Найти свой подарок, сплетенный из колосьев
@Firesnakes
Гы, может выгорит запланированное... Ну или не выгорит, и я сделаю что-то другое. Или орёл, или решка, а как-нибудь да будет
Труд правда тоже на этот год предполагается, а не давно продолжающийся, но ленивого даже гроб не исправит, и там отсыпаться будет.

---

Ура-ура, кхм.

Что я могу сказать по концовке Ноблесс, учитывая, что мой последний заход на этот кактус остановился где-то в начале 7-го сезона...
Это всё очень странно. Очень жаль Раскею, мне нравилась эта девочка, ещё со времён третьего сезона, когда её, я помню, в фандоме не любили, не знаю как сейчас. И просто жаль, потому что она мне нравилась, и сука, в отличии от её батюшки, у неё ещё никакого наследника вроде как нет. Даже младенцем.
Весь этот детский садик, штаны на лямках, опять доверили Геджутелю. Над мужиком можно только порыдать.
Зато Рея всё-таки в конце убили. Я хотела, но не смела надеяться. За это спасибо.
Но концовка всё равно до фига смята, хотя бы потому что нам ничего не показали про то, как там всё после, хотя бы дня через два.

Мужика оставили выламываться и за наставника, и за советника, и за Лорда, и за Ноблесс, ещё и конфликт с людьми, как я понимаю, разгребсти надо, и оборотням, вроде, помочь. Хорошо мужику будет, нескучно.

---

Лаконичный гороскоп в котах

---

---

Новый год к нам мчится,
Дождь в окно стучится!

С Наступающим Новым Годом, всех)) Всего самого лучшего и успешного в новом году

---

Пройти тест

---

По наводке от Солнца

---

А на какой из рубежей ГСЧ
будет похож ваш ваш будущий год?

---

Поезд движется отлично, в направлении Русско-Тибетского словаря.
И пусть икается всем авторам, которые недодают героям имён

---

Замечательный продавец, это когда ты смотришь на него глазами наивного суслика и такой:
— А мне бы теперь найти такую красивую, вкусную тетрадку, чтоб в неё писать хотелось.
А продавец такая задумчивая:
— Вкусная тетрадка говорите... давайте подумаем.
И начинает предлагать

---

У вас всё очень и очень плохо с зубами, когда ваш стоматолог МЕЧТАЕТ не видеть вас пол года (и при этом с болью признаёт, что в течении 1-2 месяцев нужно удалить 1, а лучше 2 восьмёрки, но за вторую она браться не хочет, а так же советует осматриваться каждые три месяца, а не как здоровые люди) и во исполнение этой мечты, готов поставить вам внезапно образовавшуюся третью пломбу бесплатно. Просто чтоб сделать и ЗАБЫТЬ. Новогодний подарок. Это плюс к двум бесплатным обезболам (и ещё двум вчера, тоже бесплатным).

Когда твой стоматолог знает тебя большую половину твоей жизни...

---

Другие тесты и гадания от Шувани

---

Команды за которыми я, может быть, буду следить

Я всем сердцем обожаю эту историю. Пусть я и не читала пока последние части, но всё равно ар-ар-ар (можно ли будет считать эти тексты каноничными или всё-таки аушными фанфиками? )

Ну... э... Вдруг мне додадут хоть немного отношений Сантьяги с Князем и Захара с братом Ляпсусом?

Не уверена, но может быть

то ли я тупой, то ли у ребят и правда нет банера, так что пришлось воровать из поста приёма заявок кусок поста. Вообще не смотрела сериал. Почти не знакома со вселенной. Но есть шанс получить вкусненькое

Обожаю Геннадия Петровича. Буду ждать, хотя основной истории про Некрамансию не читала. И про вторую историю не слышала даже раньше. Но Генадий Петрович

Ну и ещё новеньких

запись создана: 19.11.2018 в 20:48

---

Название: Ограниченные желания
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Фандом: Стальной Алхимик
Размер: мини, 1 941 слово
Пара: Грид/Расс, Ласт (намёк на Ласт/Хэвок)
Категория: преслеш, упомянут гет
Жанр: милота и грустнявочка
Дисклеймер: мир не мой, герои не мои.
Размещение: Спросить, хотя бы принести ссылку.

