Брат мой, брат — холодное сердце

Название: Брат мой, брат — холодное сердце
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: мини, 1 682 слова
Канон: египетские мифы
Пейринг: Сет, Осирис
Категория: джен (но в глазах шипера...)
Жанр: зарисовка
Рейтинг: G

"Брат мой, брат — холодное сердце
Что мне скажешь вместо ответа?
Как мешал боль с медом и перцем
Как устал летать против ветра?
Я ушел и теперь не жди
Перья крыльев моих найди
В облаках и среди вершин, ты теперь один

Ты смешал на углях горелых
Явь со снами, веру с любовью
Ты не черный, ты и не белый
Ты не с нами, мы не с тобою"
Канцлер Ги

Воздух был сух и прокалён солнцем, он дрожал, и мир вокруг шёл рябью. В такое яркое, ослепительное полуденное солнце легко было поверить в любую небыль, которая покажется на глаза. Но здесь, вдали от туристических маршрутов и торговых рядов, не было дураков, которые бы праздно гуляли по улицам, где, кажется, плавились камни.
Сет сидел в кресле под прямыми опаляющими лучами. В белом, до льдистой голубизны, костюме, с зачёсанными назад тёмными волосами, достигающими лопаток, с острыми, резкими чертами лица — он казался нереальным. Вырезанным ножницами из бумаги и наклеенным на обыденную реальность, на неподходящее ему пластиковое, дешёвое кресло и вымершую, прокалённую жаром улицу.
Если бы кто-то увидел его здесь и сейчас…
Но люди, даже забыв о древних богах, всё ещё склонялись перед оглушающей мощью Ра. Прадед умел быть доходчивым и не ленился повторять уроки для неразумных раз за разом.
— Ты выделяешься.
Голос, прозвучавший в расплавленном воздухе, был густым, как мёд, и низким, как пчелиный гул. Голос был сладок, как тлен смерти. Голос этот давно не слышали камни и пески мира живых.
Они скучали, Сет знал. Они скучали, и он не скучал вместе с ними.
— Я в светлом, — возразил он, не обернувшись. Не было нужды смотреть на брата, чтобы вспомнить, как тот выглядит. Даже выражение его лица рисовалось в воображении отчётливо и предсказуемо.
Старший брат. Разумный, благородный, всеми любимый и почитаемый — идеальная маска, каждую грань которой Сет знал наизусть. Как и то, что было под ней.
— Люди прячутся от солнца, — Осирис обошёл его и сел напротив. Собранный, гораздо более серьёзный на вид, чем Сет, не смотря на шорты до колен с десятком карманов, футболку с вырвиглазным принтом и сандалии (Сет отказывался это комментировать) с застёжками в виде кроликов.
— Отвести тебя к пирамидам? — Сет смотрел на брата и думал о том, что нужно совсем упороться (до предела, до края, до безумия) работой, чтобы даже в таком виде не напоминать туриста. — Ты встретишь там много людей в любое время дня и года. Хочешь, брат мой?
— Я хочу, чтобы ты вернулся.
Сет улыбнулся узкими губами и покачал осуждающе головой:
— Я и так вернулся. Как раз вчера прилетел и собираюсь пройтись по знакомым местам, которые люди ещё не успели разнести окончательно.
«Как только ты позвал, мой мёртвый брат».
— А потом?
— У меня билет на самолёт через две недели, — Сет чувствовал, как улыбка натягивает кожу (будто остриё меча, пытающееся вспороть её изнутри), уродует черты его лица, видел, как болезненно исказилось лицо напротив (куда сильнее, чем в тот день, когда Сет его убивал в первый раз, о, куда сильнее).
— Ты должен остаться.
— Я — средоточие всего зла земли египетской, — Сет почти пел, глядя в светлые, как весенние воды Нила, глаза. — Я никому ничего не должен.
— Люди говорят то, о чём не ведают.
— Люди говорят, боги делают, а я устал от Египта. Ты позвал меня — я приехал, — он никогда не умел отказывать брату. Он мог убить его, но не отказать. И вот он снова здесь. По первому же зову. — Но задерживаться здесь в мои планы не входит.
«Защита больше никому не нужна, брат. Прадед отлично справляется сам, если старому змею, конечно, вообще ещё не надоело каждую ночь до него домогаться. Я б предложил тебе пари, что они давно по ночам распивают что-то покрепче, пока никто не видит, и обсуждают устаревшие уже пару тысяч лет концепции, никому кроме них не интересные. И земле этой не нужна больше защита, люди сами разберутся между собой, а все злые духи и так разбежались от них в самые дальние закоулки, в надежде на спокойный сон. Да и где наш народ, брат? Кого здесь защищать? А великим злом и врагом всей светлой Эннеады я могу быть в любой части мира. Для этого не обязательно видеть вас, брат мой».
— Ты всё ещё обижен на Нефтиду.
Сет на мгновение прикрыл глаза. Нефт. Светлые волосы, как сияющие на солнце пески, мягкая кожа, пахнущая молоком и карамелью, руки, касавшиеся его плеч невесомо, как крыло бабочки. Его сестра и жена, его любовь и мать первенца его брата.
Был ли он обижен на неё?
— Если бы я был обижен на неё, Осирис, я убил бы её, а не тебя.
— Ты бы никогда не смог поднять на неё руку.
— О тебе я думал так же, но, — острый ноготь стукнул по подлокотнику, — тебя это не спасло. Верно? Я не обижен на неё.
— Исида говорит, что она снова приходила и плакала в её руках, что ты не позволяешь ей даже коснуться тебя. Если это не обида, то что?
«Это жадность, но я не скажу этого никому, тем более тебе. Это смешно, это даже жалко, поэтому я спрячу всё под молчанием и улыбками, под насмешливыми взглядами и высокомерно поднятой бровью, но, брат мой, пока она жаждет коснуться меня и не может исполнить задуманного — она не смотрит на тебя, не смотря на любовь. Смешно тебе, брат мой? Нет, ведь ты не слышишь и не услышишь».
