На русский перевели новую главу Сиэли. Я вот даже не знаю, плакать или смеяться, учитывая перерыв, с каким это происходит, и вспоминая, что пошла-то я изначально её читать потому, что она постоянно мелькала в обновлениях.
17 страниц, 2 из которых рекламки переводчиков.
Нет, я правда не знаю плакать мне или смеяться над этим.

---

Я никогда раньше не таскала к себе и не собирала излавки, вот как-то так сложилась: сначала, как обычно, просто не поняла, что это такое и зачем, а потом забила, но... но... эту не могу не...
А значит почин положен, но не это важно, а то, что - чааааааааааааай!!! И там даже чай с лимоном!!!
И вообще, эти люди великолепны, восхитительны и самые-самые!

---

Почему ворд вдруг стал ставить автоматом 11 размер шрифта Колибри? Ладно 11, но Колибри?! Годами он ставил Times New Roman, который я воспринимаю уже естественным, потом повадился менять его на Ариал, к которому я порой была снисходительна, в силу того, что он автоматом стоит на дайри. А теперь ворд решил завести птичку.
Мимими, блин.

А ещё Гугл умный, ты ему начинаешь забивать "В чём", а он уже знает, что ты хочешь спросить про водоросли и промышленность. Аняняня, чо.

---

Если бы в Гарри Поттере бы появился некромант, умеющий призывать духи предков, или если бы основатели сами не выдержали... Мне почему-то так и представляется это осуждающее от "наших" в сторону Слизерина:
-Ты посмотри, что твой потомок и наследник творит!!!
И флегматичный Салазар:
-А я всегда ратовал за чистоту крови. Мои чистокровные наследники такого не творили, - поворачиваясь к Тёмному Лорду. - И как сын маггла вообще смеет причислять себя к моему роду? Позор, какой позор, какое падение нравов в этой современной Британии!
А Сириус, в сторону:
-И его из семейного дерева выжгли.
И привычно фейлспамящие с коллеги остальные Основатели.

---

Самое смешное в случае с моими отношениями с Минекуровскими героями в том, что при всей моей огромной любви к каждому из них, любви ли как к классному человеку или интересному герою, первым мужчиной из её работ я вспоминаю Комию, а женщиной - безымянную шлюху, любившую бренди из семистраничной главы Стигмы. И если Комия - это солнышко и аняня, то она... просто тень мелькнувшая за окном, недописанный набросок... глаза, в которые я так и не смогла заглянуть, улыбка, вместившая в себя весь образ. Проблема с этими героями, которых как будто нет. С ними ничего нельзя сделать, ни понять, ни разобрать, не вжиться в них. Ничего. Их можно только вечно ловить перефирийным зрением, но обернувшись не увидеть ничего. Что-то, чего уже никогда не будет. Паутинка, дрожащая на кончиках пальцев, искра бенгальского огня, гаснущая быстрее, чем ты её можешь рассмотреть.

---

Давно здесь не было невразумительных простыней по Этерне...

Эта песня будет вечно, кажется... она всегда возвращается, стоит только подумать, что кажется этот этап глобального маньячества прошёл

Что вызывает у меня почти умиление в читателях отрицательно относящихся к Катари, в некоторой их части по крайней мере, так это обвинение, что она, дескать, не желает брать на себя ответственность за совершенные преступления и продолжает изображать невинного агнца. При этом они же характеризуют её неэтичные

оффтоп

(потому что вы как хотите, а законы там нарушает Штанцлер, подсовывая Дику яд и агитируя, Ричард, пытаясь отравить, а Катари, случайно в волнении ломающая ветку акации или нервно комкающая шаль законов не нарушает, её встречи с Диком можно счесть компроментирующими, но не более того. И так практически во всех её "преступлениях" ОНА законов не нарушает, поэтому назвать её деятельность преступной будет неправильно, если и не везде, то в большинстве случаев, и уж точно во всех, касающихся Ричарда), как действия целью которых является сохранение благополучия собственного (в том числе - собственной семьи, разумеется). И в этой характеристики цели я в большей мере с ними согласна. Точнее, я нередко расхожусь с более подробными, частными, трактовками этого определения цели, но в целом - да, оно абсолютно верно.
Однако, мне всегда казалось, что уж если ты делаешь что-то достойное осуждения для защиты своего благополучия, при этом имея в виду, что репутация хрупкого гиацинта и невинного агнца также работают на эту цель, то... внезапное публичное и откровенное признание этого было бы несколько э... странным, глупым, бессмысленным? Если же речь идёт о внутреннем признании и отдаче отчёта себе в совершённом, то нам не разу не показали Катари-репортёра, чтобы говорить о том, что она тоже считает себя ни в чём не виноватой, как это с упорством носорога делает Ричард. Впрочем я как раз придерживаюсь мнения, что Катари должна достаточно трезво смотреть на себя, чтобы иметь возможность так мастерски играть свою роль.
Просто... умиляет. Какой смысл в действии, если сразу после него ты собираешься мало того, что отменить весь положительный для тебя результат, так ещё и усугубить его отрицательные стороны? Катари умная, хладнокровная, расчётливая женщина, выживающая в условиях высокой политики, естественно, что она живёт по её законам. Хороший человек там Фердинанд, и что? что он может? даже жену защитить не может, когда хочет. Не то что от яда, а даже от официальных нападок оградить. Быть таким человеком на троне это, может, романтично и благородно, но совершенно бессмысленно и бесполезно же.
На всякий случай, Лётик никогда не доказывал, что королева невинна, добра, наивна и чиста. Лётик терпеть не мог королеву, пока заблуждался в ней подобным образом и полубил именно интриганку. Лётик просто умиляется на странность притензии, дескать "что совершила - ладно, большинство так же ставит свои интересы выше чужих, но почему не покаялась, вот если бы покаялась..." на мой взгляд - была бы дурой, если бы сделала это публично. А мысленно... да кто знает, что у неё было в голове?


И, гм, не то что бы в защиту Ричарда, но всё же. При всей моей... бессильной ярости по отношению к этому образчику, всё же не могу не высказаться на счёт того, что отравление Алвы я как раз понимаю и оправдываю практически полностью. У меня в той ситуации есть некоторые притензии к его способности логически и здраво мыслить, но не к его эмоциям, не к его выбору приоритетов и решению морали. Потому что, ну кто ему Алва и что он ему уж такого хорошего сделал ("Кто такое государство и почему он мне родня?" (с-неточная))? Ну вот такого, не приятно-забавного для нас, читателей, а важного для мальчика? Единственное что он сделал для него - это сделал "бесполезным и ненужным", к чёрту всё снисходительное или пренебрежительное отношение в плане чисто человеческого взаимодействия. Герцог Алва, Первый Маршал, Эр дал понять Герцогу Окделу, своему оруженосцу, за которого взял ответственность по доброй воле, что тот ничего из себя не представляет, что он не нужен, что его взяли... зачем? Версия Штанцлера в этом свете очень логична, и я с ней даже до сих пор согласна. Алва взял его назло остальным и даже не потрудился хотя бы сделать вид, что это не так. А Штанцлеру Ричард был нужен. И, кстати, что мило, эру Августу герцог Окдел действительно был НУЖЕН, другое дело в каком качестве, но... мальчик то совершенно правильно чувствует, что там, для Штанцлера, для Королевы он человек небесполезный. А мальчик ведь так хочет, чтобы в нём нуждались...
Поэтому я считаю, что Алва сам себе дурак, и на 80% отравление это его вина. И, полагаю, Алва тоже так или иначе это чувствовал, раз отправил его из страны, а не в тюрьму.
На этом этапе, кстати, у Ричарда ещё был шанс выплыть и не скатиться в калапс личности, если бы он смог именно признать и взять на себя чувство вины за предательство, нет, не человека, который сделал ему много хорошего, не так уж и много, человека, которому присягал и клялся в верности. Сам обещал, сам нарушил, сам виноват. Но, увы, Окделл решил себя оправдать, и хотя с точки зрения меня-сторонего наблюдателя он не так уж и виноват, но для него-участника, подобное решение было смерти подобно. Он думает не головой, а чувствами, не логикой, а ассоциациями, вот и привело оправдание одного клятвопреступничества за собой полное размытие рамок допустимого. Впрочем, об этом я уже как-то писала, кажется.