Весна в Центре всегда повита свежим ветром и запахом ландышей. Грид дышит полной грудью, подставляя лицо воздуху. Идеальный Щит, он всегда подсознательно ждёт, что ничего не почувствует из-за своей превосходной защиты. Всегда радуется, что обманывается в этом ожидании.
Всегда — это он со слов Расса, разумеется. У него-то эта весна первая и в Центре, и вообще.
— Принимаешь солнечные ванны? — Гнев Отца, как обычно вне работы, имеет вид необыкновенно добродушный. И Грид уже привык к этому, но всё равно, до сих пор, чувствует смутные опасения каждый раз видя эту улыбку доброго дядюшки. Гремучая змея — это не страшно, не так страшно, как подколодная. Интересно, может ли Гнев вообще быть подколодным? У Грида слишком мало статистического материала, чтобы делать выводы, да он и не пытается. Просто из всей Семьи предпочитает общество фюрера любому другому.
Бредли как-то пошутил о встречах и переговорах на высшем уровне: принц крови и военный диктатор, два мешающих всем нормально жить огрызка чужой души. После этого Грид чуть ли не час пытался утихомирить Линга (это ведь он принц, прочь с дороги всякие гомункулы обыкновенные; порой Жадность посещала мысль, что и гордыня этого человека могла бы посоперничать с Прайдом) и поругался с Рассом, потому что попробуй не ссорится с одним собеседником, когда скандалишь с другим. Кажется, тот нашёл всё это весьма забавным (Бредли вообще питал тайную необъяснимую слабость к проявлениям человеческой силы), но больше так не шутил. Великий фюрер Аместриса слишком хорошо сочетал в себе опасные увлечения и просто фантастическую осторожность для того, чьей сутью должна была быть ярость. Иногда Гриду бредилась в этом — деликатность.
В любом случае, откидывая голову назад, чтобы встретиться с чужим одноглазым взглядом, Грид не отказывает себе в удовольствии подразнить товарища по судьбе.

…не получать желаемое…

— Ты уверен, что Отец отдал тебе гнев, а не авантюризм?
Расс усмехается и смотрит так пронзительно, будто его обычный глаз вдруг овладел теми же свойствами, что и абсолютный. Так не смотрят, а держат — клыками за глотку.
Грид улыбается в ответ самой безмятежной из улыбок Линга.
— Отцу никогда не был свойственен авантюризм, Щит.
— С чего ты это взял? — перебивает Жадность. Ему не особо интересно говорить об Отце, куда как забавнее о Рассе. — Постиг все его замыслы?
Но Бредли не ведётся (Боже, разве может воплощённая эмоция, желание — любое — быть столь рассудочно?), только улыбается ещё шире: я тебя разгадал, Грид, я тебя разгадал, вот твой шах, увернись от мата.
Ты его разгадал, на секунду высверкивает усмешкой — не улыбкой — Линг Яо, ты его разгадал, Кинг Бредли, но у него есть я, и, значит, никакого мата не будет.
— Я старею, ты же знаешь?
— Да, вижу, — Грид не хочет думать о смысле этого молчаливого обмена мнениями (встречи, блять, на высоком уровне, рядовые гомункулы уйдите с дороги), но его веселит, что Расс, кажется, доволен ответом сумасбродного принца, и его совершенно не напрягает собственная непоследовательность. — Сдаёшь…
— Догадываешься, что ещё это означает?
Голос у него низкий, хриплый, шершавый, как грубая ткань: хочется то ли прикоснуться, чтобы унять зуд на кончиках пальцев, то ли оттолкнуть прочь. Обычно Грид не любил двойственности в собственных ощущениях, но Расс — свой, так что… пусть.
— Без понятия. Я же не старею.
Усмешка Бредли на несколько мгновений становится злой и едкой, как кислота. Сразу вспоминаешь, что не с безобидным дядькой общаешься, а с безжалостным тираном. Пусть и не забывал об этом никогда, а всё равно — будто с пыльной фрески стёрли старую грязь. Линии проступили чётче, цвета — ярче. Залюбуешься.