— Ты поймёшь, если подумаешь, — лжёт Сет, потому что его брату, светлому и благому, никогда не понять. — Но я бы не советовал забивать себе голову глупостями, лучше своди сыновей на прогулку. Людям больше не нужна ваша защита, но они будут рады, если вы купите у них несколько сувениров.
Он встал, собираясь уйти. Это невежливо: брат впервые за долгое время покинул Дуат ради встречи с ним. Сам позвал его, оставив в прошлом и смерть, и боль, и предательство. Вышел на встречу и протянул руку.
Сету стоило бы это ценить, но он смотрел в спокойные глаза над вежливой улыбкой, и чувствовал, как вдалеке пытается подняться песок, чтобы обрушится на стены Каира. Сет едва касался пальцами ветра, успокаивая его, как разнервничавшегося пса. Здесь нечего было разрушать, а до Дуата не добраться, и лучше ему уйти, пока он помнит об этом.
Он был искренен в своём желании уничтожить брата тогда, на заре времён.
Но превращать в бесконечный ад его жизнь — нет, этого он не желал даже тогда. Это Осирис сделал с собой сам, под славящие крики и песнопения людей. И с каждым годом всё становилось хуже.
С каждым веком.
Даже теперь, когда их народ покинул эти земли, когда на берегах плодородного Нила поселились дети других богов — Осирис продолжал тянуть свой воз. Примерный, идеальный, великий.
«Тебе бы стоило быть больше собой и меньше тем, кого в тебе ищут люди, наши сёстры, твои сыновья. Хотя бы иногда, хотя бы умерев, ты мог бы заняться собой, но что я, презренный злодей, могу понимать в том, как правильно быть богом. Я, ставший демоном раньше всех вас».
— Сет, — Осирис удерживает его за запястье, сжимая ледяные пальцы с такой силой, что у другого бы треснула кость, но его младший брат даже не морщится. — Останься. Я имею ввиду здесь. В Египте. Не на две недели.
Сет касается удерживающей его руки настолько ласково, насколько вообще способен. Он воин, единственный среди их девятки, он жесток и кровав, но сейчас он вспоминает всё, чему учился у Нефтиды, пока та смотрела на него, а не на Осириса. Его жена умела быть нежной. Она и была нежностью.
«Если я останусь здесь дольше, брат мой, я уничтожу эту землю. Полностью, так, чтобы она уже не смогла воспрять, чтобы ничто на ней не воскресло. И тогда узнаю, сможешь ли ты даже тогда найти себе работу или, наконец, отдохнёшь. Поэтому я не останусь. Ты любишь эту землю, Нефтида любит её. И даже не мой сын, одетый в мою шкуру, любит её».
— Это невозможно, Осирис.
— Я скучаю.
— По своему убийце?
— По своему брату.
Сет поднял голову, смотря на ослепительный диск Ра в небесах. Он видит ладью и различает взмах весла, он чувствует взгляд, обращённый к нему, так же как ко всему Египту. А ведь раньше, до того, как покинуть эту землю, Сет и не знал, насколько устал от этого давящего внимания.
Я — исток твоей силы. Что пустыня без меня?
Теперь Сет знал бы, что ответить, а тогда он только склонил голову, признавая чужую правоту. Как давно это было. Как давно.
— Я покажу тебе самую удивительную пустыню на свете, — Сет шептал, склонившись к замершему брату, и сам не знал обещает ли, угрожает ли, соблазняет ли. — Если захочешь — я покажу тебе самую удивительную пустыню, что не принадлежит никому, и каждому рада, и каждому — смерть.
Вместо золота песка — там снежная белизна.
Вместо плавящего жара солнца — режущий до кости холод.
Но ветра — всё ещё ветра, хоть раскалённые, хоть ледяные. Они ласковы и рады гостям, они вздымаются к небесам бурей и с готовностью заслоняют от солнца. Эти ветра не служат Сету, они не служат никому, но рады ему, как другу, каждый раз когда он шагает в их жалящие, смертельные объятия.
— Там никто не увидит тебя. Ни один голос не достигнет тебя.
Холодные пальцы сжимают его запястье сильнее, Сету больно, но он молчит и ждёт ответ.
Ему не нужно смотреть в опущенное лицо, чтобы знать, чего жаждет его брат.
«Да», — вот что бьётся в чужой груди, звенит набатом в голову, готово сорваться с языка.
«Нет», — велит ему долг. Или то, что Осирис полагал таким.
— Ты отдал Египет Гору, — почти мурлычет Сет. — Отдай и Дуат Анубису.
«И станешь свободен уходить и возвращаться не потому, что иначе нельзя, а по собственному желанию».
— Разве не за этим ты позвал меня, спустя столько веков? Разве не за этим ты, спустя столько тысяч лет, покинул Дуат?
— Да, — Осирис, наконец, выбирает между тем, что желал и тем, что считал должным. Между идеальной маской и реальной усталостью под ней. — За этим.
— Вот и договорились, мой светлый брат, — Сет тянет Осириса на себя, заставляя подняться. — Но до самолёта ещё две недели и я планирую всё же посмотреть, что осталось от Египта, который я помню.
— Ты сразу взял билет и на меня.
Сет, уже шагнувший вперёд, оборачивается и смотрит на него с той злостью, с какой когда-то разрушал целый города, с той злостью, в страхе перед которой люди и нарекли его великим злом:
— Ты позвал меня, брат. Своего убийцу зовут не от тоски по прошлому, а от того, что хочется сдохнуть, — пыль взметнулась вверх, но тут же опала на камни. Сет взял себя в руки. — Ты звал меня убить тебя или Египет, или найти третий вариант. Я уже убивал тебя — и это не помогло. Эту землю всё ещё любит моя жена и не мой сын.
— Поэтому ты нашёл третий вариант.
— Поэтому мы попробуем для начала его. А потом, если он не поможет, мы вернёмся, и я уничтожу Египет.
Потому что он никогда не умел отказывать брату, а убить его уже не смог.