---

Стоило закончиться Хроникам Странного Королевства и робкое "неплохо было бы почитать что-то по этому, этому и этому персонажу" превратилось в откровенное желание фанфиков. Причём макси, миди, или циклов миников. Миники сами по себе неплохи, но хочется именно размаха. И хочется Пост канона или преканона. Чего-то, вобщем, чего автор уже не написал про мир и героев и не напишет. Можно с оригинальными персонажами, можно без.
Хочется Фливиуса, Алису, Тину и ДЕТЕЙ. Хочется Амарго, Макса и дядю Гришу, пришедших к взаимопониманию и мимими. Хочу Саньку, Лолу и многоимённого сына Амарго и Стеллы.
А ещё хочу безмолвные страдания безымянного сотрудника Департамента Безопасности по господину Флавиусу. Можно одного из тех, что погиб в последних книгах, прикрывая начальство, что бы то успело уйти с письмами.
Внезапно вообще много чего хочется самого разного свойства.

---

Кроме вечной боли от отсутствия машины времени и, особенно, телепорта в кармане, меня всегда терзала ещё одна печаль: почему никто не изобрёл ещё машинку, которой можно надиктовывать текст мысленно, пока идёшь по улице?

---

Не знаю, насколько меня хватит, может на этом и сломаюсь, но теоритически у меня накопился список манги, о которой хочется высказаться. Просто так, ага.

Масштаб его чувств
Давно хотела что-то такое почитать, особенно на фоне массовой популярности слеша. Чего-то такого, про несовпадение оринтаций, про чувства, про близость, доверие, привязанности, про обычных людей. Неистеричных людей, да, мне кажется, что они там, все трое - не истеричны по своей сути, потому что даже в этом клине они куда спокойнее, чем многие гг в этих жанрах во многих других работах.

Мне по человечески жаль паренька, который влюбился в друга без каких либо шансов на ответ, потому что явно - нет. И который, вобщем-то, даже не расчитывал и не требовал ничего, вобщем-то. И которому прилетело за это - так.

Я сердечно сочувствую девочке, которая в него влюбилась. Зная, что это так же безнадёжно. Защищая его, поддерживая его. Искренне сочувствуя ему и сожалея о его несчастной любви. Девочке, которая, наконец, смогла влюбиться, и сразу так болезненно и безнадёжно.

И мне было радостно видеть друга, бесящегося от расползшихся по школе слухах о его лучшем друге, до обидного грустно, когда он убежал, узнав, что это правда... нет, всё-таки не так, узнав, что друг его любит, и как... горько спокойно и правильно видеть как он всё-таки вернулся. Потому что как ни крути, а это всё равно - друг. Его лучший друг.

И снова до трепетной нежности - девочку, сующую своей любви на день Святого валентина шоколад и со слезами уговаривающую взять его просто так, просто потому, что она не только влюбленна в него, она ещё и любит его, просто как человека, что он так многому её научил, показал...

И - их сияющие улыбки в конце. Не знаю, что придумал для себя автор, а я трёх людей, которые могут любить, даже если безнадёжно, могут думать о том, кого любят, а не только о своей любви к нему, и могут дружить, не смотря даже на свою любовь.

Я желаю всем троим - счастья и радости.

И одна печаль - почему всего один том?!!! Я хочу больше, и дальше, и... но всё равно это было здорово.

---

Кажется мне вернули интернет. Ну, с пятого на десятое он, вроде начал работать +_+

Машке 1.5 года, ура!

---

06.02.2013 в 18:25

Пишет  WTF NSAMIPS:

Зимняя битва началась.

<a href="http://wtfcombat.diary.ru/?tag=4693596"><img src="http://4.firepic.org/4/images/2013-01/19/i27majfgug9i.png"></a>

Сообщество голосования
Голосование за визитку
Голосование за текстовую выкладку G-PG-13

---

Первая любовь не бывает бывшей!

Держу в руках томик Грибоедова, просто не смогла пройти мимо него, это же грибоедов, это же три (люди, оценить степень моего восторга) ТРИ новые пъесы в добавление к "Горе от Ума". Это такое чувство, когда берёшь в руки книжку в магазине и думаешь, что может там какая-то статья критическая, которой ты ещё не читал в детстве или уже забыл, хотя бы... а там... там... О чёрт, такое упоительное, пряное счастье, что Лётик даже мёрзнуть перестал на сыром, промозглом ветру.
Пока ехала домой перечитала "Горе от ума". Ах, Чацкий, всё-таки... и сразу в голове закрутились картинки будущего... возможного, невозможного... Смешно, но повзрослев, я стала обращать на любовную линию внимания больше, чем на идею, а ведь в детстве Чацкий/Софья мне казались вспомогательными, дополнительной линией сюжета к основной "Чацкий и общество", а сейчас эти двое (и куда же без Молчалина) кажетя мне уже центровыми, несущими основной эмоциональный посыл. Совершенно восхитительна Лизочка, и раньше её любила, а сейчас так и вовсе Надеюсь, что с Петрушей у неё всё будет хорошо.

Сейчас прочитала "Молодые супруге", причём маме вслух и с выражением (иногда читая совсем не те слова, приходилось поправляться, а то текст преобретал сюрреалистический смысл ). Муж дурачок, жена умница, хорошо, что тоже перестала глупить и баловать мужа во всём. А вот друг: "не вовремя мужик зашёл" - было девизом под которым мы это читали. Весело. Мило. Мне понравилось, я до сих пор в эйфорическом удовольствии. Надо будет перечитать.

Грибоедов

---

Замёрзла. И как-то к этому в итоге свелолись все эмоции и мысли.
Не то чтобы холодно было, но вот такое, когда стоит руку из кармана вынуть и через пол минуты продрог, а если не вынимать - то продрогнешь за пол часа.
Лучше бы был мороз.

---

Всю историю не то чтобы на каждой странице, но периодически поминается Томасом то, что чёрный выросший с белыми - калека. Так и тянет людям, мол, помогать. Это понятно, личность деформировалась окончательно за добрые полтора десятилетия, и менять её в его за двадцать уже поздно. Может и не поздно, но Томас, как всякий чёрный лишню неинтересную ему работу делать не хочет (ни одно общество светлых не способно ТАК изменить его ), поэтому менять ничего не будет.
Но ещё больше меня умиляет обратный процесс. Джо - уже взрослый сформировавшийся белый, с ним ты ничего не сделаешь, но Лючик-то, Лючик, который сначала рос с чёрным братиком, а потом им активно восхищается:

Поведение Лючика разительно изменилось: он перестал прыгать, чинно взял меня под руку и в полголоса пробормотал:
— Завуч, мистер Фокс.
Что ж, робость перед руководством была мне понятна — даже я, бесстрашный черный маг, этим грешил. Взять, например, Сатала… Тьфу, тьфу, тьфу!!
"..."
Тут Лючик счел возможным вмешаться:
— Томас БУДЕТ на празднике, — с некоторым нажимом заявил он. — Я говорил о нем с миссис Хемуль и она согласилась.
— Она просто не думала, что он все-таки приедет, — снисходительно улыбнулся Фокс.
Нехарактерно мерзкий для белого тип. Что он себе позволяет при ребенке?