…зато умираешь прекрасно.

— Приходится взрослеть, Грид, — широкая ладонь тянется так, будто хочет потрепать по щеке, как ребёнка или щенка. — А с возрастом, — рука, не закончив движения, возвращается на место, а Грид давит в себе раздражение и неуместное сожаление, — начинаешь видеть некоторые вещи лучше. Одного времени для этого — мало.
— О, — только и смог ответить Грид. Это если конструктивно. — Забавно слушать, как ты ищешь в этом светлые стороны. Даже жалеть уже не хочется.
В лице Бредли ничего не меняется, да, впрочем, никто и не ждал. Подначка настолько жалкая, что самому смешно, и, разумеется, не стоит особого внимания. Поэтому Расс просто отворачивается и смотрит на — Грид следит за его взглядом — вид раскинувшегося перед ними города, и продолжает так, будто они и не отвлекались:
— Да. Так что просто поверь, авантюризм Отец мне передать не мог. Да у меня его и нет, с чего ты взял?
— Не похоже.
— Это совсем другое дело. Азарт.
— Дурное это дело, твой азарт.
Гриду не нравится, когда смотрят не на него. Когда что-то принадлежит не ему. За языком следить надо, комментирует и советует то ли где-то в голове, то ли под сердцем Линг. И вздыхает почти сочувственно. По-настоящему бесит.
— Тоже не одобряешь? — Бредли, не глядя, вытягивает руку и несильно бьёт его двумя пальцами между лопаток. То ли угрожающее предупреждение, то ли просьба не сутулиться так сильно хотя бы в его присутствии. Военная жилка, всё такое.
Грид морщится от удара (не болезненного), от вопроса (неудобного) и думает, что это не его категории: одобрять или нет можно что-то правильное, вредное, хорошее, опасное. А он знает только то, что хочет. Какие либо ещё оценки ему просто не известны.
— Если тебе это нравится — почему нет?
Если ты этого хочешь, кто может запретить тебе это? Грид не понимает, что заставляет Расса сожалеть о собственных желаниях. Он не жалеет ни об одном из своих. Даже о том, что заставляет замирать неподвижно под рукой Гнева.
— Если бы ты мог, ты бы бросил к своим ногам весь мир, — пальцы Бредли всё ещё едва касаются спины, горячие, словно из печи, и жар от них расходится по всей спине. Линг в голове сидит на воображаемой жерди и меланхолично болтает одной ногой.
— Разве не это мы все и делаем? — удивление почти искренне. Почти — потому что он уже успел понять, что так действительно думают не все, но всё ещё с трудом в это верил.
— А разве мы делаем это?
Вопрос обматывается вокруг горла медленной удавкой. Шестое, седьмое, десятое чувство кричит, что отвечать опасно. Не Рассу — себе.
Незнание — благо.
— Действительно, мы пытаемся весь мир съесть.
Пальцы медленно, почти не касаясь, скользят вдоль позвоночника, а потом ощущения прикосновения пропадает.
— И правда.
— Расс?
— Что?
— Ты недоволен? Тем, что мы обезоружили этих детей?
Несколько мгновений между ними висит тишина: густая, насыщенная, предгрозовая. Тяжело дышать, тяжело понимать. То, что происходит в чужой голове: слишком сложное и перекрученное, слишком опасное. Линг внутри улыбается и говорит, что это так же захватывающе, как пройти через пустыню или выжить при дворе отца-императора. В чём-то у них — обоих — ситуации схожие с принцем: от их папаш одни проблемы.
Но в итоге Расс просто смеётся, почти добродушно, и людей становится почти жалко.
— Нет, меня всё устраивает, — в его голосе искреннее удовлетворение и… предвкушение.
— В самом деле… ты так в них веришь?
Кинг Бредли улыбается и смотрит то ли вперёд, то ли в никуда:
— Если у них не получится выполнить моё желание — будет досадно.
Грид не спрашивает, чего он хочет: это кажется самым опасным вопросом за весь разговор. В некоторые бездны лучше не смотреть никогда. Вместо этого он сжимает чужое запястье. Молча. Обещая что-то, чего сам не знает. Обещая за людей, которых не знает, в которых не верит, обещает — может быть это Линг в нём, но принц молчит и смотрит, не вмешиваясь — что всё исполнится. И когда Расс прикрывает единственный видимый глаз — согласно и, ха, благодарно — Грид чувствует потерю.

