Автор: Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: миди, 5 334 слова
Канон: Хроники Странного Королевства
Пейринг: Флавиус/Алиса Монкар (слушайте, а всё-таки, нам хоть раз сказали фамилию Флавиуса?)
Категория: гет
Рейтинг: я хотел и пытался. И как минимум за то, что герои сделали с автором, пока я убеждала их раздеться, здесь должно быть НЦ-столько-не-живут
От автора: написано под вдохновением от прекрасного клипа "Разведка Его Величества" замечательной Margarido Особенно каждый раз горю на 1.30-1.40 Нет слов моих, чтобы выразить весь мой щенячий восторг
"И не то чтоб прямо играла кровь
Или в пальцах затвердевал свинец
Она дугой выгибает бровь
И смеется как сорванец
И еще умна как Гертруда Стайн
И поется джазом как этот стих
Но у нас не будет с ней общих тайн
Мы останемся при своих".
Сурганова и Оркестр - "Гертруда"
Или в пальцах затвердевал свинец
Она дугой выгибает бровь
И смеется как сорванец
И еще умна как Гертруда Стайн
И поется джазом как этот стих
Но у нас не будет с ней общих тайн
Мы останемся при своих".
Сурганова и Оркестр - "Гертруда"
читать дальшеАлиса аккуратно заплетала свои волосы, которыми так гордилась, в косу, перед тем как закрутить её в пучок, чтобы не мешалась.
«За волосы, тем более длинные, очень удобно вас поймать», — звучал в ушах равнодушный шелестящий голос начальника, а рука в волосах помнилась так ярко, как будто держала прямо сейчас. Кажется, в тот вечер она впервые взяла отцовский коньяк. Две рюмки, не больше, ведь на следующий день ей снова нужно было быть во всеоружии, но хоть так. Нет, её не то расстроило, что она в очередной раз попалась в захват, тут не было ничего удивительного, она уже почти привыкла. Но прежде тепло чужого тела не казалось ей ярче и не помнилось лучше, чем боль в обездвиженном — жёстко, без какого либо… неуважительного снисхождения — теле.
И теперь она очень надеялась, что это было просто минутное помрачение рассудка.
— Готовы? — Флавиус спросил, ещё даже не зайдя в комнату, на ходу. Торопится…
Впрочем, уже и так ночь и приличным людям пора спать, хотя в господине начальнике Алиса не сомневалась: тот из-за тренировок с ней терял не сон, а возможность сделать ещё парочку полезных государственных дел. Интересно, если по общему убеждению на фоне Его Величества верный министр не кажется таким уж одержимым работой, то видит ли королева своего супруга хоть иногда? И если да, то в каком состоянии? Хотя Алиса бы не удивилась, узнав, что общение венценосной четы происходит в режиме поставленных задач и отчётов. И тут же не удержала усмешки, представив отчёта о течении беременности.
— Сейчас, — она закрепила волосы понадёжнее. — Да.
Флавиус окинул её быстрым взглядом:
— Разумно, — он одобрительно кивнул. — Но вы должны понимать, что риск всё равно остаётся.
— Я понимаю, но с этим ничего не поделаешь, — Алиса пожала плечами. — Волосы, настоллько короткие, чтобы за них нельзя было схватить — слишком заметная примета.
— Я знаю, — Флавиус улыбнулся, и графиня тут же взбесилась. — Идёмте, у нас не так много времени.
Не так много времени! Можно подумать он постесняется оставить её в тренировочном зале хоть до утра, если сочтёт нужным.
«Если меня заподозрят в тайной связи с любовником, которого стыдно показать людям, из-за занятий борьбой — это будет даже смешно. Обе змеи — хинская и королевская — обсмеются до смерти, без сомнений. А! К чёрту. Тогда скажу, что я соблазнила Флавиуса, и пусть тоже развлекается с неистребимыми слухами». В этом коварном плане была одна проблема, после таких слухов личные занятия с ней скорее всего будет проводить кто-то другой, а Алиса, как бы ей ни не хотелось в этом признаваться, привыкла к своему тренеру и менять его не хотела.
Даже в тот момент, когда её лопатки болезненно впечатались в мягкий пол тренировочного зала.
— Прошу прощения, погорячился, — абсолютно спокойным — погорячился, ага, — голосом извинился Флавиус, помогая ей встать. — Вы делает успехи.
— Да?
Серьёзно? А по результату незаметно.
И вот тут Флавиус улыбнулся, будто фарфоровая маска треснула по линии тонкогубого рта. Алиса даже замерла от такого небывалого зрелища, до сих пор ей доводилось видеть улыбку министра безопасности, только полную смертельного яда, чуть растянутыми уголками губ. Вот ту самую улыбку, после которой ожидаешь услышать смертный приговор.
— По вашему, я увлёкся из желания сделать вам больно, а не потому что вы стали интереснее, как противник. Немного.