---

Перламутровый каркас вины

Название: Перламутровый каркас вины
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 356 слов
Канон: Благие Знамения
Пейринг: Гавриил, упоминается Азирафаил
Категория: джен (но в глазах шипера...)
Жанр: зарисовка
Рейтинг: G
Заявка: "Невинность. Гавриил."
От автора: для света моего сердца  Хозяйка Маленького Кафе

У вины был пыльный привкус и матовой свечение на коже, когда очередной оседал на Гаврииле. Он видел её на себе почти вживе, ощущал кожей, как тонкую плёнку, как едва формирующийся вокруг хитиновый каркас. Защищающий.
Мешающий дышать, сдавливающий грудную клетку.
Гавриил сам не заметил, как завёл привычку искать объяснения и оправдания всему, что происходит вокруг. Всему, что делали окружающие, даже если всё было очевидно. Он хорошо знал, что «очевидность» — иллюзия. Всегда есть подводные камни, о которые в дребезги разбиваются правила и нормы, главное правильно о них рассказать. Но вот забавно, кажется, большинство этого абсолютно не умело, неловко топчась и признавая свою вину или так нелепо её отрицая, что уж лучше бы признавали. Гавриилу иногда было неловко до смешного, когда он слушал или читал попытки подчинённых объяснить как всё так вышло. Хотя вон, Азирафаил даже объяснять не пытался, он, правда, и вины за собой никогда никакой не видел, и смотрел бесконечно честными глазами с абсолютной уверенностью, что всё абсолютно правильно. И только потом осторожно уточнял: правда ведь?
Чаще всего Гавриил кивал, почти завороженный этим сиянием простоты и наивности. Иногда всё-таки на пальцах пытался объяснить, что правильно не всё и почему именно, а потом радовался что в отличии от человека не может поседеть, узнавая о том, как безбашенное начало едва не занесло на собственную казнь. Уж лучше б Гавриил и в тот раз оставил свои замечания при себе и как-нибудь бы сам нашёл для остальных невинные объяснения несчастным блинам.
Искать оправдания для Азирафаила было весело. Но, кажется, только Гавриилу. Ангел в эту игру вообще не играл, остальные просто отмахивались «да-да, твои ни в чём не виноваты, мы помним, как всегда, Гавриил, мы же согласились, отпусти нас работать, а?». Гавриил, конечно, отпускал, до тех пор, пока кто-нибудь снова проваливал какое-нибудь задание, или не злоупотреблял своими возможностями…
Иногда Гавриилу было интересно: а есть ли оправдание для него самого? И нужно ли оно кому-нибудь?
Но что было бы, сумей он относиться к себе, как Азирафаил, Гавриил никогда не думал, потому что бессмысленно сравнивать порой оступающегося невиновного и виновного, скрывающего свою вину. На самом деле Гавриил отлично знал разницу между собой и другими.
И перламутрово-пыльный каркас поверх кожи твердел с каждым прожитым веком.

запись создана: 17.08.2019 в 22:54

---

Это всё весна

Название: Это всё весна
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: тут могла бы быть ваша реклама
Канон: В.В. Камша, "Отблески Этерны"
Размер: 982 слова
Пейринг: Сильвестр/Катари
Категория: гет
Жанр: модерн-АУ, романтика
Рейтинг: G
Краткое содержание: Катари набирает номер телефона, который помнит наизусть, и очень спокойно сообщает в электронную беспроводную тишину: "Или я сегодня выпью нормальный кофе, или завтра все таблоиды разнесут, что мой муж не простил мне роман с мужем его сестры".
От автора: нет конца моей любви к этим двоим

Семейная жизнь Катари заканчивается легко и немного суматошно. Просто, когда муж возвращается с очередного собрания акционеров, растерянный и смущённый, знакомый на три хода вперёд, Катари ставит перед ним чашку с какао вместо вина и предлагает развод.
— Это решит все проблемы, — она поправляет выбившуюся из причёски шпильку и смотрит на мужа, не уточняя, что это решит все её проблемы с его семьёй, с его директорами и кем-то ещё. Со всеми теми, кому она мешает, но кому ничего не может сделать.
И Фердинанд не может, иначе не приходил бы такой растерянный и смущённый.
— Ох, милая, ты думаешь?
— Я уверена.