— Знаешь, — игра теней в зеркале, определённо, не должна так чётко складываться в образы погибших, — если он тебе так нравится, то мой тебе совет: не стоит убивать его во второй раз.
Расс устало вздыхает, расстегивает воротник и наливает себе что-то крепкое из первой попавшейся под руку бутылки.
— Давно не виделись, Ласт. Не ожидал встретить тебя ещё раз.
Она улыбается, как все соблазны мира, и почти лежит в отражении его кресла. Всегда слишком гибкая, в зазеркалье она и вовсе овладела теневой пластичностью и тонкостью. Изумительное зрелище, если ты художник или хоть что-то понимаешь в картинах. Мисс Бредли понимала в них достаточно, чтобы привить определённые взгляды и мужу.
— Не напоминай, я до сих пор не смирилась с новым положением, знаешь ли.
— Тем не менее, — Бредли задумчиво смотрит на стакан, но пить не торопится. Ласт — последняя, не считая Отца, с кем бы он согласился беседовать на нетрезвую голову. — Не думаю, что от тебя подобные советы звучат убедительно.
Женщина — красивая, даже более, чем опасная — внезапно твердеет, не меняя позы, черты её лица будто заостряются, и сразу вспоминается, что при жизни она была клинком, равно пронзающим и тело, и разум. Особо несчастным — и сердце.
— Именно поэтому я тебя и предупреждаю.
— Делишься неприятным опытом? Ты, кстати, в курсе, что не убила его? Этого паренька?
— Да, — её глаз не видно, но Расс не сомневается, что в них досада. От невыполненной ли работы, от того ли, что быть рядом больше нет возможности — ему не важно. — И что он даже не приобрёл пирофобии и продолжил курить — тоже.
— Тебе так не нравится эта его привычка?
— Совершенно не понимаю, что он в ней нашёл. Из всех её достоинств — только умение медленно убивать людей.
— Тогда я понимаю, что он нашёл в тебе. Твои умения убивать людей, конечно, куда как разнообразнее.
Если бы взглядом можно было убивать… если бы из зеркала можно было дотянуться до реального мира…
— Жаль я не могу их продемонстрировать на тебе, — её голос шипит и извивается грациозной, рассерженной змеёй. Не будь она мертва — он бы, пожалуй, испугался.
— Ты упустила свой шанс.
— Да. Вот об этом я и пришла с тобой поговорить, верно? — она успокаивается, снова, так же не двигаясь, будто растекается по чёрной коже. Призрачная, эфемерная, ненастоящая. То ли призрак, то ли бред уставшего сознания. Физиологически они ведь мало отличаются от обычных людей, верно?
— О твоей… м, неудаче?
— О том, что ты планируешь совершить ту же ошибку, что и я. Тебе ведь действительно понравился этот глупый мальчишка, верно?
— Ты преувеличиваешь, Ласт.
Она качает головой, так, как это делает его жена, когда Прайд в очередной раз слишком увлекался изображением Салема.
— Понравился, Расс. Эту ошибку, понимания, когда всё уже закончилось, за мной тоже повторять не стоит.
Он молча ставит на стол второй стакан так, чтобы он полностью отражался в зеркале, и наполняет и его.
— Угощайся.
— Спасибо.
Какое-то время они сидят молча, не столько напиваясь, сколько пробуя на вкус едва смоченные губы.
— Хорошо, он мне нравится, что из этого? — какой смысл остерегаться мертвецов, в конце концов? Они похороненные и забытые, они просто иногда возвращаются.
Ласт улыбается мягко и понимающе.
— Не убивай его во второй раз.
— Ты говоришь так, будто необходимость обязательно возникнет.
— Потому что так оно и есть, и ты тоже это понимаешь, верно? Разве что, ему не хватит времени осознать собственные желания… или, наоборот, хватит.
Весна ещё не успела принести настоящего тепла, но в комнате жарко и душно.
— Нравится говорить загадками?
— А как же. И ещё один совет…
— Эк ты вошла во вкус...
— Молчал бы уж. Кто тут вошёл во вкус сурового правителя, хотела бы я знать.
— Я.
— Вот и не перебивай. Расс… — она одним плавным движением встаёт перед ним — тёмным провалом в небытиё, чёрным разломом реальности, прекрасная и ужасающая. — Расс, последний совет, если тебе кто-то нравится — не умирай. С твоей смертью всё на самом деле кончится.
— Я и не собирался…
— И врать мне тоже — уже не стоит. Мертвецы они, — она небрежно взмахивает рукой, — уже ничего не сделают. Никому. Прекрати искать подходящую смерть, пока у тебя есть жизнь.
Она была лишь морок, лишь игра светотени в изменчивой глубине отражений. И пропала мгновенно, растворилась между двух взмахов ресниц, отразилась в чужом зрачке тьмой.
— Это невозможно, — говорит — признаётся и кается разом — Расс опустевшему зеркалу. — Это невозможно, сестра. Всё, что нам дано выбрать — это смерть. Тебе, мне, и ему тоже, — он делает глоток, обжигая рот крепкой горечью. — И единственное, что я действительно могу: не умереть от его руки. И всё, Ласт, что ещё мы можем?
За окном слышен шелест молодой листвы, и Гнев различает в нём смех мёртвой, лишённый всякого веселья. Быть убитыми не теми, кто их любит — вот и вся свобода могущественных бессмертных. Она думала об этом — впервые — сгорая в пламене.
Он вспомнит об этом, в последний раз смотря в небо.