Это очаровательное БЕЛОЕ дитя пытается ПРОДАВИТЬ старшего, власть, так сказать, имеющего, своё начальство буквально, пускай и имея за спиной знание, что директриса разрешила, но всё равно, это белый, и не просто белый - это ребёнок. С учётом того, что за то, что Томас, изображая белого, проявлял хоть немного твёрдости, другие белые его сразу записали в мага, даже не допустив мысли о том, что подобную твёрдость может проявить неинициированный белый, то видеть давление от белого ребёнка на взрослого это мимими. А что будет, когда мальчик подрастёт.
Вот слава о братиках пойдёт скоро
Интересно, чего ждать от малышки Энн теперь.

---

Беспричинно нервируюсь, когда пахну яйцами с сахаром. Хотя, казалось бы, - это запах вкусняшки и болжен успокаивать. Интересно, если добавить ваниль эффект пропадёт или усугубится? Впрочем, не важно, не так сильно оно нервирует.

Снились персонажи. Сколько нового узнала. И не скажу, что в восторге от откровенний, нафиг мне нужны такие сложности? На это пока тоже забьём.

Снился отряд, который я кормила блинами, ореховым рулетом, шарлоткой, пельменями (которые вообще-то умею только лепить, да и то по условной команде "пинок") и отпаивала заварным шиповником, к которому во сне, почему-то, имела странную и необъяснимую страсть. А потом мы пускали мыльные пузыри и раскрашивали их красками, акварельными - весенние мотивы, гуашью - летние, чернилами - осенние, маслянными - зимние. Последние, когда краска высыхала, становились твёрдыми и хрупкими и ими мы украшали ёлку, живую и настоящую, выросшую, почему-то в зале, а акварельные я загнала в свою комнату, чтобы они летали вокруг растущей на подоконнике берёзы. Летние вкусно пахли, как цветочные духи, поэтому их мы разобрали, как крупные душистые серёжки, а осенние можно было "засушить" на память, как самые долговечные.
Такое чувство, что на кануне я перечитывала "Академію Пана Ляпки" (да, исключительно на рідній мові).

А ещё снилась закрытая женская академия, в которой учились мои любимые героини: Катарина-Леони Оллар, принцесса Елена, Рикка Второй День Лета, Кендапа-о, Шелена, Алиса Монкар, Эльвира, Ольга, Тереза, Тина, Санька, Камилла, Этель, Глафира, Мегана, Шерил, Уинри, Рангику, Рика и т.д. Они общались, они интриговали, они соперничали, дружили и враждовали. Даааааааа, а деректором над всем этим была, был... вобщем Тереса-Эльрик де Фокс

---

Я правда раньше думала, что все люди старше 10 не могут не знать, что треугольник - это многоугольник? Как я была наивна!

---

6 том Адаптера

Там был Комия Там было аж целых несколько страничек с Комией и как мне от них было хорошо и грустно, эх.
И мне понравилась эта троица, жалко её, но она мне почему-то очень понравилась. Жалко их.
Почему мне в этой манге нравятся члены Изумокай? Я же не люблю Изумокай, но именно там в этой манге обретают симпатичные мне персы, блин.
Плюс они имеют тенденцию умирать, вот ведь невезенье.
Надеюсь хоть Касаи-сан это обойдёт стороной.

---

Выборка для Агнесы

Базиль Гризье, Граф Мо.

— Я приказываю отходить! — Вопль Тартю напомнил ифранскому полководцу о его миссии. — Он сейчас будет здесь!
— Вполне возможно, Ваше Величество, — заметил стоявший рядом с претендентом на корону светловолосый Базиль Гризье. — Не угодно ли Вашему Величеству решить спор в честном поединке?
А Базиль — шутник, даром что из «пуделей»! В честном поединке… Если б пьеров тартю было десять и они напали на одного Тагэре со спины, это еще могло сойти за честную схватку с непредсказуемым концом, но один на один… Дралась лягушка с аистом…


Дождь кончился, но похолодало. В такую погоду днем лучше всего сидеть у камина, попивая подогретое вино, а ночью спать под меховыми одеялами и видеть сны о лете. Только безумцам могло прийти в голову в такой холод ночевать на открытой террасе, довольствуясь лунным светом, но изнеженная Элеонора Вилльо упрямо дрожала в кресле у засыпанных листьями ступенек, наблюдая, как ее брат мечется по мраморному полу. Наконец сигнора не выдержала:
— Фернан, прекрати бегать.
— Если я сяду, ничего не изменится. Твой сын должен был объявиться еще прошлой ночью.
— Дождь, — подал голос Жорес, оседлавший балюстраду, — развезло дороги, ничего страшного.
— Ты сам не веришь в то, что говоришь.
— Если ты будешь бегать, а мать на всех бросаться, Базиль не появится. Мы в любом случае уже или выиграли, или проиграли. Нужно ждать.
— А больше ты ничего не посоветуешь? — огрызнулся граф.
— Больше? — Жорес засмеялся. — Могу и больше. Выпей вина с мяуном и ложись спать. Даже если Тартю разбит, ну и что? Мы-то здесь при чем? Что мы сделали дурного? Приехали, не сказавшись, повидать мальчишек, так это еще не измена. Да, мать обманула Филиппа, но горбун знает, что без его драгоценного приказа племянники никуда не поедут, а бедная вдова надеялась, что, проведя с ней пару кварт, сыновья станут к ней добрее…
— Ага. Горбун прослезится, глядя на ее горести, а потом спросит о Бэрротах.
— Ну тут сам Проклятый ногу сломит, — огрызнулся Аганн, — хотя я за них рад, хорошо, что сдохли! Жаль, не раньше, но я тут ни при чем, чтоб вы это знали. Может, Рогге постарался или святые сестрицы… С них станется.
— Рано, они не могли получить никаких известий.
— А я мог?! Почему я, а не какая-нибудь дура, от несчастной любви траванувшая красавчика Артура и его жену? Бывают же совпадения…
Ответить Реви не успел: послышались торопливые шаги и голос Базиля. Граф Мо никогда не умел разговаривать тихо, особенно если был взволнован или пьян.
— Можете возрадоваться, — вместо приветствия прокричал младший из братьев Гризье, — Тартю будет здесь дня через четыре, я заезжал в Мунт, потому и задержался! Что у вас тут, Проклятый побери, творится?! Пожары, похищения, убийства…
— Сначала расскажи, что в Гразе! — прикрикнул Жорес. — Мы его ждем, а он…
— А он выполняет приказы Их Величеств. Новых, разумеется. Да и не мог я позволить Трюэлю себя опередить, если его понесло в Мунт.
— Трюэль жив? — быстро переспросила королева. — Который? И кто еще?
— Больше, чем вам хотелось бы, матушка. — Базиль поцеловал Элеоноре руку, взял из рук дядюшки кубок с вином и залпом выпил. — Устал… Холод, грязь, спать хочу, пропадаю.
— Хватит паясничать, — велел Аганн, — говори.
— Все получилось, хотя был момент, когда Тартю небо с овчинку показалось. Фронтерцы не довели дело до конца и бросились грабить обоз из Гартажа, Рогге колебался, а король собрал всех, кого мог, и бросился в атаку. Клянусь, Тартю обгадился! Вообще-то наша Нора заслуживает супруга покрасивее; я уж не говорю о том, что сомневаюсь в его мужественности, — борода у него почти не растет, и…
— Базиль!
— Оттого, что вы будете на меня орать, Тартю не перестанет вонять. Видели бы вы, что творили покойные «волчата», жаль, я не менестрель. Половины циалианцев как не бывало, да и ифранцев потрепали. Если б Рогге мог спокойно видеть чью-то спину и не ударить в нее, нам был бы конец.
— Значит, Стэнье…
— В последний момент вступился за пасынка.
— А что король?
— Узурпатор, матушка, узурпатор. Упаси вас святая Циала ошибиться, ваш будущий зять ужасно разгневаются. Ведь король — это они. По крайней мере, им хочется так думать…
— Базиль, да что с тобой? — прикрикнул Жорес.
— Со мной? Ничего… Просто я видел, как умирают рыцари… И видел победителей. И знаю, как и почему они победили. Не бойтесь, матушка, я достаточно подл, чтобы промолчать и получить причитающийся мне кусок. Мы, «пудели», не гордые!
— Ты пьян!
— Трезв, к сожалению. Но напьюсь.
— Ты будешь рассказывать или нет?
— Буду, — ровным голосом сказал Базиль, — Тартю победил. Командора циалианских рыцарей убили. Александр Тагэре пропал без вести. Маркиз Гаэтано и Луи Трюэль тоже. Их ищут, но без толку. Остальные «волчата» мертвы, кроме Эжена Трюэля. Он тяжело ранен и в плену, вряд ли дотянет до Мунта. Дарнийские наемники перебиты. Они, видите ли, сочли уместным хранить верность тем, кто их нанял. Эти дарнийцы так сентиментальны. Но передовой отряд под командованием племянника барона Игельберга, бившийся отдельно от остальных, вырвался. Они двинули в Гвару, а Лось не похож на труса и предателя. Все.
— «Без вести»? — повторила Элеонора. — Но так не должно быть.
— Ах да, — все тем же ровным голосом произнес Базиль, — я и забыл. «Принесите мне голову горбуна, я съем его глаза…»
— Щенок, — граф Реви навис над племянником, — как ты с нами разговариваешь?
— Как «пудель» с «пуделями». Мы победили, можете радоваться, а мне нужны ванна и постель.
— Шут, — прошипел вслед брату Жорес, — утром я с ним поговорю.
— Утром он придет в себя, — возразила сыну Элеонора, — а твое дело — исполнить нашу часть договора.
— Вы правы, матушка. Я немедленно еду в столицу, с вами остаются дядя и Базиль. Постарайтесь, чтоб он говорил поменьше, нам достаточно Филиппа…


