающими его изнутри.
"Всё хорошо", — беззвучно, одними губами говорит себе Дэвид, прижимаясь лбом к собственному запястью. "Всё просто замечательно".
И это почти правда. Плохой выбор? Не без этого, но, по крайней мере, он у него действительно — действительно — есть, нужно только сделать его и…
"Ради бога, это абсолютно не увлекательная игра, — Карлтон с раздражением льёт в стакан воду из неизменного графина, стоящего на его рабочем столе столько лет, сколько Дэвид себя помнит. — Я знаю выбор. Я з-на-ю его".
Самое ужасное заключается в том, что он действительно понял, что именно выберет, уже в тот момент, когда ему рассказали о том, что Дэвид хочет сделать во время своего визита на Ямайку. Единственное, что его всерьёз интересовало: неужели нельзя было добиться своего проще и надёжнее? Впрочем, сейчас это уже имело мало значения. Так или иначе, крови из виска британского посла (даже не смешно, какой из Алистера посол?) на Ямайке Дэвид не хочет. Абсолютно.