---

Буря

Название: Буря
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Фандом: КВМ. "Человек Паук. Возвращение домой"
Размер: 665 слов
Пейринг/Персонажи: Эдриан Тумс, Питер Паркер
Категория: преслеш
От автора: в целом, можно считать продолжением Понимания
И во всём всё ещё виновата Мок)))
Размещение: сообщите, и хоть на перловку.

— Это превращается в какую-то вредную привычку, — пробормотал Питер, прижимаясь спиной к влажным земляным стенам пещеры.
— Лучше бы ты курил, Кузнечик, — с чувством признался Тумс, опираясь плечом о камень прикрывавший пещеру от ветра. Летать в такую погоду не получалось даже на супер-инопланетных крыльях. О паутине тем более говорить не приходилось. — Или выпивал. Ты когда-нибудь напивался?
— Мне ещё нельзя.
— Угу. Типа вредно для здоровья? — взгляд мистера Стервятника прошёлся по распоротому плечу.
— Тётя волнуется, — не то чтобы Питер не понимал как это звучит. Но молчать было холодно, а разговор, даже такой, отвлекал.
— Уверен, лежи ты где-нибудь у неё на диванчике пьяный, ей было бы куда спокойней, — заметил Тумс и уселся удобнее. — Вот что тебе от меня сегодня надо было, Кузнечик?
Питер поморщился:
— Вы можете, наконец, прекратить меня так называть?! — серьёзно, он уже несколько раз просил. Последний раз перед тем, как снова его в тюрьму посадил два месяца назад. Неужели нельзя запомнить?
На самом деле он уже почти слышит — заранее — насмешливое «Конечно, Кузнечик». Тумс его никогда не слушает.
— Не кричи на старших, Кузнечик, это невоспитанно, — улыбается Мистер Стервятник, а Питер откидывает голову назад, стукаясь затылком об удачно подвернувшийся корень. Разумеется, он угадывает, и Тумс его не слушает (и начинать не собирается), разумеется, Тумс говорит совсем не то, чего Питер ждал.
Наглядное доказательство того, что в чужую голову не залезешь, даже если научился угадывать маршрут чужого полёта за секунду до того, как у того изменится направление.
— Перекрикиваю ветер.
— Лиз не говорила тебе, что ты не умеешь врать? — а вот теперь голос по-настоящему насмешливый.
Говорила.
Питер не хочет говорить о Лиз. Не с её отцом. По разным причинам.
— Обычно я хорошо учусь.
— Точно, ты же у нас маленький гений, да? — звучит ужасно. Слишком серьёзно. Питеру почти физически больно где-то между рёбер из-за отсутствия насмешки или покровительности в чужом спокойном голосе.
«Это спокойствие, — думает Питер, прикрыв глаза и не отвечая, — нужно запретить законом. Как инопланетное оружие или тяжёлые наркотики. Мне срочно нужна доза противоядия от него расфасованную в чужую язвительность».
Ветер за камнем, за спиной Эдриана Тумса, гудит по демонически завораживающе и страшно. Питер всерьёз думает, не попробовать ли спустится по обрыву, благо не слишком высоко, надеясь на липучесть рук и ног. Но идея слишком глупая, и слишком очевидно обречённая на неудачу. Не только из-за непогоды, но и потому что вряд ли его вообще выпустят. Не для этого его сюда притащили.