Граф Мо с усмешкой смотрел на сестру. Элеонора выросла потрясающей красавицей и непробиваемой дурой, что отчасти скрадывалось добрым нравом и покладистостью. Лучшей жены для Тартю не придумать, равно как и худшего мужа для сестрицы. Королева из нее никакая, но сидеть на троне и потрясать воображение иноземных послов Нора сможет, а говорить Пьер ей, надо полагать, не позволит. В этом крысеныше много такого, о чем вряд ли родная мать знает. Базиль с усмешкой поклонился.
— Матушка, сестрица, я готов сопровождать вас.
Бывшая королева, разряженная, как в лучшие времена, церемонно протянула сыну руку. Она была в восторге от совершенной сделки и готовилась занять почетное место тещи Его Величества. На красивом личике Норы читался естественный для девушки интерес к венценосному жениху. Пьера Тартю она еще не видела, и граф Мо искренне посочувствовал сестре. Конечно, сердце женщины — вещь малопонятная, но Тартю вряд ли может вдохновить девичьи грезы. Нельзя сказать, что Базиль так уж сильно любил единоутробных братьев и сестер, но представить Нору в постели с этой вонючкой было унизительно. Хорошо, хоть она ни в кого не влюблена.
— Не скрою, сестрица, ты прелестна. Боюсь, про твоего суженого такого не скажешь.
— Базиль!
— Что «Базиль»?
Пусть знает, кого увидит, а то расплачется еще или рожицу скорчит, а Тартю такого не любит.
— Дочь моя, Базиль шутит. Ваш будущий супруг, по крайней мере, не горбун.
— Матушка, вы великолепны. В таком случае у жениха масса достоинств. Он не только не горбун, он не кривой, не хромой, у него, видимо, нет хвоста, и он не чернокожий.
— Ты становишься невозможным.
— Разве? — поднял бровь младший из Гризье. — В Арции нашу семейку полагают невозможной уже лет двадцать. Я в сравнении с дядюшками и Аганном — щеночек.
— Ты неблагодарная дрянь, — холодно сказала мать, — кем бы ты был, если б не был моим сыном?
— Не знаю, — пожал плечами Базиль, — но «пуделем» бы не был, это точно. После коронации и свадьбы я уеду.
— Это лучшее, что ты можешь сделать. Я хочу, чтобы ты взял с собой Филиппа.
— Матушка боится, что ее сын убьет ее зятя? А она не боится, что я ему помогу?
— Твои шутки перешли всякие границы.
— Как говаривал в юности нынешний герцог Оргонды, а есть ли границы, которые уже не переступило наше милое семейство? Хорошо, я заберу Филиппа в Аганн и уговорю его не делать глупостей, а не удастся — посажу на цепь. Плетью обуха не перешибешь. Так мы едем?
— Базиль, — пискнула Элеонора, — а разве Пьер такой уж противный? Дядю Александра я видела, он был ничего, а матушка вот сказала, что Пьер лучше.
— Нора, — прикрикнула Элеонора Вилльо, — ты не должна вспоминать при ком бы то ни было о брате твоего отца, и особенно о наших планах! Поняла?
— Поняла, но…
— Никаких «но», сестричка, — серьезно сказал Базиль, — время шуток кончилось. Это даже я понимаю. Забудь об Александре, это лучшее, что ты можешь сделать, а Пьер… Внешне он просто никакой. Больше на лакея похож или на лавочника, чем на нобиля. У него, как у всех Лумэнов, слабый желудок и скверный характер. Но он умный и, сдается мне, хитрый и жестокий. Недаром его пригрел Паук, а потом и Жоселин. Так что готовься слушаться и молчать, а если будет противно, закрывай глаза.
— Что ты говоришь сестре?!
— Правду, которая ей, может, пригодится, а может, и нет. Все. Нас ждут.
Базиль подсадил женщин в карету, закрыл дверцу, проследил, как заняли свои места кучер и лакеи, и вскочил на загарцевавшую лошадь. Ненастье сменилось теплом, Летняя резиденция тонула в многоцветной осенней роскоши, солнце старалось вовсю, но граф Мо предпочел бы дождь и ветер в лицо. Проклятый, как же ему все надоело!


— Что вы так разволновались, — ленивый, с легкой картавинкой голос, без сомнения, принадлежал Базилю Гризье, — здесь никого нет и быть не может…
— Следы ведут сюда, — вмешался кто-то, исполненный рвения.
— Если сигнор желает, он может проверить, — огрызнулся грубый, в котором Рафаэль узнал капитана Клемана, — но, клянусь святой Циалой и ее непорочными подштанниками, граф Мо прав. Эту мерзость никто не трогал с весны.
— А собаки?
— Проклятый их знает, за кем они шли. Мы же не знаем, кого гнали — на дороге уйма следов, а башмаков беглецы нам оставить не удосужились.
Последовало молчание, затем раздался шорох — кто-то спрыгнул с лошади и, видимо, сунулся в заросли, так как раздалась отборная ругань.
— Убедились? — хмыкнул Базиль. — Милый Эсташ, Его Величество, без сомнения, оценит вашу преданность и готовность жертвовать собой, но здесь нет даже кошек. Если вы намерены ловить преступников, вернемся на дорогу.


Базиль Гризье молча отхлебнул вина, ожидая продолжения, которое не заставило себя долго ждать. Мать явно намеревалась высказать сыну все, что думает обо всем вообще и о нем в частности. Ее можно было понять — висящая над головой свадьба, выходки Филиппа, раненый Жорес, но как же громко она кричит…
— Ты не должен был позволить прекратить погоню!
— Матушка, — поморщился Базиль, — у меня голова болит.
— Голова… Жорес ослеп, а ты… Ты позволил уйти этому предателю!
— Гаэтано не предатель. — Проклятый, ну зачем он с ней спорит? С женщинами вообще не нужно спорить, особенно когда они в ярости. — Это Рогге у нас предатель. Мириец — враг, но…
— Он изувечил твоего брата!
— Жорес мне брат, а Кэрне король был больше чем братом. Кстати, можно вас поздравить, если уж мириец не усомнился, что перед ним Тагэре, остальные и подавно поверят. Кажется, в Книге Книг пишут, что лжецы будут наказаны…
— Мерзавец…
— Не спорю, это у нас семейное. — Базиль вытащил из кармана золотую монетку и подбросил. — Решка… К чему бы это?
— Ты проморгал мирийского ублюдка!
— Матушка, вы опять путаете. Ублюдок — это Тартю, но даже он уже не ублюдок. Пока я гонялся по крапиве за мирийцем, Генеральные Штаты решили, что кошачьи следы Пьеру не идут. И Норе тоже. Вы скоро будете вдовой короля, а Нора — принцессой… Интересно, станет ли Филипп королем?
— Твой брат такое же чудовище, как и ты! У меня только один сын — Жорес!
— А про Александра вы, как всегда, забыли, — золотой кружок сверкнул в воздухе, — или он вам не сын, потому что отец назвал его в честь брата? Глупый у него, кстати говоря, девиз был… Я говорю про горбуна Тагэре. Ну что такое «Верность меня обязывает»? Надо было «Пригреваю змей на груди».
— Ты… Ты…
— «Пудель», — услужливо подсказал сын, отпив вина, — «пудель», которого попробовали превратить в гончую, но увы… Не сподобил Творец.
— Тут особого ума не надо. У вас было три сотни человек, а вы их упустили…
— Я уже говорил, мы облазили всю округу. Клеман считает, собаки ошиблись с самого начала, и вообще мы выбрали не ту дорогу. Кэрна поехал не на север, к Лосю, а на юг, к Тигру. Не страдайте, матушка. Байланте ищут и будут искать, Тартю не успокоится. Вы думаете о мести, а он о своей шкуре, которой отчего-то очень дорожит. Хотя она даже на башмаки для отхожего места не годится…
— Шут! Жаль, что на месте Жореса не оказался ты.
— А вот на этом месте, матушка, — граф поставил пустой кубок на стол, — я оказаться как раз и не мог. Мне ваша затея не нравилась с самого начала, и я это говорил. И вам, и Жоресу. Он сам туда пошел, по доброй воле, никто его на веревке не тащил. Ифранцы и Клавдий и без него бы управились, но ему захотелось пнуть мертвого волка, хотя бы понарошку, как выражается Алек. Вот и пнул.
— Ты всегда завидовал Жоресу! — выкрикнула Элеонора.
— Хуже, — очень спокойно ответил Базиль, — я ему подражал.
Мать повернулась и ушла, не потрудившись хотя бы притворить дверь. Надо было встать и закрыть, а еще лучше запереть на сорок засовов, но граф Мо продолжал сидеть за столом, как был, в сапогах для верховой езды и запыленной тунике, прихлебывая вино и подбрасывая и ловя золотой кружок.
— Что это у тебя?
Алек! Единственный в этом доме, кто не рехнулся и разговаривает со всеми родичами.
— Сухайль.
— Сухайль?
— Монетка. Атэвская.
— Покажи. А почему тут дырка?
— У атэвов принято вплетать лошадям в гривы монеты.
— Откуда она у тебя?
— Нашел. В крапиве…


Он напился, как свинья, как три свиньи, как целое стадо свиней… Нельзя сказать, что стало весело, но этот проклятый мир с его королями, интригами и родственниками завертелся волчком, исчезая в клубящейся зелени. Жаль, не навсегда — завтра он свое возьмет раскалывающейся головой, тошнотой и прочими прелестями.
Базиль прекрасно помнил, сколько выпил, и, пока пил, отдавал себе полный отчет, чем все закончится, но не останавливался. Не потому, что не мог, а потому, что не хотел. Предпоследний кубок расплескался, и красное вино залило дорогой инкрустированный столик. Лужа напоминала очертаниями капустный кочан, кочерыжкой примыкающий к краю столешницы. Темно-алые капли стекали на пол и на правое колено графа, но отодвигаться было лень. Тартю не сдохнет, если единоутробный брат его будущей жены зальет один несчастный ковер. Сам виноват, нечего было назначать его капитаном новой гвардии да еще навязывать ему в помощники какого-то Эсташа. Вот пусть Эсташ и караулит кошачье отродье, сожри его крысы.
Любопытно, во дворце Анхеля крысы водятся? Раньше вроде не было, ну а теперь наверняка заведутся. Уже завелись — правда, пока бесхвостые…
Граф Мо захохотал, старательно взял кувшин, на сей раз не пролив ни капли, вылил остатки вина в кубок и целеустремленно выпил. Все. Вино кончилось. Конечно, можно позвать слугу и потребовать еще, а можно и не звать. Голова внезапно прояснилась. Похоже, он дошел до той степени опьянения, когда встать невозможно, но ум начинает работать четко и ясно, правда, недолго. Да и толку от этой ясности…
Базилю-Эммануэлю-Фредерику Гризье, графу Мо в двадцать восьмой день месяца Собаки стукнуло двадцать восемь, и всю предыдущую жизнь он был сыном своей матери и братом своего брата. Как и все Вилльо-Гризье, Базиль вырос красавцем, хоть и не столь ослепительным, как Жорес, — и волосы потемнее, и черты порезче. Гризье-младший был сносным воином и отличным охотником, признанным знатоком собак, лошадей и ловчих птиц. Впрочем, охотничьим двором интересы Базиля не ограничивались. Иногда он читал, иногда перебирал струны мандолы или гитары, порой слегка влюблялся и ни к чему и ни к кому не относился серьезно, даже к себе. Зачем, если для того, чтобы думать, интриговать, действовать, есть мать, брат и куча дядюшек и теток во главе с Реви?
Родичи занимались своими делами, не спрашивая мнения младшего из братьев Гризье, что того вполне устраивало. Неприязнь, которую испытывала старая арцийская аристократия к его клану, порой задевала, но Базиль был слишком ироничен, чтобы забивать себе голову чужими оскорблениями. Несколько дуэлей у него, разумеется, случилось, не без этого, но противники семейства Вилльо всю свою ненависть тратили на Жореса, Элеонору и Фернана Реви, которые платили им тем же, а граф Мо… Граф Мо был всего лишь «младшим пуделем»…
Когда мать потребовала от него поехать к Тартю, она так и сказала: «Если уедешь ты, никто не обратит внимания, особенно если ты обставишь все как охотничью вылазку. Если исчезнет Жорес или Фернан, это так не оставят». И он поехал, Проклятый его побери!
От него требовалось одно. Быть рядом с Тартю, хоть и не очень на виду, и, когда все кончится, немедленно дать знать, после чего можно возвращаться к соколам и гончим. Свое дело он сделал, и сделал успешно, но охотиться ему, похоже, расхотелось на всю оставшуюся жизнь. Базиль Гризье в бою не участвовал, равно как и Пьер Тартю, и новый командор рыцарей Оленя. Он только смотрел. Это была первая его война. Гризье, конечно, участвовал в турнирах, хоть и не числился в дюжине первых мечей Арции, слышал он и рассказы о настоящих сражениях, но то, что случилось на Гразском поле, не лезло ни в какие ворота. И дело было не в том, что они чуть не проиграли, а, казалось бы, точно выверенный план повис на волоске… Двинься Рогге на десятинку позже или будь у короля те пять сотен дарнийцев, что завязли во фланговой стычке, Тагэре остался бы королем, а Тартю — ублюдком. Впрочем, он им и так остался.
Граф Мо стоял рядом с Пьером, а его глаза, уши и, к несчастью, нос были в порядке. Базиль всегда гордился тем, что ему все все равно, но видеть на троне Арции обгадившегося при всем честном народе недоноска было унизительно. А уж знать, что ты к этому приложил руку… Граф с ненавистью оттолкнул пустой кубок; тот покатился по столу, превратив «капусту» в раздавленную улитку, и грохнулся на ковер. Базиль зачем-то решил его поднять, но пол издевательски пошатнулся, и Гризье оказался на ковре в обществе пустого кубка и невесть откуда взявшегося черного кота, с интересом уставившегося на свалившегося кавалера.
— Все дерьмо, — раздельно сообщил Базиль негаданному собеседнику, — дерьмо, и больше ничего. Надоело…
Кот выгнул спину, зевнул во всю пасть и прищурил глаза. Он все понимал и презирал род людской. И правильно делал.
— Хорошо тебе, — отчего-то смертельно обидевшись, но не рассердившись, пожаловался человек, — у тебя нет родственников. А если есть, то они к тебе не лезут. И короля у тебя нет… Зато есть хвост и девять жизней, а у меня одна, и та пропащая… Если я сегодня сдохну, никто и не заметит. Разве что порадуются, что одним «пуделем» меньше стало. Никто меня не любит, ну и Проклятый с ним! Мне тоже никто не нужен! Слышишь, ты, животное! Мне! Никто! Не! Нужен!
Кот сел столбиком, навострив уши, и поглядел в глаза пьяному собеседнику.
— Ты меня понимаешь, а говорят — кошки и собаки друг друга не выносят! Не, — Базиль затряс головой, — это люди друг другу гады, а звери, они что… Ну, съедят, если голодные, а чтоб в душу нагадить или предать, это нет! Эх, котяра, да пошло оно все к Проклятому. Не хочу быть капитаном гвардии и этого копленного сына сторожить. Извини, я не про тебя. Тебя б на трон я хоть сегодня посадил. Ты и смотришь по-королевски, и не трус, видать, а этот, этот… Устал я что-то, кот. А может, ты мне снишься, а? Дверь закрыта, окна тоже… Точно, снишься. Тебя нет, и меня нет… И хорошо, что нет. Не хочу быть. И не буду!
Кот потянулся, подошел и неторопливо взгромоздился к Базилю на колени. Тот удивленно тронул лоснящуюся спину.
— Жалеешь? Спасибо… Только нечего меня жалеть! А, гори оно все синим пламенем!