Они разводятся быстро, и Катари даже не нужно следить за тем, чтобы ничего не случилось. В Оллар.Inc хватает тех, кто проследят за успехом развода гораздо лучше и эффективнее.
— По результат мирового соглашения, вам останутся Тарника и небольшой счёт в банке.
Её «официальный любовник» по версии первых таблоидов смотрит на неё с уставшим недоумением. В какой-то мере, Катари тоже не понимает, почему эту новость ей сообщает он, а не Дорак, но юристы всегда умели обстряпывать дела так, чтобы избегать самых неприятных обязанностей.
В груди что-то давит при этой мысли, но Катари безмятежно улыбается: это больше не её проблемы.
— Насколько небольшой? Его не хватит на содержании Тарники?
— И даже останется вам на чай.
— Дорак расщедрился.
Тарнику она терпеть не могла, в Тарнике она всегда оставалась одна, пока другие решали всё за неё.
— Решение принимал ваш муж, — Алва серьёзен, не смотря на вежливую улыбку. Удивительно, какие все они стали вежливые, эти выдрессированные семьями мальчики, как только она перестала им мешать.
Кроме Дорака, конечно. Тот просто исчез.
— Бывший муж, Рокэ, — Катари встала с кресла, которое ненавидела всей душой. В нём хотелось развалиться, а хорошо воспитанные девушки себе такого не позволяют. Даже после свадьбы, тем более после развода. — И мы оба знаем, кто на самом деле принимал решение. Если ты решишь подвезти меня до дома, я не буду возражать.
Алва закатывает глаза, и Катари с досадой думает, что он действительно ровно настолько красив, чтобы не влюбиться в него было сродни ереси. Так же, как не влюбиться в Савиньяка было преступлением.
Не любить собственного мужа, конечно, тоже было грехом, но кто в мире без греха, верно?
— Почту за честь.

— Вы, — роняет Алва в мягкую, рокочущую мотором тишину салона авто, когда она открывает дверцу, чтобы выйти.
— Прости?
— Мы оба знаем, что в этот раз, всё решили вы.
Начинался дождь, падая холодными каплями ей на чёлку, и Катари набрасывает на голову тонкую шаль, чтобы защититься от непогоды. Зонт она где-то забыла. Где-то лет восемь назад, до того, как люди её мужа, в гробу её видевшие, начали бегать вокруг неё с зонтами, перчатками и прочей ерундой.

Следующий год она тихо живёт в Тарнике, раз за разом отказываясь от приглашений на интервью и ток-шоу. Пару раз она даже честно напоминает, что разводы владельцев бизнеса интересуют людей сильно меньше любовника какой-нибудь молодёжной звезды. Или постаревшей звезды. И тем более звезды в самом зените.
Но история её развода слишком гладкая, а выбранные глянцем ей в любовники мужчины слишком ослепительны.
Она набирает номер телефона, который помнит наизусть, и очень спокойно сообщает в электронную беспроводную тишину:
— Или я сегодня выпью нормальный кофе, или завтра все таблоиды разнесут, что мой муж не простил мне роман с мужем его сестры.
Квентин снимает перчатки на пороге её дома за полчаса до полуночи и ему вполне хватает времени сварить ей кофе ещё сегодня.

— Это была неожиданная угроза, — серый кардинал Оллар.Inc задумчиво касается кончиками пальцев своей чашки, и в его голосе ни угрозы, ни веселья, только промозглая осенняя усталость.
Заканчивается ноябрь, скоро закончится год, и кроме праздников это означает отчёты, отчёты, отчёты. И новый проект, уже вчерашняя встреча с инвесторами, больное сердце и кому-то давно не двадцать, и даже не тридцать.
Катари как раз тридцать, больное сердце и восемь лет, когда Квентин Дорак смотрит куда угодно, только не на неё.
Катари тоже устала.
— Победителей не судят.
Она встречается с его взглядом и думает о том, что серые глаза всё-таки могут быть красивыми. У неё самой они слишком бледные для этого.

Полуночный кофе становится традицией, за которую их сердечные мышцы не скажут им спасибо, но хотя бы случается это нечасто, редко когда два раза в месяц, потому что у него всегда дела, а она живёт далеко за городом, в оставленной ей Тарнике, подальше от людей.
Через полгода она закрывает дверь на ключ, Квентин рассматривает её несколько минут:
— Не обязательно выходить через дверь, Катари.
— Тебе уже не двадцать. И даже не тридцать.
— И даже не сорок, — согласился он, убирая пустые чашки со стола. Прислуга в этом доме на ночь не оставалась, ещё чего не хватало. — Хорошо, что ты это помнишь.
Она помнила, и её это не волновало никогда.
Ладно, может быть, первые полгода знакомства. Не дольше. Поэтому ключ она выбросила в окно, попав в фонтан.
— Будем считать, что это всё весна, — предложила Катари, закрывая окно, когда на её плечи опустились сухие, обжигающие ладони.
— Да, — согласился Дорак, отводя пепельные волосы от шеи с безумно бьющейся веной. — Это всё весна.

Это всё старая, старая весна, долгой десятилетней выдержки. В первый раз он встретил Катари весной. И спокойно прошёл мимо, не ожидая никакого подвоха. И был уверен, что она — тоже.
И если бы кто-то спросил, почему и когда она перестал смотреть в его сторону.
Почему и когда стала замолкать с его появлением.
Почему и когда?
Почему и когда семя упавшее в землю принесло плод? Это происходило медленно, постепенно, и не было судьбоносного удара молнии, особенного момента, в который семечко вдруг стало усыпанной плодами яблоней.
Всё началось с того, что десять лет назад они прошли мимо друг друга, ни о чём не подозревая.