Действительно вредная привычка: вытаскивать друг друга из взрывов, бурь и других слишком смертельных неприятностей. Питер его только из тюрьмы не вытаскивал. А Стервятник его из тех ловушек, которые сам организовал. Но циклон — это точно не его рук дело.
— Разве в это время года здесь бывает такой ветер? — Питеру хочется уйти. Или всё-таки выяснить, что нелегальному оружейнику здесь понадобилось.
— Здесь даже скандинавские боги и пришельцы бывают, — Стервятник кивает на свои снятые крылья, стоящие у другой стены, — а тебя удивляет погода? Хорошее чувство юмора.
Голос резонирует с ветром или ветер подстраивается под этот голос, Питер не знает, но у него по позвоночнику пробегает дрожь. А может, это просто холод. Можно было позвонить кому-нибудь, чтобы его забрали отсюда. С некоторых пор у него хватало знакомых, которым не помешала бы и погода похуже, но это было бы дурной благодарностью за то, что ему не дали нанизаться на старый обломок сосны. Вряд ли паучьи силы были рассчитаны на то, чтобы заживить сквозную дыру в животе с ладонь шириной.
И вообще…
Что именно вообще, Питер даже про себя не додумывал никогда. Чувство самосохранения останавливало.
— Прогноз говорит, что это на сутки, — замечает Питер.
— Ясно, — Тумс улыбается, но ладонью по глазам проводит устало. — У тебя костюм с подогревом?
— Да.
— Вот и ложись спать, Кузнечик. Делать тут больше всё равно нечего.
— Можно книжку почитать, — возражает Питер просто так, только ради того, чтобы поспорить, но под выразительным взглядом вскидывает руки. — Понял, понял. Молчу.
— Спи лучше, — фыркнул Тумс, закрывая глаза. — Натрещишься ещё.
И они действительно засыпают в обществе друг друга, как будто и не были врагами, как будто это нормально, как будто в обществе друг друга они были в безопасности. От этой мысли что-то протяжно, тонко, отчаянно ноет в груди. До боли.

---

Коньяк

Название: Коньяк
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 412 слов
Канон: Ноблесс
Персонажи: Геджутель и др.
Категория: джен
Рейтинг: G
От автора: писалось, как исполнение на фест "Т20-02 Геджутель. Сидеть вечером с закрытой бутылкой коньяка и пустым бокалом, потому что даже выпить не с кем."

— Геджутель-ним, — улыбается Франкенштейн, ставя перед ним бутылку с чем-то, по цвету смутно напоминающим чай, — вы обязательно должны попробовать.
— Что это? — он не ждал от этого человека ничего хорошего. Впрочем, ничего плохого тоже не ждал.
— Ал-ко-голь! — по слогам, как неразумному, отвечает гость, открывая бутылку и разливая по стоящим рядом бокалам принесённое угощение с резким запахом.
— И всё?
— Крепкий, — кается Франкенштейн, поднимая бокал. — Но вы такой серьёзный всегда, что споить вас вином всё равно не выйдет.
— Этим тоже, — Геджутель улыбается и берёт собственный бокал. — Раз он крепкий, значит, его просто надо меньше пить.
— Почему вы всегда такой нудный?
— Тебя это бесит, — резонно отвечает глава клана и первый советник Лорда, как будто это действительно важная причина, и пробует жидкий янтарь. Странный вкус. Не очень приятный, но почему бы нет?

— Геджутель, — заговорщицким шепотом обращается к нему Лорд, наклоняясь в своём троне. — Раз мы всё закончили, давай сбежим куда-нибудь и напьёмся.
— Мой Лорд, вам не подобает…
— И воспитание не позволяет, — радостно соглашается его повелитель. — Давай?
Геджутель прикрывает глаза и считает до трёх. В конце концов, кто он такой, чтобы что-то запрещать Лорду? А последняя принесённая Франкенштейном бутылка стояла нетронутой уже два месяца.
— Давайте.
Лорд улыбается, хлопая его по плечу:
— Посидим, обсудим детей…
Почему-то Геджутелю кажется, что главным ребёнком, которого будет обсуждать Лорд, станет Рейзел-ним.

— Отец, что это? — Руссар взбалтывает початую бутылку коньяка с исследовательским интересом первооткрывателя.
— Крепкий алкоголь из мира людей, — Геджутель смотрит на сына со скрытой нежностью. Тот последние полгода мечется по всей Лукедонии счастливый и уверенный в безоблачности мира после рождения сына.
— Хо, подарок твоего пропавшего приятеля? — Руссар откручивает крышку и нюхает. — Можно попробовать?
— Он не был моим приятелем, — чуть хмурится Геджутель. Он скучает. По совместным тренировкам с Рагаром и Франкенштейном, по временам, когда Истинный Ноблесс тихой тенью жил в своём доме, присматривая за Лукедонией, по дням, когда старый Лорд доводил его до тика своими выходками, а среди друзей не было предателей. Хорошие были времена. Жаль, что кончились. — Рюмки в соседнем шкафу.
— Я помню. Хорошо, не приятель, а спарринг-партнёр, — сын не любил спорить, Геджутель давно заметил. Впрочем, это не значило, что он легко соглашался с чужим мнением или отказывался отстаивать своё. Руссар умел, не споря, стоять на своём, и Геджутель им гордился. — Присоединишься ко мне?
— Давай.

Коньяк стоит на столе рядом с пустым чистым стаканом, пламя камина расцвечивает его тёплым медовым светом, и Геджутель медлит, не убирая его в бар, откуда достал почти случайно, по привычке грозовых вечеров. Только пить больше не с кем, а сам с собой он не умеет. И учиться не собирается.

---

Недопустимое

Название: Недопустимое
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 436 слов
Канон: Ноблесс
Пейринг: Регис/Франкенштейн
Категория: слеш
Рейтинг: PG (ибо слеш, а не ещё почему-то)
От автора: писалось, как исполнение на фест "Т20-37 Франкенштейн/Регис. "Я что, похож на педофила?!""