— Сигноры. — Тартю говорил именно так, как, судя по книге, говорил Анхель Светлый, — короткими, рублеными фразами. — Мы пришли к выводу, что Совет Нобилей нам не нужен. Мы его распускаем. Отныне Арция — это мы. А теперь к делу. Мы обещали должность канцлера Арции Жоресу Аганнскому, но тот не может исполнять обязанности в связи с полученными ранами. Посему мы отменяем должность канцлера как таковую.
Все дела, связанные с казной, решает король. Генеральные Штаты могут быть созваны только по приказу короля. Мы намерены раз и навсегда покончить с изменой. Для этого мы учреждаем Красную Палату, в чем нам окажет помощь орден Святой Равноапостольной Циалы. Королевская гвардия будет разделена на две части. Первая сохранит старое имя и сигну, и у нее будет одна привилегия — первыми умереть за своего короля на поле боя. Ее капитаном по нашему решению остается граф Мо. Мы создаем личную королевскую охрану, которая станет новой гвардией. Ее младшие сигуранты будут получать жалованье деканов гвардии. Ее капитан обретает ранг вице-маршала и подчиняется только королю. Наши решения не обсуждаются, мы призвали вас лишь для того, чтобы довести их до вашего сведения.
Кроме того, мы желаем раз и навсегда решить вопрос с северными провинциями. Мы намерены послать своего представителя в Гвар-Набот, с тем чтобы принять присягу Рорика Ра-Гвара и потребовать от него выдачи укрывшихся там мятежников. В случае, если Ра-Гвар проявит неповиновение, он будет казнен.
Граф Мо, мы поручаем вам, как капитану старой гвардии, отвезти мой приказ в Гвару и повелеваем вам выехать завтра же, чтобы вернуться к коронации, назначенной нами на двадцать четвертый день месяца Волка.
Присутствующие замерли. Явиться к Лосю с такими требованиями означало лишиться головы, но Базиль не моргнул и глазом.
— Ваше Величество, — в фиалковых, как у матери, глазах вспыхнула и погасла кошачья искра, — я отвезу высочайший указ Рорику Ра-Гвару и приложу все усилия к тому, чтобы ответ вышеупомянутого Рорика был доставлен в Мунт к коронации Вашего Величества. Если я не смогу присутствовать на сем великом событии, то лишь потому, что к тому будут веские и не зависящие от меня причины. Я не сомневаюсь, что новая гвардия исполнит свой долг безукоризненно.
Теперь же я прошу у моего короля разрешения удалиться. Мне нужно отдать несколько распоряжений и навестить моего духовника, а для этого я должен узнать у матушки, кто именно является таковым.
«А ведь он понимает, что его ждет, — подумал Тартю, — понимает и все равно издевается. Рорик посла прикончит, в этом не может быть никаких сомнений. После этого можно требовать отлучения Лося. Мальвани воспротивится, а это повод для Клавдия поднять на Конклаве вопрос об отзыве гварского кардинала и лишении его сана. Селестин к этому времени договорится с фронтерским господарем и Ноэлем о совместных действиях против мятежной Гвары. Повод все тот же — убийство посла, причем родственника будущей королевы. А Вилльо и так в Арции более чем достаточно, хотя вполне хватит Элеоноры и ослепшего, спасибо Кэрне, Аганна».