Всё началось с того, что сегодня утром Катари сидела на подоконнике, совершено по-детски болтая босыми ногами, и наблюдала за тем, как во дворе мечутся пришедшие слуги, которые никак не могли попасть в дом.
— У них нет ключей?
— Я сменила замки. Вдруг у тебя был запасной комплект и ты бы сбежал.
— Сменила?
— Мне было скучно. И я всегда любила рукоделие.
— Ты чудовище.
— Ты должен спасти от меня мир!

---

Лучший подарок

Название: Лучший подарок
Автор: Сумасшедший Самолётик
Канон: Джеймс Хедли Чейз "Выбор пал на меня"
Размер: мини, 1 537 слов
Пейринг: Мартин Корридон/Говард Ричи
Категория: слэш
Жанр: драма, юст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Мартин очень не хочет, чтобы Ричи попал под трибунал. Ричи не хочет, чтобы Мартин попал в гестапо. Вопрос только в том, кто успеет первым?
От автора: на фикбуке проводили написанту, я решила поучаствовать. Просили, чтоб текст был новогодним, я честно постаралась, события развиваются между Рождеством и Новым Годом, а герои получают свои подарки. Ну да, какие герои и времена, такие подарки.

18 октября 1943 года.
Серьёзный рабочий разговор закончился ещё полчаса назад, и теперь Корридон и Ричи просто сидели и отдыхали за пустой болтовнёй, по которой каждый успел соскучиться. В комнате царил полумрак, не бивший по глазам и прятавший лишнее, в стаканах был щедро налитый коньяк, к которому ни Ричи, ни Корридон так и не притронулись, а на улице долго и нудно шёл дождь, из тёплого дома казавшийся даже уютным. Выходить под него не хотелось абсолютно, но никто пока и не торопился.
— Вы хорошо поработали, — заметил Ричи, и Корридон, оторвав взгляд от чужих закатанных рукавов, обнаживших запястья, посмотрел полковнику в глаза.
— В самом деле? Всему этому, — он обвёл комнату рукой по кругу, — ни конца, ни края не видно.
— Мартин, — в голосе Ричи слышался смех, и Корридон почувствовал, как плывёт, проваливаясь в топкое, зыбкое болото. — Вы не можете закончить войну в одиночку.
— Правда?
Полковник улыбнулся, и целую секунду Корридон думал только о том, что эти губы необходимо поцеловать, собирая с них никотиновую горечь. Вместо этого он достал из пачки сигарету и прикурил, просто для того, чтобы отвести взгляд, чтобы не смотреть, на гипнотизирующего его, как бандерлога, удава.
«Мудрый Каа, можно я подойду ближе, ещё ближе, ещё немного ближе, чтобы тебе было удобнее меня сожрать со всеми потрохами?»
У полковника, правда, были другие планы, ему нужен был не ужин, ему нужна была мартышка, которая будет тягать каштаны из огня, и в каком-то умопомрачении Корридон на эту роль согласился. Возможно, его бы всё это бесило немного меньше, доставай он эти каштаны для полковника, а не для Англии. Англия была безлика, Англия состояла из множества ненужных людей, из Англии Корридон полжизни хотел свалить в большой мир, а потом мир превратился в ад, и Англия отправила в этот ад Корридона сама.
Ладно, хорошо, во всём были светлые стороны, например, Корридон встретил Ричи. Ричи, одержимого благом Великой Британии, храни её Боже.
«Значит, — смеялся в его голове внутренний голос, — будем патриотами. Это ведь так… правильно, верно?»
— Вы выглядите уставшим, — заметил Ричи.
— Я, полковник? Давно смотрели на себя?
Сам Корридон не мог оторвать от полковника взгляда. Когда-нибудь, он или сдохнет от невозможности большего, или сбежит подальше, но это будет потом, после войны. Когда костлявая старуха больше не будет дышать в чужой затылок, серебря виски.
— Беспокоитесь обо мне, Мартин?
Корридон медленно покачал головой. Конечно, нет. Как такая глупость могла прийти полковнику в голову?
Да. Он беспокоился, но кого это волновало? Скоро вечер закончится, а потом они опять окажутся в разных концах горящей Европы, и всё вернётся на круги своя, пока не грянет какая-нибудь катастрофа. А пока у него есть несколько часов просто для того, чтобы надышаться чужой близостью, впечатать её в себя, чтобы всё, что он делает, имело какой-то смысл.
От встречи до встречи, от встречи до встречи. Так хорошо, что хоть вой.