Регис ничего не делает, но он смотрит, а Франкенштейн давно научился понимать и правильно читать чужие взгляды. Особенно такие. И избегать их научился ещё в той далёкой, до Лукедонии даже, жизни, потому что эти взгляды, то, что они предлагали, отвлекали от работы. Но куда уйти из собственного дома, в котором теперь счастливо жил Мастер? И как игнорировать внука существа, которого ты уважаешь сильнее и глубже, чем большинство живущих на свете?
— Франкенштейн, — Мастер бросает его имя, как камень в воду. Ты же видишь. Ты понимаешь. Не делай вид, что нет.
Франкенштейн не отводит взгляд, но решить, что делать с Регисом не может. Потому что нет решения.
— В этом нет ничего страшного, — спустя несколько недель снова говорит Мастер, и Франкенштейну то ли смешно, то ли жутко. Потому что нет, он не готов считать это нормальным. Не с ребёнком, которого нужно гладить по головке, когда он молодец, и ставить в угол, когда накосячил. Ну, или не гладить и не ставить, потому что воспитание юного наследника Лендегре не забота Франкенштейна.
Нет, Франкенштейну не в чем упрекнуть Региса, тот и жестом не демонстрирует — старается — своих чувств, и, может быть, им даже получилось бы сделать вид, что ничего на самом деле не происходит, что Регис просто восхищается, а Франкенштейн не умеет понимать чужие взгляды. Но Мастер смотрит слишком долго — непонимающе и разрешающе, — М21 слишком понимающе и сочувственно опускает ладонь на по-птичьи тонкое плечо мальчишки, Тао и Такео слишком синхронно замолкают, стоит только одному из них войти в помещение, когда в нём уже есть другой. И только Франкенштейн и Регис, как два глупых клоуна, с упорством смертников не понимают и не замечают ничего.
— И вы действительно ничего не можете сделать? — М21 стоит на пороге его домашнего кабинета, опираясь плечом о косяк.
— Я что, похож на педофила?! — с накопившимся раздражением рычит Франкенштейн, поднимая взгляд от бумаг. У него даже желания делать вид, что он не понял, о чём его спросили, нет. Он слишком устал от всеобщего… разрешения на то, что он сам считал невозможным и недопустимым. Они с Регисом оба считали, если уж на чистоту.
Полуоборотень пожал плечами:
— Вы похожи на кумира. А в кумиров легко влюбляются, — в голосе М21 нет ни осуждения, ни насмешки. И даже ободрения — одобрения — нет, за что Франкенштейн по настоящему благодарен. — Но обычно издалека.
Франкенштейн закрывает глаза и кивает.
Да.
Об этом надо подумать.
Спустя два дня, на предложение вернуться на какое-то время в Лукедонию, к деду, Регис молча кивает, понимающе и облегчённо, не хуже Франкенштейна знающий насколько вот этого вот между ними быть не должно было никогда. Франкенштейн почти восхищён: мальчишкой ли, тем ли кто его воспитал… но восхищён.
И благодарен.

---

Яд

Название: Яд
Автор:  Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 296 слов
Канон: Ноблесс
Пейринг: Шинву/Тао
Категория: слеш
Рейтинг: PG (ибо слеш, а не ещё почему-то)
От автора: писалось, как исполнение на фест "Т20-04 Шинву/Тао. Шинву слишком много слышит о Тао от Ик-Хана, так много, что через какое-то время не может выкинуть того из головы."

— Ты знаешь, братишка Тао рассказал мне про один способ защиты компьютера и это гениально! Он…
Шинву кивает рассеяно и думает, что знает о «братишке Тао» слишком много. Чем увлекается (хотя не понимает в этом ничего), в чём разбирается лучше всех (если верить Ик-Хану), где предпочитает проводить свободное время в школе (Шинву не помнит, в какой момент стал обращать на это внимание), как улыбается, когда видит что-то забавное и недопустимое, и какого цвета у него кожа в тени или на солнце (а когда он стал замечать это, Шинву даже не хочет помнить, он всё ещё надеется, что никогда, что это просто плохой сон). Он очень хочет, чтобы Ик-Хан замолчал и больше никогда не произносил это имя, потому что знал, кто виноват в том, что чужое имя — не то, к которому он привык — ядом проникло под кожу. Но стоило ему открыть рот чтобы, если не попросить сменить тему, то хотя бы отвлечь друга на что-нибудь другое, и он не может выдавить из себя не звука.
Шинву хочет слушать дальше и больше. Там, за всеми аварийными сигналами и защитными баррикадами внутри собственной головы — хочет. Как хотят дозу — табака, алкоголя, опиата, яда, — даже зная, что ни к чему хорошему это не приведёт.
Шинву привыкает к суицидальности собственных эмоций, как привыкают к новому климату, смене часовых поясов, непривычному, до головокружения, составу воздуха. Это даже оказывается не сложнее, чем смириться с безнадёжностью своих предыдущих чувств. У него есть навык: любить, ничего не ожидая в ответ.
К сожалению, он слишком редко думает о том, что обменял бы его на знание парочки новых приёмов. Это было бы разумно и гораздо безопаснее. Не повезло, но он никогда и не считал себя слишком умным.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ассоциативное