Кто-то открыл дверь и вошел, но Филипп даже не повернул головы: презирать их всех — это единственное, что ему оставалось. Зря он, узнав о смерти дяди Сандера, набросился на Жореса. Тот лишь засмеялся, схватил его за руки и усадил на место. Теперь Жорес не смеется, Рито Кэрна отплатил ему за все… Только бы его не схватили, его и того атэва, что пришел на помощь!
— Сидишь? — Как же граф Рунский теперь ненавидел этот голос. Предатель и мерзавец, даже больший, чем Жорес и граф Реви. Те сидели и выжидали, чья возьмет, а Базиль сначала был с Тартю и Стэнье на Гразском поле, а потом вместе с ифранцами гонялся за Рафаэлем.
— Ты можешь сколько угодно делать вид, что меня нет, но я есть. — Базиль подошел к юноше, вынул книжку из рук, глянул на обложку и пожал плечами. — Разумеется, «Леонард». Я бы это безобразие сжег на площади.
— Предатели всегда ненавидели людей чести…
— Вот-вот, — Гризье захлопнул книгу и положил на стол, — Леонард был человеком чести, но угробил все, что можно и нельзя. Можешь обливать его слезами сколько твоей душе угодно, но покойник был дурак и погиб по-дурацки.
— Да что ты в этом понимаешь! — крикнул Филипп и осекся, почувствовав, что краснеет. Он ведет себя как мальчишка, позволяя этому подонку с собой играть.
— В чем? В дураках? — осведомился братец. — Очень даже понимаю. Но о них поговорим позже. Я завтра еду на север, наше новое величество изволило дать мне поручение.
Филипп промолчал. Какое ему дело до поездки Базиля, уберется отсюда, и ладно!
— Ты поедешь со мной, так что собирайся.
— Я с тобой никуда и никогда не поеду! Я не желаю тебя знать!
— Угу. А заодно ты меня ненавидишь, презираешь и считаешь мерзавцем, подонком и негодяем, предавшим короля.
— А что, не так?!
— Допустим, что так, — пожал плечами Базиль, — конечно, Арция знала негодяев и покрупнее, но я тоже ничего. Нет, решительно, попадись мне этот Леонард с его честью, я бы сам его убил. И он бы не мучился, и ты бы, глядишь, соображал получше.
— Ты бы с ним не справился, — вскинулся Филипп.
— А из-за угла? — улыбнулся граф Мо. — Мы, негодяи, полны коварства и всегда наносим удар ножом из-за угла. Твой дядя — я говорю не про Фернана, а про Тагэре — был лучшим воином Арции. Помогло ему это? Нет. Хотя так, как дрался ОН, твоим леонардам и не снилось.
— Убирайся! — Филипп понимал, что ведет себя глупо, по-детски, но видеть кривоватую усмешку на красивом лице братца было выше его сил. — Вон! Убирайся… Или я тебя убью!
— Уберусь, — не стал спорить Базиль, — но убивать меня не надо. За тебя это сделают другие, и гораздо лучше. Я еду в Гвару.
— В Гвару?
— В нее, — подтвердил Базиль, — к Лосю. Везу письмо Тартю. Надо полагать, Рорик проявит меньшую изобретательность, чем твой кумир Кэрна, и просто оттяпает мне голову, но тебя он не обидит. Ты — сын Филиппа и любимый племянничек Александра, а с мозгами у вас не в порядке одинаково, так что споетесь.
— Я никуда с тобой не поеду!
— Даже чтобы посмотреть, как торжествует справедливость? Если хочешь знать мое мнение, а даже если и не хочешь… Тартю пришел надолго. Оргонде не до жиру, лишь бы отбиться. Если эта страна заполыхает, то только с севера. Так что, братец, собирайся. В Мунте тебе с твоим характером и положением делать нечего.
— Я не побегу. Тагэре не бегают!
— Нет, ты не племянник Александра, ты — его сын, а заодно — внук этого клятого Леонарда! Если хочешь что-то сделать, ты должен быть живым и свободным, осел ты эдакий!
— А тебе это зачем? — нахмурился Филипп. — Тебе, предателю…
— Для разнообразия. Захотелось предать еще и Тартю. Погоди…
Дверь распахнулась, пропустив Элеонору и незнакомого циалианского рыцаря. Базиль раздраженно посмотрел на мать, но та не удостоила его даже взглядом.
— Филипп, — пропела бывшая королева, — Его Величество дарит братьям своей невесты одну из королевских резиденций. Речной Замок принадлежит вам и Александру, равно как и провинции Эстре и Мальвани, во владение которыми вы вступите, достигнув совершеннолетия. Сигнор Арвэль прибыл, чтобы сопровождать вас.
— Матушка, — тихим голосом осведомился Базиль, — а вы также переезжаете в Речной Замок?
— Мое место рядом с тем из моих сыновей, кто более всего во мне нуждается, — надменно заявила Элеонора, — кроме того, я должна проследить за подготовкой приданого. Разумеется, я буду навещать Филиппа и Александра, но сейчас им нужнее воспитатели и наставники. Этот достойный рыцарь Оленя будет давать уроки воинской доблести, он же и проводит Филиппа и Александра в их новые владения.
— Я — бастард, — твердо сказал Филипп, — и не могу быть хозяином королевской резиденции. Я согласен сопровождать графа Мо в его поездке на север.
— Сожалею, — подал голос Белый, — но это невозможно. Монсигнор несовершеннолетний, его опекуном является Его Величество, а он определил, что братья Ее Высочества Элеоноры должны отправиться со мной. Миссия, порученная графу Мо, может быть исполнена лишь взрослым мужчиной и опытным бойцом. Его Величество не считает возможным подвергать опасности своих юных подопечных.
— Его Величество весьма заботлив, — с непроницаемым лицом заметил Базиль, — что ж, Филипп, поезжайте с ситнором. Вам и впрямь следует многому научиться. Я, разумеется, с разрешения августейшего опекуна, навещу вас по возвращении из Гвары, — Базиль задумчиво тронул книгу. — Говорят, если перед дальней дорогой откроешь наугад страницу, узнаешь свое будущее… Хм… Что бы это могло значить? «Леонард смотрел на людей, которых знал всю жизнь, и видел их словно бы впервые, а может быть, он впервые смотрел открытыми глазами на свою жизнь…»