26 декабря 1943 года.
Двадцать шестое декабря, время рождественских подарков и волшебных чудес, которые последние годы всем были бы очень кстати, а Корридон, прикуривая очередную — третью — сигарету подряд вглядывался в собственный подарок от полковника.
«Сиди на жопе ровно и не рыпайся, сам справлюсь».
Конечно, написано было не так, написано было что-то о красотах зимней Франции (слякотно, мокро и мерзко, какие вообще зимние красоты?!), которыми только последний глупец не насладится. И вообще, дядюшка очень ему завидует, но никак не может присоединиться. Звучало очень красиво и тепло, но означало примерно то самое: сиди и не дёргайся, я сам разберусь.
Корридон затянулся поглубже и открыл окно, впуская в квартиру холодный, мокрый воздух. Два дня назад «друзья» передали информацию о том, что в Швейцарию должен прибыть немецкий представитель для встречи с английским послом. Учитывая, что даже в королевской семье были те, кто, скажем так, понимающе относился к немецким идеям и действиям… Корридон не ждал от этих переговоров ничего хорошего.
И вчера отправил весточку Ричи. Ему нужен был если не приказ, то хотя бы совет. Как лучше всё сделать. Где? Когда? Было очевидно, что этой встрече лучше никогда не происходить, им обоим это было очевидно. Даже если руководство (часть руководства?) в высоких кабинетах решила иначе.
«Король, — улыбался в его памяти Ричи, — нужен для того, чтобы помнить о стратегических интересах Британии».
И сепаратный мир с нацистской Германией в эти интересы не входил. Так что можно сказать, что Корридон о Его Величестве помнил всегда, даже если не всегда был согласен. Но у него всегда был тяжёлый и неприятный характер, это любой мог подтвердить.
Хорошо, может быть, кроме Ричи. Но у полковника вообще специфическое отношение к собственным сотрудникам: пока те достаточно умны и профессиональны всё остальное не имело значения.
Очень удобно.
На самом деле — нет.
Корридон год положил на то, чтобы полковник стал его выделять среди остальных, но добился только профессионального признания. Иногда от этого хотелось выть (можно даже на луну), а иногда напиться, но и то, и другое было бы вызывающе непрофессионально. Ричи бы расстроился. И разочаровался.
Корридон чувствовал себя предельно тупым от того, что его это до сих пор волновало, но поделать с собой ничего не мог.
А сегодня Ричи прислал грёбанное сообщение, смысл которого сводился к тому, что ничего не нужно делать. Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё просто, блядь, прекрасно. Корридон со злостью затушил сигарету и, удивлённо моргнув, со вздохом потянулся за следующей. Бессмысленно ломать сигареты, у Ричи от этого даже в носу не засвербит.
Хорошо всё! Ну разумеется!
А он тут должен сесть у окошка и поверить, что ему не о чем беспокоиться. Что переговоры — это нормально и… Положа руку на сердце, Корридон был готов признать переговоры нормальными, если бы Ричи так решил. В конце концов, из них двоих, по-настоящему за их старенькую добрую Англию переживал полковник, а сам Корридон оказался втянут во всю эту героическую канитель, во-первых, потому что по-жизни умел нарываться на неприятности, во-вторых, потому что однажды на его дороге появился Ричи. А дальше всё, увяз коготок — пропала птичка. Удивительно, как Корридон ещё сам себя на вертел не насадил и не приготовил.
А впрочем, полковник ни о чём таком и не просил.
Так что на самом деле, если Британия хотела творить херню — она могла творить всё, что угодно, Корридон отнюдь не был идейным рыцарем без страха и упрёка. Но была одна проблема: Ричи было не плевать. И он знал полковника достаточно хорошо, чтобы не сомневаться: велев не дёргаться, тот пойдёт решать эту проблему сам. По своим каналам, часть которых Корридон даже мог представить.
То, что у полковника всё получится, сомнений не вызывало.
То, что полковник за свои успехи получит трибунал, сомнений не вызывало тем более.
— Да иди ты нахер, — с чувством предложил Корридон полковнику, сминая телеграмму от «любимого дядюшки» и сжигая её в пепельнице. — Нахер. Можно даже не на мой, хотя это жаль, конечно.

27 декабря 1943 года.
«Дорогой дядюшка, спасибо за путёвку в местный санаторий, она пришлась как никогда вовремя. Очень жаль, что вы не сможете ко мне присоединиться. Всегда горячо любящий вас племянник».
Отправляя сообщение Ричи, Корридон не сомневался, что тот поймёт его абсолютно верно. Весь матерный, трёхэтажный загиб, который он хотел вложить в вежливые, бессмысленные слова.
Всю ночь в поезде Корридон бессмысленно, по кругу ругался с полковником в своей голове. Чужие аргументы конструировались, опираясь на прошлые беседы, а порой он просто съезжал на то, что вспоминал то рисунок вен на крепких, широких запястьях, то мозаику радужки, когда полковник смотрел на него слишком пристально.
В итоге чувствовал себя то очень злым (ты должен был сразу отдать мне приказ, может быть, передать инструкции, а не оставлять меня в безопасности, рискуя самостоятельно), то полным идиотом (честно, только соседи его пару раз останавливали от того, чтобы передёрнуть на приятные воспоминания), то очень злым идиотом.
На самом деле, самым разумным, было бы сейчас взяться за голову, осознать какую глупость он собирается сделать (как грандиозно подставиться, давайте уж на чистоту), оттелеграфировать дядюшке что-то о том, что отдых срочно пришлось отменить и вернуться во Францию. Одним немцем больше, одним меньше, что это изменит? Не всё ли ему равно?
Корридон улыбнулся проходившей по улице красотке и поправил воротник пальто, прикрываясь от холодного ветра, задувающего внутрь.
Изменит, не изменит, а на одного немца меньше по нынешним временам лучше, чем на одного немца больше.
«Главное, чтоб одна пуля осталась».
Потому что она ему очень-очень потребуется скоро для личного пользования. После того, как он сделает задуманное (о, Корридон не сомневался, что у него всё получится, у него всегда всё получалось, Ричи не зря говорил, что он хорошо работает), ему бы лучше не суметь ответить ни на один вопрос.
— Ну, — он улыбнулся морозному небу, — с Богом, да?