Алиса повела плечами, размышляя над тем, стоит ли теперь воспринимать излишнюю болезненность как подтверждение своих успехов и не слишком ли близко это от странных извращений. И всё же, всё же, всё же… она была счастлива. Тем, что у неё получается, тем, что у неё получается лучше, чем наставник ожидал. Ожидай он, не увлёкся бы. Не настолько она была хороша пока, чтобы спарринг с ней мог показаться действительно интересным.
— Я могу лучше.
— Нет, — он качнул головой и слегка хлопнул её по плечу. По-товарищески. Как… свою? Горячо и страшно от этих мыслей. Сладко. — Ты сможешь лучше.
Алиса кивает медленно, не отрываясь от чужого обещающего взгляда. Ей предлагали власть, корону, титулы, деньги… неудачно предлагали, но пылко, уверенно. Весь мир к ногам или хотя бы неказистое графство. Флавиус первый кто предлагает ей стать сильнее. И, кажется, отказаться было выше её сил. Она вообще никогда не умела отказывать себе в желанном. Флавиус сказал, что именно из-за этой дурной привычка она в итоге и оказалась там, где оказалась. А Алиса не была готова признаться, что ей нравилось то, что с ней происходит последние месяцы: пряный, горько-сладкий, как жжёный сахар, азарт, работа, в которой можно достигнуть своего, не семейного, места, мужчина, не видящий в ней куклу… Это будоражило. Не хотелось отрываться.
— Хватит на сегодня, — сказал Флавиус, умываясь. — Идите отдыхать.
— Я ещё не устала, — Алиса вскинулась так, как будто ей попытались дать пощёчину. Он ещё могла продолжать.
— Возможно, — он даже не спорил этим своим скучным голосом, означающим «мне всё равно». — Но у меня ещё есть работа на сегодня, так что я вас покину. Если считаете, что на сегодня с вас недостаточно, повторите укрепляющий комплекс упражнений, ваши мышцы всё ещё… недостаточно сформировались.
И ушёл, даже не оглянувшись, так что Алиса с досады ногой притопнула. Хоть бы попрощался, обычно он не забывал. Комплекс она, тем не менее, отработала. Чтобы никто не думал, что она без няньки не справится. Чтобы самой так не думать, всё равно никто больше не оценит.
Отец метался по комнате, взволнованный и нервный, пока Алиса рассеяно рисовала акварелями какой-то простенький пейзаж, не требующий ни мысли, ни таланта, ни особого мастерства.
— Они не желают даже говорить со мной! — стенал любимый папенька и осуждающе смотрел на дочь. — А всё из-за тебя.
«Из-за того, что у тебя нет хотя бы относительно рабочего плана», — подумала непочтительное дитя, поднимая взгляд.
— Папа, не волнуйся, куда ты торопишься? После того собрания с белым шарфом ближайшие полгода-год только безумец решится на новую попытку. Людям нужно время, чтобы перестать трястись, ты слишком хорошего мнения об их отваге.
— Да? А чтобы перестать обижаться на тебя им сколько времени нужно? — этот разговор у них случался уже не в первый раз, и с каждым разом Алисе было всё печальнее от него. Она и раньше-то не высокого мнения была об уме отца (хотя они действительно любили друг друга, не смотря ни на что), но с каждой неделей обучения в департаменте это мнение становилось всё хуже и хуже.
— Папа, не говори глупости, если потребуется, они простят меня за неделю. А если очень потребуется, то за день, — воистину, отец путает Динаров с королём и его верным министром, у которых память была действительно хорошая и долгая. — А если не торопиться, то за месяц он ещё и извиняться начнут. Не в этом проблемма.
Граф вдруг остановился и посмотрел на Алису долгим, внимательным взглядом:
— Милая, ты ведь ничего не задумала? — негромкий голос слегка дрогнул. — Ничего такого, за что тебя могли бы… мне больше нечем будет откупиться, ты же…
Она взлетела с диванчика и бросилась у к отцу, обнимая его:
— Всё хорошо, папа, ничего такого, — Алиса поцеловала его в обе щеки. — Ничего незаконного. Хочешь поклянусь? Ни плахи, ни тюрьмы, ни даже штрафа. Папочка, — она потянула его за руки к креслу, усадила, сама устроилась на полу, положив голову на отцовские колени. — Не волнуйся. Я тоже запомнила, что король готов меня просто убить…
Папа осторожно погладил её по волосам, ласково, как маленького ребёнка.
— Хорошо, Алиса, главное, чтобы с тобой всё было хорошо.
«Вот этого, папенька, я вам не могу пообещать. Ах, папа-папа, ваша дочка так вляпалась, что просто словами не передать. Абсолютно безвыходно. Ведь тяжело выбраться, когда даже не пытаешься, да?»
— Папа, я уеду на недельку, хорошо? Хочу побыть одна, подумать…
— Конечно, милая, если ты так хочешь…
В конечном итоге, любящий папа никогда не мог ей отказать, чего бы дочка ни просила. Вот и в этот раз не стоило никакого труда отпроситься и исчезнуть, чтобы выполнить новое поручение, благо отцу даже в голову не придёт за ней следить. Ведь он хочет побыть одна…
И всё же нужно поторопиться, чтобы быстрее вернуться к тренировкам. Её удар всё ещё был недостаточно уверен.