Если б Базиль мог убить лейтенанта Эсташа, он бы это сделал не задумываясь. Мелкий дворянчик, чей отец подался на службу еще к Орельену Тартю, не только метил в маршалы Арции, но и вел себя так, словно уже стал им. Наглец и подхалим, гнуснее не бывает, но приходилось терпеть. Базиль довольно быстро смекнул, что сопровождающий его эскорт, по сути, является конвоем. Пьер боялся, что посол в последний момент решит поберечь голову от гварского топора и вернется или сбежит, а ему нужен повод обвинить Лося и, самое важное, Жоржа Мальвани. Сначала Гризье удивляла жизнерадостность спутника-конвоира, так как тот отнюдь не походил на храбреца, а гварцы, казнив посла, вряд ли отпустят его свиту, но Эсташ проговорился, что его дело — проследить, как граф Мо перейдет границу, и ждать его на арцийском берегу речки Ароны. В том, что у переправы караулят разъезды Рорика, Базиль не сомневался. Стало быть, «охрана» полюбуется на то, как его схватят, и отбудет доложить. Ну и Проклятый с ними!
Странное дело. Поняв, что выбора у него нет и умирать придется, Базиль не то чтобы успокоился, но махнул на все рукой. Что будет, то и будет, до Ароны печалиться не о чем, а после — поглядим. Возможную смерть Гризье из головы выкинул, но от Рубена Эсташа его тошнило. Особенно когда тот заводил светскую беседу.
Будь на месте Базиля кто-то из покойных «волчат», лейтенант бы отправился к праотцам раньше того, кого он вез, но граф Мо был братом и сыном. Как бы он ни препирался с родичами, он не мог поднять руку на доверенное лицо нового короля. Рубен и иже с ним повернут все так, что отдуваться придется покалеченному брату, матери и, что самое печальное, Норе, которую и так ждало мало хорошего.
Базиль слушал несмешные шутки, время от времени отвечая так, что другой на месте Эсташа схватился бы за меч, но лейтенант новой гвардии был мудрым человеком. Он немедленно «вспоминал» о важном деле и отъезжал в сторону, а потом появлялся как ни в чем не бывало. Через кварту Базиль стал считать дни до Ароны, полагая, что Рубен делает то же самое. Будь на то его воля, граф Мо и не подумал остановиться, но ранняя зима потребовала заменить лошадям подковы, а это требовало дневки.
Деревушка, в которой задержалось посольство, была небольшой, но довольно-таки зажиточной. О новом короле здесь уже слышали, и радости на селянских физиономиях это не вызывало. Люди угрюмо молчали, выполняя приказы и просьбы незваных гостей, и Гризье с неожиданным злорадством подумал, что север рано или поздно покажет зубы.
Стараясь не обращать внимания на неотвязно следующих за ним гвардейцев, Базиль прошелся по главной деревенской улице. Летом, когда стены и плетни обвивал зеленый хмель, а под окнами цвели мальвы и гирасолы, здесь, без сомнения, было весьма недурно, но на грани осени и зимы все казалось жалким и ненужным, как его собственная жизнь. И в довершение всего у колодца болтался Эсташ, которому тоже было нечего делать.
— Мои приветствия, граф. — Хоть бы кто-нибудь когда-нибудь этого гусака удавил! — Вы не находите, что слухи о красоте здешних девок малость преувеличены?
— Нахожу, что красота встреченных нами дам соответствует вашей доблести, лейтенант.
— Вы намекаете, что красота вашей сестры достойна доблести нашего государя? Жаль, если вы не сможете присутствовать на свадьбе…
— Нельзя успеть всюду, мой дорогой лейтенант, но уж вы-то наверняка увидите и эту церемонию, и множество других. Не сомневаюсь, вы проживете долго и про вас в Мунте сложат песни.
— Значит, вы думаете, что моя слава сравняется со славой рода Вилльо?
— Что вы, сигнор Эсташ, вы затмите нашу семью. В этом я не сомневаюсь. Новая гвардия будет истинной опорой трона, а вы во всем будете брать пример с Его Величества и достигнете куда больших высот, чем я или мой несчастный брат. Возможно, вам удастся сделать то, чего не удалось мне и капитану Клеману, и вы встретите маркиза Гаэтано. Или же он вас встретит,..
Что с вами? Вы переменились в лице. Неужели сама мысль о Рафаэле Кэрне для вас столь неприятна? Воистину, вы во всем берете пример с государя. Когда-нибудь вы непременно станете последней преградой между грудью Его Величества и мечом безумного мирийца. — Базиль повернулся и быстро пошел прочь. У кузницы он увидел своего коня, которого держали двое гвардейцев.
— Готово?
— Да.
— Седлайте.
— Но, сигнор…
— Я сказал, седлайте. Если вам приспичило ехать за мной, езжайте, но не ближе чем за сотню ланов. Вы хотите что-то сказать?
— Н-н-нет, — протянул невысокий гвардеец с родинкой на виске, а его товарищ бросился за сбруей. Базиль, постегивая себя по голенищу выдернутым из плетня прутиком, молча ждал. Гвардейцы возились долго, но одного жеребца нельзя седлать бесконечно, а Эсташ не появился. Ухмыльнувшись, Базиль вскочил в седло и поехал прочь. Караульщики, без сомнения, тащились сзади, но Базиль уже привык о них не думать. Сначала он пустил коня по дороге, но затем его внимание привлекла запоздалая рыжая бабочка, сначала усевшаяся на рукав, потом перебравшаяся на ухо лошади и затем полетевшая впереди. Граф, сам не зная зачем, свернул с тракта в степь. Его словно бы что-то тянуло за помилованной осенью летуньей, а бабочка весело кружила вокруг, рисуя в воздухе замысловатые петли. Они проехали овраг, обогнули заросшую низкими деревьями длинную горку, на вершине которой красовались какие-то развалины, впереди показались вершины неизбежных в этих краях тополей. Бабочка снова присела на лошадиную шею, затем взмыла вверх и распластала крылышки, подражая парящему орлу.
Это было смешно, пока сзади не послышался какой-то свист и крики. Базиль обернулся и успел заметить, как два его непрошеных спутника валятся на землю со стрелами в груди, а затем в воздухе что-то свистнуло, но не стрела! Плечи Базиля сдавило, и неведомая сила вырвала графа из седла, швырнув его на подмороженную землю. Перед глазами вихрем пронеслась стая рыжих бабочек, и все исчезло.
Пришел он в себя не сразу, а когда пришел, первым, кого он увидел, был маркиз Гаэтано, встречу с которым он столь навязчиво обещал Эсташу. На рукаве у мирийца сидела проклятая бабочка, а рядом стоял пресловутый атэв, державший в руках свернутый аркан. Вот, значит, как… Мысли разбегались, голова гудела, но Базиль заставил себя подняться. В глазах потемнело, а когда он снова смог видеть, бабочка куда-то исчезла, зато появился плотный зеленоглазый парень с удивительно неприятной физиономией.
— Вот мы и встретились, Базиль Гризье, — негромко произнес Кэрна. Базиль стиснул зубы, пытаясь собраться с мыслями. Дурацкое начало, да и сам разговор будет не лучше.
— Маркиз Гаэтано? — Проклятый, ну зачем все это… Ведь и так все ясно. — Я, признаться, думал, что вы уже в Оргонде…

---

Хоббит

А меня папа, проводив гостей домой (ПОЧЕМУ ОНИ ТАК НЕНАДОЛГО?!!!!!!) выгулял на Хоббита.
Мне понравилось. Даже очень.
Сравнивать с оригиналом не могу, читала только ВК, и то так давно, что ничего не помню, поэтому оценить экранизацию не в состоянии. А фильм меня порадовал. И он был красивым, я давно хотела чего-то красивого посмотреть (прямо как в детстве - дайте спецэффекты! ), а тут было красиво.
Бильбо мне пока нравится больше Фродо. Не, ничем объяснить не могу, я уже вообще мало чего про Фродо помню, но ощущения от этого Бильбо как-то сильно приятнее, чем от собирательного образа Фродо по книге и фильму. Если племяника я только усилием воли не пролистывала (и в печатном варианте, и в экранизации), то тут убрать Дядю из кадра не хотелось.
А вот бесцеремонных гномов, ввалившихся к нему побить очень даже хотелось. Хотя гномы всё равно хорошие. Мне седой понравился, кстати, Торин придёт, нарычит, этот придёт - успокоит.
Роль Гендальфа в истории (герои попали в неприятности, прилетел пришёл волшебник в голубом вертолёте сером и подарил эскимо спас) мне живо напомнило, почему я в детстве всегда предпочитала наставников Героев самим Героям. И вообще, вспомнила о том, что любила Гендальфа Серого раньше. Ну вот ровно до тех пор, пока он не стал Белым, потом меня от него как-то отвернула (вот прямо как от Бродяжника, когда тот стал Арагорном ХДД)
Нездешне повеселил светлый совет. Союзнички, блин. Благородные. Гы-гы.
Галадриэль в отличии от ВК не раздражала. То ли я была готова, то ли в этот раз её сделали приличнее. Мне приглючилось, или там и правда был намёк на заговорщицких Митрандир/Галадриэль, а?
Имена гномов не запомнила, разумеется. ТОлько Филли и Килли, потому что их часто называли в фильме по имени, и в ленте избранного. Если бы не лента, то кто из них кто для меня бы осталось загадкой.
Торин иногда радовал, иногда веселил.
Я говорила, что мне понравилась картинка? Мне очень понравились пейзажи, причём именно городов гномьего, эльфийского, хобитячьего тоже, но хобитячьего больше внутреннее убранство (уютненькое такое).
А вот Радагаст меня расстроил, но в основном из-за того, что я совершенно ничего о нём не зная и не помня имела какой-то свой фаноный образ, который был ну совсем другим, да.
Король гоблинов не лишён обаяния, да. И нельзя сказать, что я не согласна с ним на счёт того, что он говорил про пришедших с мечом. Или что он был так уж не прав.
И чисто такая не относящаяся к фильму радость: не может не радовать, что уже через пять минут просмотра я перестала обращать внимание на то, что озвучка украинская, хотя очень давно не смотрела отечественных каналов. Правда я бы всё равно предпочла в русской озвучке, как более привычной уху.

---

С Рождеством Вас!