31 декабря 1943 года.
Когда за ним, почти влетевшим в камеру от толчка, захлопнулась дверь камеры, Корридон осел на холодный пол и беззвучно, чтобы не привлекать к себе внимания, рассмеялся.
До сознания наконец-то начало доходить состояние тела, и это было больно. Следом до него доходило осознание того, что они вляпались так, как никогда прежде. И он в принципе чёртов неудачник, который потратил все пули, не оставив ни одной себе, и скоро, уже вот-вот, мальчики из гестапо заставят его пожалеть об этом.
А ещё, против всего разумного, что ещё оставалось в нём, накатывало облегчение. Потому что он успел и в этой чёртовой гонке с Ричи «кто первым добежит до трибунала или гестапо», он, чёрт возьми, выиграл, а полковник проиграл. И был в безопасности настолько, насколько в это поганое время вообще можно быть в безопасности.
Хороший подарок от Дедушки Мороза «союзников» к Новому году. Самый лучший. Теперь бы только Ричи не попытался его отсюда достать, а сам он не разболтал лишнего.
И тогда всё будет хорошо, а полковник не пострадает.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Человеческая совесть

Всё! Это последний текст с этой ФБ, больше я не буду издеваться над вашей лентой!))

Название: Человеческая совесть
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  Xenya-m
Канон: Благие Знамения
Размер: драббл, 392 слово
Пейринг/Персонажи: Кроули, Азирафаил
Категория: джен
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Краткое содержание: Кроули объясняет своему ангелу, кто он на самом деле. Азирафаил с интересом слушает.

Что у Кроули получалось по-настоящему хорошо — так это выделываться и «кидать дешёвые понты». Дорогие демон тоже мог, но предпочитал именно дешёвые и очень этим гордился. Азирафаил несколько раз спрашивал почему, каждый раз получал новый противоречивый ответ и в итоге стал считать странную причуду своего демона обычным капризом. Вот и теперь Кроули выхаживал перед ним походкой от бедра, размахивая бутылкой старинного вина в одной руке и выразительно — как старый поклонник театра, Азирафаил сказал бы даже, что артистично — жестикулируя другой, и вещал перед своим единственным, зато относительно благодарным зрителем:
— Пойми, ангел, я же не просто так, в моих действиях есть глубокий, высший смысл!
— Так глубокий или высший, мой дорогой? — Азирафаил сидел на диванчике и с интересом наблюдал за другом, у которого было то самое настроение, в котором он становился чрезвычайно занимательным собеседником, но к людям его лучше было не пускать.
— Это одно и то же.
— Нет.
— Ангел, не спорь со мной!
Азирафаил улыбнулся:
— Ладно, не буду. Так в чём особый смысл всех твоих деяний?
Кроули посмотрел на него с обличающей обидой, даже сдвинул любимые очки на самый кончик носа:
— А ты не понимаешь? Даже ты, ангел?
— Я такое же творение Её, как и все остальные, — Азирафаил кротко опустил глаза в столешницу, пересчитывая количество пустых бутылок. — Ничем не лучше остальных.
— Я — Совесть человечества! Её материальное, можно сказать — персонифицированное, воплощение! Разве это не очевидно?
— Нет, — признался ангел, несколько удивлённый подобным поворотом повествования. — А с чего ты это взял, мой дорогой?
Кроули экспрессивно взмахнул руками:
— Ну вот смотри: когда человек совершает что-то плохое, приходит его совесть и… что она делает?
— Хм, — Азирафаил задумался. — Начинает «грызть»?
— Мучить, — поправил его демон. — Отравляет жизнь, каждое её мгновение, пока человек не осознает и не исправится.
Азирафаил согласно кивнул:
— Допустим. А ты тут при чём?
Судя по тому, как выразительно, с настоящей мукой, Кроули поднял лицо к потолку, он ожидал большего понимания, но Азирафаил придерживался мнения, что заканчивать за демоном логические цепочки — дело, с одной стороны, опасное, а с другой, не такое весёлое.
— Когда люди ошибаются, поступают плохо, прихожу я и тоже отравляю им всю жизнь. А это значит, что я — совесть всего человечества.
— Ты…
— Не спорь со мной, — напомнил Кроули.
— Хорошо, мой дорогой отец софистики. Принеси с кухни тортик, пожалуйста.
Азирафаил безмятежно улыбался, представляя, как следующие лет десять протрезвевший Кроули будет шипеть, услышав про человеческую совесть. Воистину, зло в самой своей сути таит зёрна собственного поражения. Но иногда это очень мило.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Материнская любовь

Я нежно люблю этот канон, всё ещё мечтаю написать по нему как минимум одно миди, про встречу Андерсена и отца Венсон, но когда это будет, уууу... Если вообще будет.

Название: Материнская любовь
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  D~arthie и  Tadanori
Канон: “Колонизация”, И. Сыромятникова
Размер: драббл, 316 слов
Персонажи: семья Венсон
Категория: джен
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Краткое содержание: её отец — самое лучшее, что с ней случилось за все тридцать лет.