Правильная мотивация и достойный стимул могут творить чудеса, Алиса всегда это знала и нередко использовала, чтобы получать от людей желаемое, но, пожалуй, впервые ощущала на себе поразительный эффект этих полезных явлений. Каких-то жалких несколько месяцев, и она уже вполне способна потягаться… ну, не с наставником, само собой, но с рядовым сотрудником — вполне. И тут стоило бы задуматься над тем, почему проваленное обучение со всеми вытекающими из этого проблемами (в худшем случае, вплоть до смерти, в конце концов, помост и топор палача — не обязательные декорации) оказались менее стимулирующими, чем желание одобрения конкретного человека, но Алиса не стала тратить на это время. Посмотрела на себя в зеркала, улыбнулась хмурому отражению и сказала «ну я же женщина, мне можно» и на этом закрыла вопрос. Какая разница почему, в конце концов?
— Красиво, — одобрил Флавиус, когда она ушла из его захвата, и тут же поймал в другой. — Но недостаточно.
Алиса молча ударила его в солнечное сплетение, промазала и попала куда-то по рёбрам, но хватка на шее — до замирающего дыхания, боги — слегка ослабла и она попыталась освободиться. Получилось так себе, но всё же определённая свобода движений у неё появилась, которой она тут же и воспользовалась, когда между рёбер, в спину ей с силой ударили костяшки согнутых пальцев.
— Если бы у меня был нож — вы были бы уже мертвы.
Алиса на секунду прикрыла глаза, отгоняя несвоевременную мысль о том, что вот такой почти мурлыкающий голос больше бы подошёл к каким-нибудь другим словам.
— У вас нет ножа.
Он сам сказал, что они сегодня отрабатывают чистый рукопашный, без какого-либо оружия.
— Но откуда бы вы об этом узнали в настоящей драке? — заинтересованно уточнил Флавиус, продолжая нажим в межреберье. «Печень, — слегка отстранённо думает Алиса, гася бешенство, обиду, досаду. — Хорошо хоть не сердце, а то было бы даже пошло». — Молчите?
— Увлеклась, — почти честно признаётся она, не уточняя на что.
«Кого», — насмешливо фыркает подсознание, но Алиса не согласна. Не на кого, а на что: на движение ключиц. Бывает.
— Не стоит, — Флавиус, наконец-то, отпускает её. — Ещё раз?
— Да.
Не смотря на боль — от усталости, от пропущенных ударов — ей хотелось продолжать. Нравилось движение, свободное и уверенное, как никогда раньше. Нравилось ощущение чужой силы, сталкивающееся сеё собственной, впервые ощущаемой ею. Нравился жар, рождавшийся в мышцах и лёгких — в начале, казалось, сгоравших при любой нагрузке — когда она доводила себя до неподъёмной усталости и дальше, чтобы отодвинуть этот предел, ограничивающий её, всё дальше и дальше.
«Да, ещё раз. Покажи мне, научи меня. Сделай меня сильнее.
Чтобы я могла встать рядом».
Алиса старалась не врать сама себе. И так и не научилась отказывать себе в желаемом, просто изменила желание, но и только.
Жизнь бежала вперёд со скоростью увлечённого и ничего не успевающего студента, так что Алиса не успевала оглянуться, провожая уходящие месяцы. Днями она сидела за книгами, диву даваясь насколько разнообразными, по мнению начальства, знаниями должна обладать, порой ей казалось, что в её голову забрасывают всё подряд, руководствуясь девизом, что лишних знаний не бывает. А вечера были заняты общением с Флавиусом. И, пожалуй, хорошо, что никто не знает какое значение она начала вкладывать в это слово.
День клонился к закату, и Алиса задумчиво смотрела в окно, рассеяно поглаживая пальцами страницы книги. Мысли её крутились далеко от истории лондрийского кораблестроения и борьбы лондрийской короны и купцов, и она уже махнула на это обстоятельство рукой. Пусть это будет чем-то вроде выходного от любых занятий, ведь тренировку ей сегодня тоже отменили. Это случалось нередко, у Флавиуса было на неё время не каждый день, и она привыкла, что порой её планы могли резко поменяться, если у наставника внезапно образовывались дела, которые не позволяли ему провести занятие по расписанию. Или, наоборот, появлялось несколько часов, которые он мог потратить на неё. Конечно, во втором случае Алиса вовсе не обязана была обязательно явиться, Флавиус отлично понимал, что у неё могут быть свои планы, семейные вечера и даже гости, а привлекать к себе лишнее внимание, в последний момент отменяя назначенные встречи или сбегая с поседелок с отцом и дедом, было не очень хорошей идеей. Поэтому Алису просто извещали о возможности встретиться в тренировочном зале, если у неё есть желание и возможность.
И последний месяц Алиса старалась ничего не планировать даже на свободные вечера, потому что желание — быть ближе — у неё было.
— Как всё это глупо, — пробормотала она, невидящим взглядом скользя по вычурным строчкам. — Я ведь уже решила, что мне надоело, когда на меня смотрят, как…
Проблема заключалась в том, что Флавиус смотрел на неё не так, как она привыкла. И взгляд его останавливался на ней дольше, не когда она кокетливо демонстрировала прелести (когда бы?), а когда ей удавалось удачно провести атаку. Или когда, наоборот, удавалось избежать его нападения. Впрочем, он никогда не смотрел на неё, как на глупую, бесполезную куклу… Сначала вообще не смотрел, потом видел в ней проблему, возможно, иногда угрозу. Но теперь, последние месяцы, во взгляде Флавиуса больше не было… угрозы, враждебности. Он всё ещё держал дистанцию, но смотрел уже как на человека, а не ядовитую, но слабую змею.
Забавно, чтобы стать человеком в его глазах было достаточно прекратить попытки вредить его обожаемому королю? Или стать полезной? Хотя бы потенциально… Вот и пойми этих мужиков.
Ноги на ширине плеч, рука с пистолетом вытянута вперёд, дыхание в груди перегорает, запертое в лёгких чужими пальцами, едва касающимися талии. Алиса смотрит вперёд незрячими глазами, зная, что там мишень, чувствуя, тяжестью оттягивающей руку, что у неё в ладони смертоносный кусок железа, но осознаёт только чужой голос, от которого загустевает слюна, руку, держащую её за локоть, ставящую её собственную правильно, пальцы, касающиеся бока (Алиса до боли в груди хочет знать действительно ли они так раскалёно обжигающие, как ей кажется, и если да, то от чего), тело, сильное, жёсткое, неподатливое, за её спиной. Почти вплотную.
— Вы меня слушаете? — недовольство больше похожее на недоумение в его голосе не отрезвляет (это — нет), отсекает его от неё незримой, но мучительно реальной стеной.
— Нет, — Алиса обречённым, отчаянно спокойным движением опускает руку. Нет. Она слышала его голос, и только. Ни слова не разобрала. — Нет. Повторите, пожалуйста.
Надо извиниться. Надо придумать какое-то объяснение. Надо сделать что-то, чтобы он не разочаровался, не счёл её безнадёжной. Не оставил там, где она есть, в слабости, с неспособностью сделать что-то по-настоящему… достойное. В любом смысле.
Чтобы просто не оставил её на кого-нибудь другого, чьё время не стоит так дорого.
Надо.
Но пальцы, эти пальцы, проплавили её, кажется, до самого нутра, из которого теперь водой выливаются силы. И она не может ничего.
— Вы устали, — в голосе Флавиуса нет никакого разочарования. Он спокойный, понимающий. До тошноты. Потому что Алисе не нужно такое понимание. — Вам надо отдохнуть. Продолжим в…
— Нет, — все силы уходят на то, чтобы сделать шаг к мишеням. От него. Разорвать контакт, уйти от прикосновений, убивающих её разум. Когда он её бил было не так больно. — Повторите. Пожалуйста.
Ей нужен не отдых. Нет. Сон или прогулка ничего не изменят и не исправят. Бежать бесполезно, огненный круг сомкнулся вокруг и надо учиться жить внутри.
Его взгляд давит на плечи, гнёт, но она стоит ровно и уверенно. Не от силы — от понимания обречённости. Кажется, это называют смирением, и оно чудится Алисе близнецом гордыни. Молчание длится несколько секунд, как будто Флавиус решает, кто из них всё-таки лучше знает, стоит ли ей продолжать, но потом повторяет объяснение. Медленно. Почти оскорбительно.
Алиса слегка улыбается, уверенная, что он специально. Злит, провоцирует, будит от того странного бреда, что творится в её голове. Это забота, лишённая мягкости и снисходительности, жаль только, что она лишь сильнее затягивает удавку на её шее. И всё же, всё же, можно взять эту злость — рефлекторную, подаренную им — и зачерпнуть из неё силы, чтобы поднять пистолет и прицелиться в центр мишени — переносица с устало и сосредоточенно сведёнными бровями — и выстрелить…
«Плавно», — эхом повторяет память его голос.
Плавно.
Опустить прицел ниже — по шее к ключицам, скрытым воротником формы, изученным украдкой, — выстрел.
Ниже…
— Хватит, — горячие — испепеляющие, но почему же не мгновенно? — пальцы обхватывают её запястье. — У Вас дрожит рука.
— Я попала, — в первый раз, и он именно сейчас её останавливает. — Попала.
— Да. Вы поняли принцип, — в его голосе — одобрение, поддержка, а Алиса боится повернуть голову, боится повторить маршрут «переносица-шея-ключицы» взглядом. Губами.
Она хочет.
Знает, что нельзя. Но у неё всегда были такие проблемы с ограничением себя в желаемом.
— Тогда…
— У вас рука дрожит. Сколько вы уже сегодня здесь?
— Не знаю, — когда бы ей следить за временем?
— Второй час. Завтра продолжите, меня не будет, но принцип вы поняли, сможете потренироваться самостоятельно, верно?
Нет. Нет.
— Да.
Отпусти мою руку, отпусти…
— Вы хорошо сегодня постарались, — ладонь — раскалённый давящий гранит, обжигающая, проникающая смертоносная сталь, разъедающая то ли разум, то ли волю кислота — касается её лопатки, где-то над сердцем, и пошло оно всё к демонам!
Алиса разворачивается к нему так быстро, как он сам её учил. «Переносица-взгляд-губы…
— Сам виноват.
Губы холодные, со вкусом чая, крепкого и сладкого (она знает, что такой он пьёт, только от усталости), и это в ней вызывает какую-то щемящую нежность, тонкой нотой вибрирующую в солнечном сплетении. Обнять. Поставить предохранитель, пока не забылась. Притянуть к себе. Попытаться, конечно, притянешь его, как же — самой прижаться к нему. Она всегда была самостоятельной девочкой.
— Ну не вы же, — в её губы соглашается Флавиус, не улыбаясь, убийственно серьёзно смотря ей в глаза, но Алиса слышит улыбку в его голосе, слышит так же отчётливо, как биение его сердца, и буквально жмурится от сладкого желания приставить ему к виску пистолет и выстрелить. Присвоить его.
И бьёт кулаком в его грудь, не так, как он учил её, а по-женски бестолково, немного скандально, как она никогда не делала, потому что считала и смешным, и глупым, и жалким, но сейчас ей не казалось это таким уж ужасным. Точно лучше её предыдущей мысли.
Он смеётся тихо, шелестящее, почти беззвучно и скользит ладонью по её спине от лопаток к пояснице, расплавляя позвоночник, притягивает к себе ближе, так, что не остаётся пространства для того, чтобы сделать вдох, но значение дыхания — переоценивают. Раньше, с другими её мужчинами всё было иначе. Без страха отказа, удерживающего в узде желание, без острой, больно колющей в груди нежности, без пьяного, одуряющего желания коснуться подушечками пальцев лица и провести про линиям бровей, скул, подбородка. Без жаркой, ослепительно-ясной ярости при мысли, что его могут попытаться отобрать. Не соперницы, нет, о них в это раз Алиса — в том-то и беда — не думает, в её мыслях воспоминания о многочисленных разговорах про то, как легче и свободнее стала бы жизнь, исчезни из неё слишком профессиональный и ещё более слишком преданный королю министр Порядка и Безопасности.
Алиса поднимает руки, запускает пальцы в чёрные, как уголь, и гладкие, как стекло, волосы:
— Мне нечем дышать.
— На вас сейчас нет корсета.
Алиса улыбнулась не просто счастливой — тающей от счастья улыбкой, и скользнула ладонями ниже, ласково обхватывая его за шею:
— А я и не заметила, господин министр, — проворковала она ему на ухо, сжимая пальцы. На самом деле вряд ли бы у неё хватило сил задушить его, даже пожелай она этого всерьёз. И Флавиус наверняка думал так же, и снова рассмеялся, всё так же негромко, но ярче и звонче, так, что Алиса почувствовала: ещё пара секунд и у неё самым пошлым образом, как у какой-нибудь дуры вроде девицы Танта, подкосятся ноги. К счастью, проверить так ли это ей не удаётся, потому что Флавиус, ничтоже сумняшеся, подхватывает её на руки, и Алисе чудится (на самом деле ничего не чудится, конечно) отработанная чёткость движений вместо романтики, однако, стоит смириться с тем, что классическая романтика из романов, которыми зачитываются наивные девицы, её, похоже, не трогает.
— Вы ужасно невнимательны, — он осуждающе обжёг её висок дыханием. — Непрофессионально.
— Мне почти стыдно, — призналась Алиса в перерывах между короткими поцелуями его шеи, распутывая шнуровку мужской рубашки. — С этим, наверное, что-то нужно делать?
— Наверное, — невозмутимо кивнул Флавиус, пинком открывая дверь в «комнату отдыха» с кроватью и рабочим столом, за которым по убеждению Алисы он спал чаще, чем на казённой койке. — Но это ведь не мои проблемы, верно?
— Абсолютно, — заверила его Алиса, пока он усаживал её поверх одеяла, и потянула за край рубашки, помогая ему избавиться от неё. Ей до зубной боли надоели вечно одетые на него тряпки, которые умудрялись выглядеть такими же жёсткими и наглухо застёгнутыми, как мундир, даже когда Флавиус не утруждал себя формой, оставаясь в штанах и рубашке. Это была какая-то магия, и, наверное, ей бы хотелось уметь выглядеть так же ослепительно недоступно в любом наряде, но не здесь и не сейчас. — Это — не ваша.
Флавиус приподнял бровь и провёл рукой по растрепавшимся волосам:
— А что моя?
— Я, — отрезала Алиса и улыбнулась.
— Несомненно, — кивнул Флавиус и, наклонившись, неожиданно мягко и нежно поцеловал её, укладывая на постель. Алиса попыталась напомнить про одежду:
— Нужно сняяаамгм… — но её попытку побыть гласом разума господин министр прекратил всё тем же поцелуем, и Алиса расслабилась. Куда торопиться? И вообще…
Её пальцы медленно скользили по его шейным позвонкам, по плечам, груди. Бездумно, хаотично, просто прикасаясь к горячей коже, чувствуя быстрое биение сердца за клеткой рёбер, ластясь, впервые в жизни с какой-то неясной неуверенностью, с желанием получить удовольствие, а не выгоду, и с ещё большим, бьющим в голову, как крепкое вино, желанием удовольствие доставить. Просто так, ради того же увидеть сквозь марево в собственных глазах затуманившийся взгляд напротив.
— Флавиус…
— Да, — не вслушиваясь отозвался он, приподнимаясь над ней и опускаясь поцелуями по шее к ямке между ключиц. Алиса уткнулась лицом в тёмную макушку и глубоко вдохнула осевший на волосах запах пороха.
— Я…
— Тш, — он поднял голову и посмотрел ей в глаза, подался чуть ближе и прижался губами к её опустившимся векам. Алиса коротко рассмеялась и ласково коснулась его взмокшего, горячего виска, кивнув.
Горячие мужские ладони, мягко огладив её бока, опустились на бёдра, прожигая, казалось, юбку насквозь, и Алиса задержала дыхание, когда Флавиус коротко поцеловал внутреннюю сторону бедра у самого колена, согрев ткань так, что тепло — память о жаре дыхания — его поцелуя продолжало будоражить нервы и после того, как Флавиус оборвал прикосновение. Жёсткие мозолистые пальцы обхватили её за щиколотку и помогли разуться, вызвав ещё один короткий нервично-смущённый (в самом деле? она смущена? правда? она?!) смешок:
— Действительно, — Алиса с трудом вытолкнула слова сквозь пережатое эмоциями горло, слегка приподнявшись на локтях. — Больше всего нам мешает обувь…
— Нет? — насмешливо отозвался Флавиус, поднимая её ногу выше и целуя свод стопы.
— Своооолочь, — невнятно простонала Алиса, падая обратно на подушку.
— Да, — его влажное дыхание коснулось её пальцев, и Алиса пнула его в бедро свободной ногой. Они слишком не торопились. Флавиус хмыкнул и прикусил её за пятку, получив ещё один пинок, на этот раз потому, что было щекотно, а щекотки Алиса не боялась, но не любила. Он улыбнулся и, отпустив её щиколотку, заскользил по внутренней стороне ноги вверх, медленно, не отрывая взгляда от её лица, а Алиса чувствовала, как начинают краснеть её щёки. Не от стыда — от жара, растекавшегося по телу, сжигающего воздух в лёгких, плавящего кости до желания закрыть глаза и просто ощущать прикосновения.
— Знаете, — прошептала Алиса, когда его пальцы поднялись по бедру и коснулись живота, — вы издеваетесь.
— Отнюдь, — второй рукой он дёрнул завязки её блузы, распуская шнуровку, и, отодвинув ворот в сторону, поцеловал её плечо. — Вам кажется.
— А знаете, какое слова вы недоговорили? — коротко целуя его лоб, висок, скулу, пробормотала Алиса и потёрлась подбородком о его макушку.
— Какое?
— Пока-а… — Флавиус аккуратно сжал её грудь рукой сквозь ткань, и Алиса, запутавшись в порядке дыхания, подумала о том, что хотела бы ощущать все его прикосновения кожей, но… Она упёрлась ладонями ему в грудь, чувствуя и то, насколько он разгорячён, и то как тяжело его дыхание, а сердцебиение ускоренно, медленно проследила пальцами мышцы пресса и взялась за застёжку ремня.
— Хотите достойно ответить? — в его взгляде было любопытство и… что-то ещё. Что-то, что Алиса не смогла сразу понять. На неё редко смотрели так: с нежностью, не отеческой, а горячей, полной плотского желания. Обычно она вызывала у мужчин другие чувства…
— Нет, — она расстегнула пряжку. — Я просто хочу…
Флавиус перехватил её руки и, потянув их выше, поцеловал пальцы. Каждый по очереди. Алиса смотрела, широко распахнув глаза, и, когда он закончил, села, оказавшись почти вровень с ним, и поцеловала его, требовательно выпивая его дыхание, раз уж он раз за разом воровал её собственное. Флавиус держал её лицо в своих ладонях, и от этого что-то до боли сжималось внутри: жадность.
«Не отпущу», — билось в голове не мысль — идея.
«Ещё», — требовало внутри не желание — жажда.
Ей было разом слишком мало и с избытком всего: ощущений, тепла, близости, прикосновений, вкуса.
— Я, — шептала она ему прямо в губы, — тебя…
И замолкала, потому что сама бы не смогла поверить в свои слова о любви. И не верила. И была уверена, что стоит ей произнести вслух «люблю» вместо «хочу», и Флавиус очнётся, придёт в себя и уйдёт, оставив её разбираться с собой самостоятельно. Проблема была только в том, что сказать хотелось именно бессмысленное и затасканное — ею — «люблю». С ума сойти.
Флавиус секунду смотрел на неё, то ли ожидая продолжения, то ли просто рассматривая, и снова мягко уложил на кровать. Так бережно, что Алиса почувствовала себя больной, которой требуется особый уход…
— Ты слишком много думаешь, Алиса, — заметил он, ласково проведя ладонью по щеке.
— Потому что у меня слишком много времени на это, — промурлыкала она, прижимая ногу к его бедру и выбрасывая из головы лишние мысли. — Это не идёт мне на пользу.
— Я учту, — пообещал Флавиус, и они, наконец-то, сняли её проклятую блузку, мешавшую чувствовать его прикосновения целиком: ладони то гладящие, то сжимающие талию и приподнимающие её на встречу его губам, обжигавшим поцелуями живот и грудь. Алисе казалось, что она дышит в ритме прикосновения губ к её коже, вцепившись пальцами в его плечи, держась за него, как будто это могло помочь оставаться в реальности, будто не он был причиной того, что мир вокруг дрожал, как мираж.
— Я…
— Хочешь договорить? — его ладони опустились к бёдрам, сжали ягодицы, сминая ткань юбки.
— Нет, — Алиса закрыла глаза. Она не могла — и хорошо — договорить, и молчать тоже не получалось. — Боги, да сними ты её! — простонала она, наконец, когда Флавиус потёрся щекой о её ногу, а она не почувствовала почти ничего, кроме скольжения юбки по белью. Алиса была жадной, жа-а-адной девочкой, которая не хотела делиться прикосновениями Флавиуса с собственными тряпками.
— Торопливая, — с нежной насмешкой попенял он ей в ответ, но потянулся к застёжкам юбки. Наконец-то. — В нашей работе это недостаток, с которым тяжело прожить долгую жизнь и сделать хорошую карьеру…
Алиса прикрыла глаза, глубоко вдохнула и уроки Флавиуса о борьбе с противником, уже уронившим тебя на пол и подмявшим под себя. Воистину…
… захват, рывок, поворот…
… господин министр Безопасности в сексе так же нетороплив, как его король в выборе королевы.
— А ещё, — мурлыкнула она на ухо Флавиусу, пока тот невозмутимо устраивался поудобнее, — нужно чутко относиться к состоянию… собеседника?
— Как насчёт партнёра? — предложил Флавиус, смотря на неё так, будто любовался, поднял руки и бережно сжал её груди. — Полагаете, что я к вам невнимателен?
Нет, она так не думала. Не много ума нужно было (гораздо меньше того, что ей досталось от природы), чтобы понять, что так легко перевернуть и подмять мужчину где-то раза в два её тяжелее у неё был не получилось без его содействия в этом процессе. Провокатор. Скотина. Мерзавец… Алиса улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать его губы, шею, опуститься цепочкой поцелуев по груди...
— Знаете, не смотря на ваши обвинения в мой адрес, вы тоже не торопитесь… — укорил её Флавиус, дёргая за выбившуюся из причёски пряди волос. Как ребёнок.
— Дурной пример заразителен, — мстительно ответила она и, слегка прикусив его за живот, взялась за ремень, и в этот раз Флавиус не стал ей мешать. — Не стоило мне его подавать.
— От чего же, — задумчиво, протяжно, как будто оставаться спокойным требовало от него усиий, протянул Флавиус, распуская её волосы. — Получилось непохо…
— Угу, — согласилась Алиса, — бедра приподними…
Он не стал спорить и она, наконец-то стащила с него и брюки, и бельё сразу. В голову ей с предыдущими любовниками не приходило, что раздеться может оказаться такой проблемой.
— Вот почему ты сам этого не сделал, а? — Алиса встала с кровати и расстегнула собственную юбку. — Ведь быстрее же было бы… Ай! Флавиус!
Но притянувший её к себе Флавиус — снова мешающий ей избавиться от лишней одежды на них — не обратил никакого внимания на её возмущения, вместо этого медленно целуя позвонок за позвонком на её шее, спускаясь ниже, обнимая её одной рукой за талию, а второй лаская грудь.
— Что? — горячее дыхание обожгло лопатку, и Алиса прикусила губу. Вырываться из этих рук было невозможно, требовать прекратить — просто не поворачивался язык: от каждого прикосновения губ и пальцев к её телу внутри становилось жарко и сладко, пьяно. Хотелось расслабиться, раствориться в желании и тепле его дыхания, хотелось его ещё больше, ещё полнее. — Что-то не так?
— М? — Алиса с трудом поняла вопрос, пытаясь развернуться в его руках, чтобы видеть его, чтобы удобнее было обнимать его в ответ. Флавиус слегка ослабил объятие, чтобы ей было удобнее, и, когда она оказалась к нему лицом, обхватил губами затвердевший сосок. — Флавиус…
Она даже не хотела уже ничего говорить или просить, спрашивать или требовать, ей просто нравилось, как звучит его имя. Нравилось выдыхать его в ответ на прикосновения, так же как нравилось касаться его волос, выгибаясь на встречу.
— Хорошо, хорошо, — он понял её по своему и, не отрываясь губами от её груди, принялся стягивать с неё юбку, не заморачиваясь оставшимися застёжками, до которых Алиса не успела добраться. До панталон они добрались вместе только через пару минут, которые потратили друг на друга, не желая отвлекаться, пока прикосновений не стало мало обоим.
— Я… — пробормотала Алиса, дыша часто и поверхностно, пока пальцы Флавиуса дразнящее скользили по коже внутренней стороны бёдер, раскаляя желание, золотом струящееся под кожей, до бело-красного марева, в котором она почти тонула, теряя любую связь с реальность, кроме него.
— Да? — охрипший от возбуждения голос заставлял её сладко дрожать. Вечно бы слушала.
— Я жадная, — призналась она, сжимая его плечи.
— Я знаю, — кивнул Флавиус и мягко снова уложил её на сбившееся покрывало. — Это, — он поцеловал её веки одно за другим, — не плохо.
— Ну вот, — прошептала Алиса, потому что пока она говорила — она не забывала дышать, не смотря ни на какие его прикосновения, — мы опять вернулись к этой позе.
— Не нравится? — Флавиус завис над ней, и Алиса надолго, наверное, запомнит это сочетание сумасшедших глаз, спокойного — нет, застывшего — лица и готовности выслушать её желание. — Хочешь поменяться?
— Нет… — нельзя устоять и не прикоснуться к этим скулам пальцами, запоминая не только глазами, но и кожей его лицо в этот момент. — Всё идеально…
Теперь, когда ничто не разделяет их, когда влажный жар тел смешивается друг с другом, а дыхание оседает на коже друг друга. Всё правильно, всё восхитительно и совершенно, когда Флавиус разводит её бёдра в стороны и входит в неё, наполняя собой, становясь с ней одним целым. Мир дрожал и расплывался вокруг в такт его движению внутри неё, в такт их дыхания, тяжёлого, прерывающегося поцелуями короткими и не слишком. Алиса тонула в горячем, жадном безумии, скользя ладонями по его груди, прессу, спине, плавясь от его ответных прикосновений, вдыхая его запах.
— Фла-а-авиус…
Мир дрогнул в последний раз и разлетелся, рассыпался осколками — наслаждением — оседая на её сознание лёгкостью и пустотой, коротким, не осознающим ничего — кроме восторга — беспамятством. В себя она пришла от неторопливого, ласкового скольжения горячей ладони по своему телу. Это было непривычно тепло и уютно, странно интимно, возможно, потому что не смотря на всё случившееся Флавиус — господин министр Безопасности, Железный Феликс, «этот проклятый хин», начальник и наставник — никак не увязывался в её голове с обычной нежностью. Настолько, что Алиса почувствовала смущение, которое просто требовало хоть какого-то выхода:
— Если ты скажешь, что тебе сейчас надо идти и работать…
— Ты меня поймёшь, — без тени сомнения закончил за неё он.
— Я обижусь, — соврала Алиса и подкатилась ему под бок, утыкаясь лицом в плечо. — Очень.
— Учту, — кажется, он не поверил ей ни на грош, но вместо того, чтобы спорить, продолжил так же неторопливо гладить, теперь по спине. Как котёнка. Приехали.
— Флавиус…
— Мне никуда не надо идти, — со вздохом успокоил её он. — Но одеяло нам лучше вытащить из-под себя и укрыться, скоро мы остынем, а тут нежарко. Было бы неудобно заболеть, завтра много работы.
Алиса почувствовала как её начинает душить смех:
— Именно за это я тебя и ненавижу.
— В самом деле? — в голосе Флавиуса послышалась улыбка, и она пожалела, что не видит сейчас его лица, однако пошевелиться не смогла: тело наполнялось опустошительной усталостью.
— Нет, — она помолчала несколько секунд. — На самом деле я…
Нет, она не хотела этого говорить. Не первой. Не сейчас. Не ему.
Не первой.
Флавиус обнял её, прижав к себе крепче:
— Нам нужно время.
— Для чего? — ей в самом деле было интересно, что он думает на счёт того, что произошло между ними. И что будет дальше.
— Чтобы доверять друг другу.
— Зачем? — на самом деле Алиса почти понимала сама, но хотела услышать это от него.
— Какая же любовь без доверия?
Это было… признание. Почти. Алиса обхватила Флавиуса руками, сжимая в объятиях, и улыбнулась. Галантности от него она ждала ещё меньше, чем нежности. Тем не менее, Флавиус не стал говорить, что не может ей доверять после череды заговоров. Вместо этого он сказал, что им обоим нужно время. Определённо, она не собиралась отдавать его никому: ни соперницам, ни заговорщикам, ни собственным амбициям. Алиса была жадной девочкой, которая привыкла получать всё, чего желает. А господин министр Безопасности умел делать предложения — и обещания — от которых она никак не могла отказаться.