Мать Эмили часто говорила, что очень любит её, и, ссадив со своих рук на диван, уходила заниматься своими делами, оставив дочь развлекать себя самостоятельно или с помощью не отрывающегося от работы отца. Отец, в свою очередь, обычно говорил, что “как же ему это всё надоело” и отдавал на растерзание какие-нибудь уже ненужные ему документы, которые всё равно планировал отправить в мусоросжигатель.
Эмили это совершено не удивляло, потому что так было всегда, и, на самом деле, ей нравилось пробираться в кабинет отца так, чтобы он её не замечал, а больше всего нравилось, когда тот всё-таки находил её на пирамиде своих книг и начинал шёпотом, чтобы не потревожить жену, ругаться на совершенно отбившуюся от рук дочь. Эмили уже к семи годам знала, что отец, во-первых, не страшный, во-вторых, всегда выполняет и обещания, и угрозы, в-третьих, если ты нашла лазейку — то это твой законный тайный лаз, за который тебе ничего не будет.
Мать всегда улыбалась ей, когда видела, ласково гладила по голове, а потом Эмили могла бежать, куда ей захочется. За первые тридцать лет жизни дочери мать Эмили не сделала ничего, чтобы той захотелось бежать к ней, но Эмили всё равно почему-то не сомневалась в том, что мать её очень любит.
Уже уходя, практически убегая из дома, пока отец задержался на работе, чтобы с собственной дочкой улететь на Гениус IV, Эмили снова, как привыкла, обернулась к вышедшей из своей комнаты матери.
— Удачной дороги, — та смотрела на неё ясным-ясным, лишённым тревоги и сомнений взглядом. — Я очень тебя люблю.
— Я знаю, — «Я тоже». — Я только не понимаю…
— Чего, лапочка?
— Почему ты ничего для меня не сделала? Никогда.
— Разве? — мать так искренне удивилась, что Эмили почувствовала иглу стыда, проколовшую сердце. — Я нашла тебе лучшего отца, разве не так?
…
— Так. Спасибо, мама.
Эмили знала уже больше двадцати лет: отец не страшный, отец выполняет обещания, все лазейки — её законная добыча.
А ещё её отец — самое лучшее, что с ней случилось за все тридцать лет.

---

Куда он лезет?

Название: Куда он лезет?
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  D~arthie и  Tadanori
Канон: “Меч Лун”, И. Сыромятникова
Размер: драббл, 138 слов
Персонажи: Карани
Категория: джен
Жанр: немножко юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Дэвид Икторн с точки зрения мага Карани слишком активен

Дваждырождённый с лицом Кристофа зашёл в кабинет и бросил перед Карани письма с новостями.
— Сначала мальчишка помог магу и отцу, — глухо начал объяснять союзник.
— Это я знаю.
— Потом он от нас сбежал, но Мирандос установил слежку, — продолжил тот.
— Об этом Мирандос и меня предупреждал.
— Потом мальчик снова убежал, уже и от своих спутников…
Карани почти восхищённо замер:
— Господи, куда он всё время лезет?!
— Потом, когда мы как раз добрались до его спутников, он вернулся. Да, даже у меня начинают просыпаться эмоции, не пытайся сформулировать свои в слова. Ты ещё слишком человек для этого.
Карани молча кивнул, и несколько мгновений маг и дваждырождённый молчали в полном взаимопонимании.
— Так зачем он вернулся?
— Спасти своих слуг. И у него был Меч.
— Это… плохо. Но хорошо, что Меч Лун всё-таки найден. Один только вопрос меня теперь волнует.
— Какой?
— Куда он теперь полезет?!

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Значит, сдохну как герой

Название: Значит, сдохну как герой
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета:  D~arthie и  Tadanori
Канон: “И.О. Капитана”, И. Сыромятникова
Размер: драббл, 245 слов
Персонажи: Гай Челленджер, Нил Линдерн (Шакал)
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: Как мило, что их с Рейкером чем дальше, тем чаще поминают вместе, и отнюдь не добрым словом.

Входящий вызов приходит от неизвестного абонента, и Гай принимает его, не сомневаясь в том, кого именно услышит:
— Здравствуйте, мистер президент.
— Ты не можешь знать этот номер, — смеётся Шакал на том конце связи, и Гай улыбается, хоть никто и не оценит.
— Кто бы ещё мог мне позвонить с незнакомого номера? — Шакал же имел для этого повод. — Вы слишком благородны для политики.
— Пока справляюсь.
Это было правдой. Благородный или нет, но Линдерн не был наивен и глуп. Однако осложнить себе жизнь умел и любил почти так же, как Рейкер. Благородные сказочные рыцари космической эры.
— В этот раз вычислить от кого пришла информация, ни для кого не составит труда, — заметил после короткого молчания Линдерн.
— Вы же справились, — согласился Гай.
— Я всё ещё могу не дать ей хода. Есть и другие варианты.
Гай подошёл к окну, из которого открывался прекрасный вид на столицу, такую блистательную и уязвимую.
— Долго и ненадёжно, Шакал.
— Тебя убьют в этот раз.
— Значит, сдохну как герой. Вы же поставите мне памятник?
Президент в трубке фыркнул:
— Надгробный.
— Вот и экономия для наследников.
Они снова немного помолчали, потом Шакал проворчал:
— Какое счастье, что вас обоих учил не я.
Как мило, что их с Рейкером чем дальше, тем чаще поминают вместе, и отнюдь не добрым словом. Интересно, лет через сто их имена станут ругательствами? Или всё-таки раньше?
— Да, седина бы вам не пошла.
— Поганец. Гай…
— Да?
— Я рассчитываю, что это не последнее письмо от тебя, — негромко намекает Линдерн, что, видимо, должно читаться как "только попробуй действительно сдохнуть".
— Конечно.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра